Фрегат

— И это всё, что было? — спросила Маша.

— Ну, в общем, да. Ещё месячные у неё начались, но сейчас стало полегче. Я слежу.

— Держишь руку на пульсе, молодец! — снова вмешалась Марина. — А Вера — это такая худенькая девочка? У неё же недобор веса.

— Да в нашем профиле у каждого второго недобор веса, — заметил Гриц. — В итоге, Азамат, ситуация с Верой должна быть под твоим строгим контролем. Веру надо вытягивать. Через неделю доложишь педсовету.

Можно было бы перейти к следующей персоналке, но самый главный вопрос насчёт Веры Александровой ещё не прозвучал. Азамат встал, опёрся спиной о подоконник и внимательно вгляделся своими чёрными глазами в лица коллег. Гриц явно ни о чём не подозревал. Алекс углубился в компьютерную игру. Марина проверяла свои самостоятельные. Катя заполняла какую-то таблицу в рукописном талмуде. Соня просматривала дневники, высившиеся ровной серой стопкой на её столе. Сидящая рядом с ней Маша ободряюще улыбалась, глядя в лицо Азамату. Паша тоже смотрел на него, подсобравшись, как спортсмен перед прыжком.

— В заключение насчёт Веры не могу не поставить вопрос перед педсоветом о её проекте.

— Какой ещё проект? — спросил Гриц. — Восьмиклассники с такими долгами никакими проектами не занимаются.

— Вера получила проект от Паши и Сони, в рамках «Газеты», увлеклась им, посвящает о-очень много времени.

— Ну так надо проект заморозить, пока она не исправится, — сказала Маша.

— Тут не всё так просто, — ответил Азамат.

В разговор снова включилась Марина:

— Это же не кафедральный проект, это проект от «Газеты».

— Паша, проясни, что происходит, — попросил Гриц, разворачиваясь лицом к препам.

Учитель Павел встал.

— Вера в прошлом году очень успешно и очень активно публиковалась в «Газете». Соня подтвердит.

— Да, это так, — кивнула Соня, выглядывая из-за своей стопки.

Павел продолжил:

— В этом году ей захотелось перейти на другой уровень. Она задумала писать роман и публиковать в «Газете», главу за главой, как Диккенс.

Не знаю, зачем я приплёл Диккенса. Он у Грица, воспитывавшего себя на Стругацких и Лукьяненко, явно не в фаворе и, возможно, даже и не в ближайшем доступе.

Но учитель Павел ошибался.

— Диккенс, Паша, был при этом социально успешным, — сказал Гриц. — А Вера в данный момент социальный банкрот, она геометрию с прошлого года сдать не может! Кроме того, твой Диккенс и человеком-то был паршивым, явно не пример для подражания.

— Среди писателей вообще мало достойных примеров для подражания, — парировал Павел. — Они как личности часто очень сомнительны. Но мы же ценим их за их творчество, а не за их грехи.

— Вот то-то и оно, Паша! — почти выкрикнул Гриц. — Если писатель — дерьмовый пример для подражания, зачем забивать Вере голову его историями? Не зря же мы приняли литературу как воспитательные линии в нашем профиле!

В это время в кабинет вошёл Гена, отвечающий за кабалу, чтобы раздать препам сделанные детьми отработки. Видя, что страсти накаляются, и хорошо зная, к чему это приведёт, он застыл у двери с исписанными листочками в руках.

— Я считаю, что проект надо заморозить, пока Вера не выправит учёбу, — сказал Гриц, повернувшись к Азамату. — Если нужно, готов поговорить с ней лично.

Учитель Павел в недоумении смотрел по сторонам. Коллеги, вы серьёзно? Соня?! Соня открыла было рот, собираясь что-то сказать, но промолчала. Тогда Павел ринулся в бой.

— Такой проект нельзя заморозить, Гриц. Речь идёт о творчестве, его нельзя запретить.

