Фрегат

Получив смертельный удар, Вера собралась было покинуть арену, но Говорун остановил её, лукаво указывая на свою шашку: он бил не остриём, а тупой частью, так что поражение на самом деле не засчитывалось. Веру такое коварство разозлило, но и заставило быть осторожней, чтобы в следующий раз дорого продать свою жизнь.

Поняв, что Вера медлит и теперь не будет необдуманно атаковать, Говорун спрятал за спину шашку, отставил в сторону баклер, выкатил колесом грудь и стал вразвалочку прохаживаться по залу, всем своим видом показывая, что не собирается защищаться. Вера подумала, ринулась на него, получила свой тычок в плечо, но ещё до этого как следует врезала Говоруну по ногам.

— Отличный удар, — похвалил Говорун и освободил место в центре зала для следующего бойца. Учитель Павел смотрел на Веру. На ней была казённая маска с широкими отверстиями, за которыми — он это не столько видел, сколько ясно чувствовал — расплывалась довольная Верина улыбка.

***

В конце занятия, как это было принято, они парами отрабатывали приёмы тайшоу, а затем все по очереди подходили к Говоруну за своей долей тычков и бросков. Единоборство с мастером по кругу шло быстро: Говорун расшвыривал своих учеников разного возраста, роста и телосложения, как Джекки Чен хулиганов. Вера сегодня, особенно после победы над учителем в мечевом бою, пребывала в каком-то лихорадочном воодушевлении и во время тайшоу бросалась на Говоруна, как тигрица, а после поражения не хотела уходить, так что в итоге получила укоризненное замечание от мастера и отошла в сторонку, сопровождаемая взглядами товарищей и весьма довольная собой.

— Ну хватит, занятие закончено, — сообщил Говорун, завершив очередной круг. — Паша, ты отвечаешь за оборудование. Вера, ты помогаешь.

Это было не наказание, а правило: обычно новенькие или присоединившиеся после перерыва помогали относить имущество секции в подвал, где хранился спортивный инвентарь.

С помощью нескольких мальчишек учитель Павел и Вера оттащили мешки с шашками, баклерами, масками и прочими ценностями в П5. Мальчишек отпустили, от них в деле аккуратного размещения инвентаря всё равно не было проку. Вера с Павлом задержались, чтобы всё привести в порядок, как требовал Говорун, и Павел, улучив минутку, спросил, как продвигается «Фрегат». Ответ был неожиданно уклончивым, Вера заявила, что ей нужно переодеться, чтобы начать соображать, и они условились встретиться на первом этаже у питьевого агрегата.

Павел думал, что опередит Веру, однако, когда он, насвистывая и шевеля отдающими болью плечами, сбежал по трём ступенькам нижнего холла, девочка была уже там и жадно, большими глотками пила воду, снова и снова наполняя пластиковый стаканчик. Затем она смяла стаканчик, но не выбросила, а продолжала сжимать в руке, другой рукой стёрла с верхней губы водяные усы и молча, с вызовом уставилась на Павла. Розовую майку «Stopandthinking» она поменяла на серую толстовку с распадающимся на осколки магом.

— Ну, Вера, — растерянно пробормотал Павел, — как твой «Фрегат»… продвигается?..

— Никак! — грубо выкрикнула Вера.

Павел знал, что в такие моменты подросткам надо говорить что-то ободряющее, что-то из техники активного слушания, но у него язык не поворачивался произнести это фальшивое: «Я вижу, что ты злишься и принимаю твои чувства…» Возможно, надо было сказать что-то резкое, мужицкое, как Гриц, но и этого Павел не умел.

К его огромному облегчению, Вера начала выруливать сама.

— Я бездарь, — сказала она и опустилась на школьную скамейку, стоявшую у стены. Но не заплакала, как барышня из Смольного института, а продолжила спокойно и трезво:

— Я прочитала «С кем бы побегать» Давида Гроссмана. За пару дней проглотила. Вот это книга! Огонь, сила! И она настоящая, о реальных людях, о реальном зле в реальном мире. А у меня что? Мальчик-чародей — после Гарри Поттера это даже пошло. Китай, Пустошь — всё фальшиво! Игра странами… тоже муть какая-то.

