Бывший

Я ушел от Татьяны сам. Язык порою острее меча, и я просто устал от скандалов и разборок. Она безумно ревновала меня к странной женщине, живущей по соседству. Изрядно помятая особа никогда меня не интересовала, но просто убивали Танины слезы и крики. Жена хотела, чтобы я выкинул соседку из дома, оскорбил, обозвал и так далее и тому подобное, а я не мог понять, почему я должен все это делать?

Моя жена обязана верить мне с полуслова. Выполнять мои требования, следовать моим правилам. Я ее муж и точка. Татьяна никогда не принимала этого, и я ушел. Исчез, попытался продолжать жить, но не смог. Как дурак все время ждал, что хороший день настанет. Но без нее было темно и пусто. Мне снился Танин запах, я даже по ее крикам скучал. И вот спустя две недели пришел обратно, вернулся в нашу квартиру рано утром, достал ключи, что всегда были в кармане. И, отперев ими дверь, сразу же наткнулся на мужскую обувь в коридоре. У меня кровь в жилах остановилась. И если есть у этого мира верх — её красота, то значит есть и низ — её неверность. Тошно стало, вспомнились слова отца про мед, для которого всегда найдутся мухи.

Мои глаза налились кровью. Не разуваясь, прошел через зал дальше в спальню, а там лежала она. Наверное, голая, я не знаю. Одеяло до подбородка натянуто, волосы по подушке раскинуты. Я так любил целовать ее волосы… Собирать их чистый запах. А на соседней… На моей подушке лежал ее одногруппник. Парень, который с первого курса на мою жену слюни пускал.

Злость во мне аккумулировалась до состояния ядерного взрыва. Мгновение, и этот парень открыл глаза, всматриваясь и ничего не понимая. Я убить их хотел, заорать, мозги по стенке размазать. Но почувствовал в груди острую боль такой силы, что вздохнуть не мог. Невыносимое, убивающее состояние. Еле выход из квартиры нашел, вниз спустился, кое-как за руль старой тачки сел и поехал куда-то прямо. Толком не помню. Вначале все шло неплохо. Но на перекрестке с управлением я все-таки не справился. Вмазался в столб. Так и остался у меня шрам на сердце и шрам над бровью от разлетевшегося на осколки стекла. Священная память о бывшей жене.

— Тимур Назарович.

Оборачиваюсь на голос.

Моя секретарша изо всех сил старается выглядеть спокойной.

— Там Адем Махмутович звонит, говорит, вы мобильный не поднимаете.

Кивнув, возвращаюсь к столу. Надо будет перед секретаршей извиниться, нехорошо получается.

— Доброго времени суток, брат Адем, извини, звонок пропустил, — сажусь в свое кресло.

— Благополучия тебе, брат Тимур, я насчет вечера звоню.

— Помню. У Фатмы сегодня кыз бакма[1].

— Точно. Семья жениха приедет. Погода хорошая, в саду тебя ждём.

— Буду, обязательно буду.

— Легкой работы тебе, брат, — отключается Адем.

Глава 32

Тимур

— В общем, брат, тут все отлично, — спрыгивает с фундаментной плиты Адем, отряхивая руки, — все в силе. Гостиничный дом твой, ресторан в нем мой.

Кивнув, соглашаюсь. Непроизвольно кошусь на пекарню, что расположена всего в двух минутах ходьбы от моего будущего объекта.

— Что-то вы зачастили к нам, Тимур Назарович, — протягивает мне руку бригадир строителей, а мне от его шутки не по себе.

Сам не знаю, отчего меня сюда так и тянет. Хочется, чтобы он замолчал. Распирает совет мужику дать: спрашивай того, кто тебя спрашивает.

— А почему не хостел, брат? — интересуется Адем.

— Потому что целевая аудитория данной отрасли гостиничного бизнеса — люди среднего и старшего поколения, — автоматически выдаю, как на презентации, и снова кошусь на пекарню, к которой в этот момент подъезжает тачка — универсал жуткого поносного цвета, — семейные пары, семьи с детьми… — теряю мысль, потому что из машины вылезает Заболоцкий.

Адем ждет продолжения, а я наблюдаю за тем, как белобрысый пастух прется не ко входу в кафе и даже не к офисной части здания, а на крыльцо дома, где живет моя бывшая.

