Семилистный клевер

Энви с трудом верилось, что это сделал человек. Одним ударом ишварит выгрыз ему плоть и кости. Смерть была мгновенной.

Энви спрыгнул с туши. Гиены рычали, в их глазах читалось желание прогнать чужака или перекусить им, если не уйдёт. Гомункула тянуло ответить тем же. Он тоже оскалился и вздыбил шерсть, по которой побежали алые искры.

— Энви-и-и! — завопил во всю глотку Глаттони. — Он уйдёт, уйдёт!

Гиены от его воплей совсем растерялись, на кого же нападать первым.

— А ещё громче никак, да?! — рявкнул Энви. — Он, блин, сейчас тебя услышит и точно лыжи навострит!

Глаттони заткнулся, но не успокоился: он со страдальческим выражением глядел в сторону следа и размахивал руками.

Энви прислушался. Ишварит стал идти… медленней?

Надо же, какой самоуверенный. Не каждый захочет бросить вызов бездонному желудку на ножках, который воскресает раз от раза. Либо ишварит задолбался от них бегать, либо догадался про лимит жизней.

Энви попятился от туши. Солоноватый запах крови щекотал язык, вонь гиен раздражала чувствительный нюх.

Гомункул почесал задней лапой ухо. Гиены так и нарывались на драку, но Энви больше не собирался поддаваться жажде разобраться с соперниками по добыче. Пусть их, он такой дрянью живот набивать не будет.

Энви отошёл от туши, и гиены немного успокоились. Облизываясь и бросая на него косые взгляды, звери снова окружили добычу, и грызня взрослых продолжилась. Только брат таращился на них, истекая слюной. Не то чтобы Энви был против, но он не мог позволить Глаттони тратить силы на такую мелочь перед битвой, которая неизвестно на сколько затянется.

— Если сдержишься, я куплю тебе большущий стейк, — вкрадчиво заговорил Энви, поравнявшись с Глаттони. — И целую лавку мороженого. Ты же знаешь, что такое мороженое, да? — спохватился гомункул. Глаттони был их машиной по уборке мусора и редко выбирался в людные места, к более-менее человеческой пище.

Глаттони осклабился:

— Знаю, знаю! Ты про морг, да?

— Я про нормальное мороженое, — процедил Энви. — Потом объясню, что это, пошли!

След привёл их к водопою, к отпечатку человеческого тела у самой кромки воды. Судя по запаху, ишварит ненадолго задержался здесь, а после обогнул водопой и пошёл к разрушенному кварталу.

Энви коснулся языком мутноватой тёплой воды. Пасть наполнил горьковато-кислый вкус. Мазнув языком пару раз, гомункул выпрямился.

Глаттони плюхнулся рядом, но не смел прикасаться к воде без его разрешения.

— Валяй, но тебе не понравится, — Энви безразличным видом провёл языком по шёрстке на боку.

Братец обмакнул палец в воду, слизнул капли. Снова набрал, теперь в обе ладони, и слизнул с них воду, как с блюдца. Поёжившись, Энви сплюнул на песок шерсть. На Глаттони посмотришь, так он будто чистейшую горную воду пьёт, а не эту муть.

С другого берега оазиса на них с опаской глядела стайка антилоп и пара молодых верблюдов. Из зарослей рычала кошка. Энви её не видел, но запах выдавал пустынную рысь-каракала.

Энви схватил братца за руку и с рычанием потянул в сторону. Глаттони грузно поднялся, вытирая рот свободной ладонью.

За водопоем след больше не изгибался. Он вёл напрямую, к мёртвому городу, и силуэт ишварита мелькал в паре сотен шагов от них.

Широкоплечий и мускулистый мужчина с коротко обрезанными седыми волосами шёл не оглядываясь. По обычаю ишваритов, головной убор он не носил: детям пустыни не напекало голову даже в самые жаркие дни. Его одежда превратилась в светлые лохмотья, и только рыже-чёрная лента через плечо выдавала монашеское облачение.

Энви утробно зарычал, пригибаясь к земле. Замечательно, он ещё и боевой монах!

Через две-три минуты тихой погони ишварит вдруг остановился. Жилистые руки сжались в кулаки. Ишварит развернулся, и багровые глаза вспыхнули адским заревом. Верхнюю часть лица пересекал крестообразный шрам. Он задевал глаза, спускаясь дальше, на скулы, и на миг у Энви закралось подозрение, что мужчина слеп. Сохранить зрение с такой раной не смогли бы и лучшие врачи Централа, что уж говорить о чудом выжившем ишварите, который о более-менее вменяемом лечении и мечтать не мог?

