Семилистный клевер

В стены и барханы намертво впитался дух запустения. Стоило ему прикрыть глаза, как нос щекотал железно-сладковатый запах разложения, а уши — последние, самые искренние крики диких зверей пустыни.

Во время войны Энви часто наблюдал за работой Лотоса. Грохот взрывов, хохот Кимбли, выедающий глаза запах пыли и закопчённой крови — каждый раз похожие, но всегда чем-то разнящиеся картины. Другие называли эстетику Лотоса извращённой, а Энви делился с ним успехами очередной зачистки и смеялся над его историями о поверженных ишваритах.

Гомункул отбросил назад чёлку, которая лезла в глаза, и скривил губы. Энви так и не докопался до его слабостей: неизменно вежливый Лотос держался на расстоянии даже в разговоре. Кимбли словно сквозь облик видел, кто пристроился рядом на ящике с кружкой дешёвого чая, и только усмехался в ответ на расспросы и фальшивые откровения. Даже принимая подачки в виде философского камня, Лотос оставался на своей стороне.

Энви выплюнул попавший на язык песок. Кимбли, конечно, сволочь, но он бы не отказался ещё раз увидеть Лотоса в действии. Дай Отец, чтобы подвернулся подходящий случай вытащить подрывника из полумрака камеры на свет божий.

— Эй, Глаттони, — Энви похлопал братца по макушке. — С остальными ишваритами ты разобрался?

— Я их разобрал! — на бегу крикнул обжора. — По ко-осточкам!

— Много их было?

Лишь спустя несколько секунд Энви сообразил, что ляпнул и кому. Глаттони и счёт были так же совместимы, как Лотос и милосердие.

Глаттони сбавил шаг. С минуту он сосредоточенно хмурился, но манящий след явно сбивал его мысли в другое русло, и братец сдался.

— Я не счита-ал.

— Проехали, — Энви поёрзал на широких плечах, но устроиться удобней не вышло. — Остановись-ка. Я задолбался уже здесь сидеть.

Глаттони застыл на месте и протянул к нему руки.

— Я сам слезу, уберись! — Энви шлёпнул его по пальцам и спрыгнул на горячий песок.

Искры преобразования пробежали от ног до самой макушки. Тело изогнулось, обрастая пушистой шерстью, уши вытянулись и покрылись изнутри множеством мелких, очень чувствительных волосков.

Мёртвая тишина пустыни взорвалась какофонией шорохов. Куда ни поверни уши, слышалось суетливое хлопотание грызунов, шелест бесчисленных песчинок, похожий на отдалённый шум прибоя.

Энви покрутился за хвостом, глянул на Глаттони. Братец возвышался над ним, как скала. Он тявкнул, пробуя голос. Визгливый возглас пронёсся над пустыней и затих где-то вдали.

Энви встряхнулся, подошёл к самым ногам Глаттони.

— Не шевелись, раздавишь ещё, — протявкал он. Голос срывался на высокие, режущие слух ноты, от которых у самого шерсть становилась дыбом, но поделать с этим Энви ничего не мог.

Всю пустыню расчертило узорами запахов. Полоска солоноватого запаха крови переплеталась с приторным ароматом цветов, вязким духом шерсти и острым, как специи, запахом чешуи.

У ног Глаттони все запахи перебивал один, тяжёлый, как воздух в комнате, которую давно не проветривали. След звенел гневом.

Энви оскалился, укладывая на спину широкие уши, но, опомнившись, убрал эту гримасу с морды и топнул по песку лапой. Сегодня каждый облик так и перетягивал контроль на себя, стоило ему лишь на секунду отвлечься.

— Это твой ишварит? — Энви указал когтём на след.

Глаттони согласно промычал. Его щека выпирала, словно он напихал туда целый мешок зёрен. Энви отвернулся. Он даже знать не хотел, кого братец успел захомячить.

Энви коснулся носом песка. Полоска горько-кофейного запаха с примесью железа вела к плато и, загибаясь, шла к вершине.

— Держись за мной, — Энви в нетерпении поднял переднюю лапу. — Я подберусь к нему и выбью оружие. Или руки отрызу, хе-хе.

Глаттони выгнул жиденькие брови, сопя, как обиженный ребёнок.

— Чего? Да не буду я их глодать, успокойся! И отойди подальше, а то светишься на всю пустыню!

Глаттони сделал пару шагов назад.

— Так?

— Дальш… А хотя, и так сойдёт. Кинется или побежит, один фиг спалится.

