Семилистный клевер

Энви уставился на самую большую кляксу, похожую на раздавленного жука. Следы были слишком очевидными. До этого ишварит вёл себя осторожнее зверя. Очередная подстава или враг так вымотался, что не додумался хоть как-то замаскировать капли крови?

В недрах вагона так загромыхало, словно туда угодила молния. Глаттони промчался по нему с громким топотом, выскочил наружу и провыл над ухом:

— Он здесь, зде-есь?

— Вот ты мне и скажи, — не поворачивая головы, отозвался Энви.

Глаттони распластался рядом, лизнул языком пол.

— Это его, его!

— Ага, я уже понял, — безрадостно произнёс старший гомункул. — Я другого понять не могу, спрыгнул он или делся куда-то ещё.

Глаттони поскрёб железный пол, оглянулся на дверь вагона. Проследив за его взглядом, Энви усмехнулся:

— Ну, проверь.

Глаттони не спешил уходить. Понюхав воздух над платформой, он перегнулся через перила и висел так секунд двадцать, высунув язык, как собака. Энви прислонился к перилам спиной. Жёсткие рёбра прутьев вдавились между лопаток. Запрокинув голову, гомункул смотрел на крышу. Запрыгнуть туда не проблема, но Энви не видел следов крови.

Хмыкнув, он поднялся и приблизился вплотную к стенке вагона.

— Глаттони, сюда иди. Мне нужен твой нос.

Железо платформы загрохотало под тяжестью шагов. Глаттони выглянул из-под его локтя. Глаза обжоры блестели от предвкушения и голода.

— Залезай на крышу, — скомандовал Энви.

Старший гомункул отступил на пару шагов. Глаттони пригнулся к полу, как зверь, напружинился так, что сквозь жир проступили мышцы, и взвился над вагоном.

Он приземлился на крышу с тяжёлым гулом. Ветер загудел над поездом, силясь спихнуть обжору обратно. Глаттони встряхнулся и пополз дальше на четвереньках.

— Куда-а?!

Пухлощёкая физиономия выглянула из-за края крыши. Шмыгнув носом, Глаттони сел на край и свесил с него ноги.

— Пахнет там чем-нибудь таким или нет? — вытянув шею, поинтересовался Энви.

— Табаком несёт. Кровью немного.

Улыбка расползлась на всё лицо, кривя его в такую гримасу, что смертные уже в обморок попадали бы. Глаттони только осклабился в ответ и, склонив голову, поковырял пальцем в ухе.

Энви запрыгнул на перила, чтобы оттуда перебраться на крышу, но в последний момент опомнился и спустился с них на платформу.

— Иди поверху, Глаттони. Я буду прямо за тобой, только снизу. Как только найдёшь, где оборвался след, сообщишь мне, понял?

Промычав в знак согласия, обжора убрался с его глаз. Железо загрохотало под весом младшего гомункула.

— Энви-и, ты зде-есь? — послышался впереди взволнованный голос.

— Уже иду!

Энви ринулся в вагон. Алые всполохи достали до мяса, скользнули по полу, затрещали у кармана. Гомункул на бегу выхватил ещё тёплый от реакции пистолет.

— Ату его, Глаттони! — смеясь, выкрикнул гомункул. — Ату-у!

========== Глава 36 ==========

Скачки проходили в южной части города, на окраине, где развернулся целый комплекс зданий, размером мало уступавший Штабу. Ржание лошадей раздавалось за стенами ипподрома, словно конюшни находились в паре шагов от входа.

Рой оттянул вдруг ставший тугим воротник. Он даже не ступил на территорию ипподрома, а голову уже заполонили воспоминания о войне.

Дети его настроения не разделяли: Эдвард восторженно пялился то на билет, то на формулы на руках, пихал брата под бок и шептал так громко, что прохожие невольно оглядывались.

— Я поставлю на того, химерного! — объявил Эдвард, вытаскивая из кармана брюк пару серебряных монет.

— А вдруг они столько не примут? — сморщил нос Альфонс.

— А какая им разница? Рой, Рой, — Эдвард настойчиво потянул его за рукав, привлекая внимание, — пофиг же, сколько ставить?

Рой пожал плечами. Лошадиные бега он посещал редко: во время обучения в военной академии он больше размышлял о непрекращающейся войне на границах, чем такого рода развлечениях, а после первых вылазок лошади неизменно связывались у него с бойней, что творил он и другие государственные алхимики.