Мужчина вперился взглядом в Глаттони, и Энви отмёл мысль про слепоту: слишком уж сосредоточенно он смотрел для незрячего.

Энви пополз вбок. Ишварит глянул на него мельком и отвернулся.

— Опять ты, — ишварит говорил хрипло, словно давно сорвал голос. — Сколько раз мне тебя убить, прежде чем ты подохнешь?

Глаттони широко раззявил пасть. Ишварит ощутимо напрягся, расставил ноги шире и выставил перед грудью правую руку. Он ждал удара, застыв, как змея перед броском.

Энви сделал вид, что его больше интересует выпрыгнувшая из-под лапы ящерица, и погнался за ней, но глазами он косил на ишварита. В руку цапнуть не выйдет — сразу же ударит второй. Бок? Тоже не вариант.

Энви облизнулся. Вернее всего укусить в шею. При таком раскладе у него будет пара секунд прежде, чем ишварит использует алхимию.

Глаттони покачнулся и попятился. Мужчина следил за ним, не меняя позы.

Обжора тихо взвыл, вкладывая в жалобный звук всё страдание от близости добычи, к которой ему запрещали притрагиваться.

Энви остановился в паре шагов от него. Примерился. Лапы напряглись, брюхо прижалось к земле.

Гомункул взвился в воздух. Миг — и зубы сдавили горло двуногой добычи. Челюсти свело судорогой. Чёртов ишварит успел напрячь шею.

Энви вспорол зубами кожу. Вкус крови туманил боль в челюстях, застилал глаза пеленой, сквозь которую он чётко видел только ишварита. Вокруг морды искрились багровые разряды.

Плечо шевельнулось под лапой. Грубые пальцы коснулись шерсти на боку.

Тело вспыхнуло изнутри. Его плавило болью, мяло, как пластилин, пока ладонь ишварита въедалась под кожу кипящим клеймом.

Синяя молния прошла под нижней челюстью. Суставы раздробило вмиг, и она повисла на коже бесполезной тяжестью.

От боли на глаза навернулись слёзы, но Энви нечем было плакать и выть.

Ишварит отодрал его от себя и сдавил в руке.

Новая вспышка синих молний схлестнулась с алыми разрядами камня. Энви безвольно висел в его руке. Все мысли сосредоточились вокруг камня. Если ядро останется целым, он восстановится. Но как вырваться и спасти свой философский камень?

Ядро сдавило горячими тисками. Ишварит выдрал его из грудной клетки наживо и швырнул изувеченное тело фенька на песок. Едва его коснувшись, фенёк обернулся горсткой пепла, но Энви уже в нём не было.

Гомункул снова видел, пусть и не глазами зверя или человека. Он пульсировал в недрах философского камня, пока снаружи выл Глаттони.

Вокруг плакали, смеялись, проклинали и пели десятки человеческих душ. Они закручивались алым вихрем, слепые и глухие ко всему, кроме своих страданий.

Энви привычно разогнал рукой несколько душ и подобрался к стенкам философского камня. Сейчас ишварит сжимал его в пальцах. Наивный, он полагал, что на этом всё закончилось?

Энви зашёлся в приступе безудержного хохота. Ну нет, так просто чёртов смертный не отделается!

Гомункул шибанул по грани камня. Слившись с ней на секунду-другую, он вырвался за пределы ядра.

На камне проклюнулись зачатки мышц, забелели кости. Энви метался между обликом ядовитой змеи и чем-то попроще, но практичней.

Камень вдруг выбило из руки. Энви беззвучно взвизгнул, когда едва оформившееся тело проехалось по песку.

Треск молний сбил его с мыслей.

Энви похлопал глазами, смаргивая песчинки. Ишварита заслонял тучный силуэт, окрашенный росчерками сине-алых молний.

— Т-ты-ы… Сожру-у-у! — в голосе Глаттони зазвенела ярость.

— Стой, дурак! — рявкнул Энви, бросаясь к ним.

Он перекинулся в прыжке и вгрызся ишвариту в руку крокодильими зубами.

Мужчина пошатнулся под весом двух гомункулов. Он побледнел и дёргал кадыком, сдавливая крик.

Россыпь молний обожгла голову. Энви вмиг разжал челюсти. Он тяжело плюхнулся на песок и отскочил вбок. Алые разряды скользнули по морде, вклиниваясь в разрывы между чешуёй.