— Молодёжь, конечно, тоже может выбрать гостевой дом, — облизываю пересохшие губы, чувствуя укол ревности, — в качестве варианта размещения. Но сосредотачиваться следует на людях более или менее состоятельных, которые приехали не экономить, а отдыхать. Они желают, как правило, расслабиться и пожить некоторое время вдали от суеты и…

Не могу перестать смотреть на этот дом с окнами в пол.

— Так разница в чем? — присаживается на бревно Адем.

Мужики подносят нам чай, я благодарю, беру стакан и жадно пью, продолжая сканировать здание пекарни. У нас невозможно представить день без стакана чая, да что там стакана — хорошего такого чайника. Даже сомнительные поклонники чаев пьют его раза три-четыре на день. Именно поэтому наш бригадир старается в этой области, как может.

А зашедший в дом моей бывшей жены ишак Заболоцкий все никак оттуда не выйдет. Фантазия рисует картинки того, как он прижал ее к стене и жадно трахает. От этой мысли сводит зубы. Потому что именно это делал бы я, окажись мы в замкнутом помещении. С ней сдерживаться невозможно. Она очень красивая, очень вкусно пахнет и очень… Беру себя в руки, закрывая глаза и с усилием проталкивая в горло скопившуюся слюну. Мне надо рассказывать дальше, иначе Адем заметит, как у меня крышу сносит. Грязная, гулящая, доступная. Мне такая не нужна.

— От прочих заведений, — прочищаю резко охрипший голос, — гостевой дом выгодно отличается уютом и спокойствием. Хостел, — выдавливаю из себя, — или бюджетный отель этим похвастать не могут. В гостевом доме можно получить сервис на уровне 4* без переплат. Атмосфера приятнее и дружелюбнее, чем в апартаментах, — зависаю, потому что Таня выходит на крыльцо.

Адем, к счастью, переключается на бригадира Алешу. Заболоцкий покидает жилище следом за ней. Они о чем-то мирно беседуют, Таня много смеется, а я как дурак смотрю на них, не отрываясь. Если бы все были умными, некому было бы коров пасти. Это про меня сейчас. Даже с такого расстояния мне видно, как она счастлива в его компании. Татьяна стоит ко мне спиной, Заболоцкий смотрит на нее, в его руках документы. Он приближается, наклоняется. Я почти уверен, что он ее целует. Мне этого не видно, но я уверен, не сомневаюсь — она такая, она любит красивых мужчин, всех подряд, кто… Это безумие… Мозг закипает. Ревность окатывает кипятком с ног до головы. Все знают, что нет человека без печали, а если и есть, то это не человек. И я живой, из плоти и крови. Забытое за много лет чувство резко напоминает о себе, и в сердце расцветает та самая боль. Я ее ненавижу. Я ее почти забыл. Но, как оказалось, она все еще там, в груди, живет себе тихонько, кровь мою будоражит, как крепленое плодовое вино.

— И как долго вы стройку планируете, брат? — Адем общается с бригадиром строителей, продолжая пить чай.

— Тимур, ты куда? — окликает меня Адем.

А я даже не замечаю, что двинулся в сторону парочки, стоящей на крыльце. Оборачиваюсь на голос будущего каинпедаш[2]. Но ничего не отвечаю, игнорируя. Он не настаивает, снова возвращается к разговорам со строителями. Верно решил, что я по делу. Осматриваюсь. Прохожу через перекопанный участок земли, утопая своими Луи Виттон в грязи.

— Тимур Назарович, я начинаю вас бояться, — смеется Заболоцкий, таким образом меня приветствуя.

А Таня не смеется. Она на меня не смотрит. Она злится. А может быть ей все равно. Я уже не знаю.

— Что вам нужно, господин Айвазов?

Что мне нужно? А шут его знает. Успокоиться не могу, когда на нее смотрю. Будто голову вырубает на хер.

Она наконец-то оглядывается. Мы с Татьяной смотрим друг другу в глаза, вкладывая в этот взгляд всю страсть и ненависть, на которую только способны. А способны мы на многое. Интересно, с ним она такая же горячая? Конечно, как же иначе. И горячая, и свободная, и распущенная, и жадная. Влажная… Умеющая вознести мужчину на седьмое небо.

— Пошли, Макар, нам еще в банк ехать, — убирает волосы за уши Таня, быстро спускаясь по ступеням.

1

Кыз бакма (тур. kız bakma) — смотрины.

2

Каинпедаш (тур. kayınpeder) — тесть.