Энви развернул уши вперёд. Вдалеке, за плато, хрустел песок, и кто-то неразборчиво бормотал, то ли жалуясь соседу по пустыне на жару, то ли проклиная устроивших бойню аместрийцев.

Азарт охоты вскипятил кровь, ударил в голову мучительно-сладким толчком.

Фенёк взвизгнул от восторга и помчался по следу.

Навстречу любимым охотничьим угодьям.

========== Глава 30 ==========

Ксинкс подвывал за пазухой, приковывая к себе любопытные взгляды прохожих, довольный котятами и жизнью Альфонс грыз конфеты, а Эдвард подбирался к кульку, воровато оглядываясь на Огненного. За эти несколько дней постоянный шум детских голосов стал чем-то привычным. Словно так было всегда.

Теперь к двум непоседливым мальчишкам добавились такие же непоседливые кошки, и у него уже не хватало глаз следить за ними всеми.

— Лия, ты такое не ешь, — увещевал кошку Альфонс, вытягивая из цепких лап конфету. Лия с мурчанием подгребала добычу к себе, чтобы не забрали.

— Она у нас особой породы, конфетоежечной, — Эдвард мимоходом выгреб из кулька несколько конфет. — Мы с ней это, одной крови.

Мимо протарабанил грузовик с этикеткой мороженого на борту. Ксинкс взвыл, как сирена пожарной машины, прерывая спор по поводу конфетоядных кошачьих пород. Он извивался в тканевом свёртке не хуже пойманной в сетку рыбы, пока ткань не затрещала, а Ксинкс не освободил переднюю лапу. Вцепившись в рубашку растопыренными когтями, альбинос потянул её на себя.

Притихнув, дети с интересом наблюдали за шевелящимся бугорком.

— Вырвется. Спорим? — Эдвард пытался говорить тихо, но получилось как всегда.

Ксинкс освободил вторую лапу и впился уже обеими. С лёгкостью выскользнув из свёртка, он пополз по груди, но передумал и спрыгнул на согнутую руку.

— Ой, Эд, лови! — Альфонс в волнении замахал кульком.

От громкого звука Ксинкс взвился на плечо. Он царапал через рубашку, натягивая спиной ткань плаща, и фыркал у самого уха.

— Ему пошуршать надо, — заявил Эдвард, протягивая фантик.

Разноцветную бумажку перехватил Альфонс.

— Ничего не надо, он боится ещё.

— Так вот и успокоится!

— Нет, он побежит!

— Куда он побежит? Эта морда свою морду высунуть боится!

Лия замяукала, привлекая внимание всех троих. Её же взгляд был прикован к фантику в руке Альфонса. Бодая мальчишку в щёку, она широко разевала рот, словно уже кусала шелестящую бумажку.

— Во даёт, — восхитился Эдвард.

Ксинкс его восторга не разделял и тыкался наугад, пытаясь найти место потише. Плоская морда высунулась из укрытия. Альбинос вытаращился на Роя. Лапа нервно дёрнулась вверх, маленькая пасть обнажилась в оскале, и алые глаза ушли в прищур, придавая кошачьей морде выражение крайней подозрительности.

— Ой, только в глаза смотреть не надо, — прошептал Альфонс. — Они не любят.

Ксинкс приблизил морду вплотную, понюхал нос, спустился к подбородку.

С той стороны улицы раздался низкий лай.

Вздрогнув, Ксинкс с шипением забрался под плащ и забурился под локоть за пару секунд.

К ним приближался скачками чёрно-белый пёс размером с крупного кота. Подняв глаза на его хозяйку, Рой улыбнулся.

Риза в бежевой блузке спешила за псом, который натягивал поводок до предела и радостно сообщал о встрече всей улице. Её перехваченная тёмным поясом юбка развевалась на ветру лёгким шлейфом, напоминая лепестки цветка.

Эдварда заинтересовало совсем другое.

— Ух ты, пёс! Эй, ты дрессированный или как? — старший мальчишка присел, цокая языком, но пёс едва глянул в его сторону и потянул к Рою.

— Он Хаяте, — Риза окинула Огненного обеспокоенным взглядом, задержала его на плаще. — Кто это там у вас?

— Ксинкс! — выпалил Эдвард, не дав даже рта раскрыть. — Котёнок, короче.

Хаяте встал на задние лапы, жадно принюхиваясь и поскуливая.

— А у меня Лия, — похвастался младший мальчишка, придерживая кошку.

Риза бросила на Роя удивлённый взгляд.