Они прошли под аркой, которую венчали фигуры бегущих коней. Эдварда сразу заинтересовало невысокое здание, где принимали ставки, и он устремился туда чуть ли не бегом.

Альфонс только вздохнул, глядя вслед брату, и вернулся к буклету с информацией о всех участниках сегодняшних заездов. Младший мало интересовался ставками и с самого начала заявил, что хочет посмотреть на лошадей поближе после скачек. У него уже и фавориты свои появились: жёлто-рыжая Гельда и серый, как порох, Дакар. Оба чистокровные пятилетки, оба брали несколько раз первые места и отличались уживчивым характером.

Эдвард вцепился в Старка и всю дорогу уверял, что конь-химера обойдёт любую лошадь, потому что в нём есть немного от гепарда. Рой не стал огорчать его тем фактом, что у Старка есть все шансы выдохнуться на середине дистанции и прийти к финишу дай бог третьим, если окажется под седлом не того жокея.

Дверь раскрылась, как створка раковины, и наружу выглянул Эдвард.

— А ты тут нужен! — крикнул он Рою. — Там мужик говорит, я сам поставить не могу!

Эдвард втянулся обратно, но от двери не ушёл: он в нетерпении поджидал за полупрозрачной панелью, прижавшись носом к стеклу.

Рой подвинул его вместе с дверью и вошёл внутрь.

Изнутри «Бэткинг» походил на гостиничный номер: кожаная мебель, мини-бар сразу за стойкой, где принимали ставки, и камин у дальней стены. Полуофициальную атмосферу дополнял кисловато-острый аромат жареного мяса из-за неприметной на фоне всего остального двери.

Эдвард уже забрался на стул у стойки и с любопытством поглядывал на стопки бумаг.

— А это что? — ткнув пальцем в верхний лист, спросил Эдвард у мужчины за стойкой. Затянутый в тёмно-серый костюм, тот походил на искусно вылепленный манекен, но стоило мальчишке заговорить, как он тут же оживился.

— Графики выигрыша, линии по-нашему. Видишь этот пик? Он показывает вероятность того, что лошадь выиграет.

Эдвард подался к нему:

— А какая?

— А не скажу, — прищурив правый глаз, хмыкнул мужчина и поднял взгляд на Роя. — Будете ставить только за него или тоже присоединитесь?

Рой не горел желанием ввязываться в игру со ставками, но совсем не ставить считалось дурным тоном. Вытащив кошелёк, он отсчитал с десяток монет и выложил их на стойку, рядом с серебряной мелочёвкой Эдварда.

— Ставлю на Дакара.

Кивнув, букмекер склонился над журналом, который что цветом, что толщиной напоминал кирпич. Карандаш резво прошёлся по чистому листу и замер на второй строке.

Дальше пошёл привычный и явно поднадоевший букмекеру список вопросов. Записывая данные из военного удостоверения Огненного, он бубнил под нос мелодию из трёх нот и косился на Эдварда.

— Минуту, — букмекер достал из нижнего ящика стола бумажку размером с конверт, подмахнул что-то на ней и протянул Рою. — Вот, ваша квитанция.

— Вот это она мелкая! — голос Эдварда раздался уже из-за спины.

Вынырнув под боком, мальчишка потянулся к квитанции. Выхватив её из рук Роя, он прищурился и посмотрел бумажку на просвет.

— А чего тут закорючка такая? Это твоя подпись, да? — обратился Эдвард к букмекеру и сразу же за этим протараторил: — Ал, смотри, на голову лошади похожа, ага? Вот тут гла-аз, тут грива — ну, как грива, пучок ободранный.

— А я кошку вижу, — тихо возразил Альфонс.

— Ко-ошку, — нахмурившись, Эдвард изучал её секунд с десять, а потом протянул Огненному. — А ты кого видишь?

Карандашная загогулина и близко не похожую ни на лошадь, ни на кошку. Под каким только углом дети разглядели в ней животных?

— Молочную вермишель.

Эдвард сразу же потерял интерес к квитанции. Теперь его вниманием завладело пресс-папье. Бронзовая лошадь смиренно стояла на бумажном лугу, пока на улице перекликались её живые собратья, подзадоривая всадников и друг друга.

— Первый заезд скоро начнётся, — заметил мужчина за стойкой.

— Ага-а, — протянул Эдвард, не отрывая взгляда от лошади. — Мы успеем. Я ещё немного на неё посмотрю? Хочу запомнить получше.