— Такой проект вообще нельзя было давать, Паша, пойми! — Гриц встал и, переваливаясь с ноги на ногу, как медведь, пошёл на Павла.

— Не так всё страшно, — испугавшись, пробормотал Павел.

Гриц был уже совсем близко.

Его широкое лицо с крупными чертами побагровело, выпученные глаза, казалось, готовы были метать молнии.

«Гриц волоокий, тучегонитель, свирепого гнева родитель», — вспомнились Павлу строчки из детского текста, написанного на пакете «Одиссея» и опубликованного в «Газете». Тогда все смеялись и шутили, сейчас же он начинал постигать всю меру ужаса ребёнка, попавшего под меч Грицовского гнева. Теперь Гриц действительно кричал:

— Это страшно, Паша! Это очень страшно! Что же ты делаешь?! Ты ломаешь систему! Почему ты сначала не хочешь поучиться, прежде чем влезать со своими проектами? Какая у нас идеология для восьмого? Азамат, скажи ему.

— Умри, но сделай.

— Вот именно, умри, но сделай! А ты чему учишь, чем девочке голову забиваешь? Придёт вдохновение, и тогда… Что тогда, Паша? Ты можешь привести хоть один пример успешного писателя, такого, чтоб твои дети взяли его за образец, могли подражать ему?

— Джон Фаулз? — неуверенно произнёс Павел.

— Тьфу ты, твою мать! — в сердцах выкрикнул Гриц. Затем он отступил на своё место и тяжело опустился на школьный стул, издавший при этом печальный стон.

В наступившей паузе поднялась и заговорила Соня:

— Я хочу вмешаться и — Гриц! — немножко поддержать Пашу. Во-первых, проект Вере Александровой давали мы вместе. Мы думали, что это в рамках идеологии «Газеты»: «Газета» как творческий проект на тугрики*, который дети делают по желанию в свободное время. Что, Гриц?

Гриц был явно обессилен своей атакой, как маг после мощнейшего заклинания. Кроме того, несмотря на холерический приступ праведного гнева, он был мудр и опытен и даже в такой эмоциональный момент мог найти в себе силы прислушаться к мнению коллеги.

— Говори, Сонечка, продолжай.

— Так вот, Вера попросила у нас помощи и руководства в доведении своего замысла до конца. Это тоже соответствует нашей идеологии. Умри, но сделай до конца. Кроме того, Гриц, я тебе снова возражу. Восьмой класс — это ещё и класс самоопределения. Ребята ходят на спецкурсы, выбирают себе кафедру на будущий год. Вера хочет попробовать себя на соцгуме, хочет заняться пониманием людей через написание художественных произведений.

Катя оторвалась от талмуда и удивлённо вскинула брови. Гриц тяжело вздохнул.

— Всё это так, Соня, Паша. Паша, прости, я, наверное, был неправ, — при этих словах Грица Азамат энергично покачал головой. — Но вы поймите, вы сейчас рушите систему, которая создавалась и проверялась годами. Вам надо было бы сначала во всё вникнуть, а потом что-то менять по-своему. Я разве из-за вдохновения весь этот шум поднимаю?

— Вдохновение очень важно, — вдруг сказала Марина. — Без вдохновения как жить? Тоска заест на кабале.

— А с вдохновением вдохновенно провалишь учёбу, вылетишь из школы и куда дальше? Ещё один нищий писатель? — включилась Маша.

— Вот именно, — неожиданно поддержал Машу Гриц.

— Я уже ничего не понимаю, — сказал Павел.

— А ты, Паша, не о вдохновении думай, не о творчестве, а о конкретном человеке, о Вере Александровой. Что даст ей этот проект и твоя помощь? Чему ты помогаешь? Не все двери нужно открывать.

Во время наступившей короткой паузы Гена пробежался по рядам, раздал препам работы и вернулся к двери, чтобы узнать, чем закончит Гриц.