— Игра странами — совсем не муть, — решительно возразил Павел. — Это очень оригинальная авторская задумка. А насчёт живописания реальности — ты что действительно думаешь, что окружающую нас реальность можно описывать только через реальные события? Что, кроме метода классического реализма, всё остальное — фальшивка?

Вера слушала внимательно, продолжая терзать остатки пластикового стаканчика. Учитель Павел продолжил:

— А как же образный язык, язык метафор? Он зачастую объясняет лучше, чем любой реализм, бьёт в самую точку, когда остальные способы мажут.

Павел взял Верину руку со стаканчиком в свои ладони и мягко, но властно разжал её пальцы.

— Знаешь, что ты сейчас делаешь? Метафорически режешь себе руку. Наказываешь за бездарность.

Павел отшвырнул стаканчик в сторону бачка для мусора, лёгкий пластик не долетел и шлёпнулся на пол. Учитель Павел поднял стаканчик и послал его точно в центр бачка поверх упаковок от булочек из «Ашана» и стаканчиков от коктейля из «Макдоналдса». Вера хихикнула, а Павел сказал:

— Ты проходишь вторую стадию, и я тебя об этом предупреждал. Первая стадия романиста — упоение собственным вдохновением, всё это томленье упованья. На второй стадии вдохновение отступает, и его уже надо ловить — качать хвост собаке. Приползают червяки сомнения и вгрызаются в сердце — метафорически. Или крысы, как пишет тот же Гроссман. На этой стадии особенно опасно сравнивать себя с другими писателями. Я бы даже рекомендовал не читать художественной прозы, пока не окрепнет тело твоего романа.

— Ты так говоришь, Паша, будто сам пишешь. Ты пишешь? — спросила Вера, вдруг застав его врасплох.

Само собой разумеется, он должен был легко и небрежно проронить «да, конечно». А как иначе? Признаться в собственной творческой бесплодности и продолжать менторство? Не признаваться и лгать? Но одного взгляда на Верино лицо было достаточно, чтобы понять: никакая ложь не пройдёт. К счастью или к несчастью, но здесь Павел столкнулся с чем-то органически несовместимым с миром выпускников литинститута и авторов, публикующихся в популярных журналах. В Вере он видел человека, для которого на деле, а не в разглагольствованиях творить значило жить, это была жажда и мука, огонь, растворённый в крови и требовавший выхода. А также не принимающий ничего, кроме правды.

— У меня был долгий перерыв, — признался Павел, — творческий кризис. Потом я пришёл в школу и не писал уже по другой причине — не было сил, с головой уходил в работу, вникал во всё — ты же знаешь, система у нас необычная, и взрослым ещё труднее, чем детям. Но я стал копить наблюдения, делать зарисовки. И теперь задумал кое-что.

— Роман?

— Да, из школьной жизни. Но пока он в нулевой стадии — только вырастает из зыбкого тумана.

— Ну вы чё, домой-то собираетесь? Я ворота закрываю, — грубая реальность встряла в их разговор в лице охранника Вани, и Вера с учителем Павлом поспешили к выходу.

***

В переулке они распрощались: Вера побежала в метро, а Павел решил пройтись до Новокузнецкой, чтобы обдумать всё сказанное и — главное! — недосказанное. Но сначала ему требовалась добрая порция металла. Поэтому он достал плеер с наушниками, врубил на полную громкость «Легенду Ксентарона» и шёл, засунув руки в карманы и фальшиво подпевая, чем пугал гостей столицы, которые шарахались от него, а некоторые даже крутили пальцем у виска. По Красной площади он прошёл почти паинькой, зато на Москворецком мосту позволил себе изобразить гитариста со всеми его рок-пассами и ужимками.