Миля дьявола

– Полагаете, такого сходства достаточно, чтобы привязать к нему нашего субъекта?

– Вполне. Ведь аналогия с аспектами отклонений Бертрана и Келлера во многом совпадает с особенностями поведения Хайгейтского осквернителя. К тому же есть и другие примеры, во многом схожие с нашим.

– Ну что ж, трудно возразить, хотя ваша теория пугающая, – задумчиво резюмировал Аттвуд, поглаживая бороду. – Крайне не хотелось бы допустить убийств, тем более понимая, что жертвами могут стать знатные особы.

– Разве бедные люди – другие люди? – удивился Рихард.

– Я не о том. Насилие над Эдит Моллиган есть свидетельство, что преступник может выбирать жертв и среди знати. А это станет громким событием не только на весь Лондон.

– А как вы пришли к мысли о возможных будущих убийствах?

– Во-первых, как и вы, я знаю, что любая болезнь прогрессирует. Во-вторых, а разве мы уверены в том, что вчерашняя жертва не является невинно убиенной? То, что мы не нашли следов убийства, далеко не означает отсутствия такового. Может быть, нам следует поискать получше. К тому же, вдруг он уже убивает?

– Сомневаюсь. Иначе полиция была бы уже осведомлена об этом.

– Вот тут позвольте усомниться мне, – невесело ухмыльнулся Валентайн. – Знали бы вы сколько нищих бродяг умирают в трущобах Лондона, сколько трупов гниют на помойках, в моргах и в Темзе. Зачастую полиции нет до них дела, им бы справиться с массой других важных задач. И среди этой армии умерших от естественных причин –достаточное количество жертв насильственной смерти.

– Но я все же считаю, что Хайгейтский осквернитель пока что довольствуется исключительно мертвыми и сам не убивает. Пока, – веско поправился фон Эбинг. – А в-третьих?

– А в-третьих, – доктор Аттвуд чуть прищурился, – он ищет ощущений. На каком-то этапе становится мало и ты желаешь большего. Если прогрессирует болезнь, значит прогрессирует и похоть, ею порожденная. Не сложно предположить, что вероятность появления желания убивать будет высока. Либо она уже воплощена в жизнь и со временем будет становиться только сильнее.

– Раз наши мнения в основном сходятся, считаю, вашему другу Гилмору следует посоветовать тщательно изучить информацию о всех преступлениях, где есть труп, за последние несколько недель. Возможно, правым окажетесь вы, и мы найдем зацепку. Однако я все же считаю, что убийств еще не было.

Экипаж подъехал к психиатрическому приюту «Олдхэм». Аттвуд и фон Эбинг пробыли здесь не более получаса. Ничего интересующего выяснить не удалось: лечебница не содержала душевнобольных с искомыми отклонениями, ни один пациент, имеющий склонность к некрофилии, никогда не покидал ее самовольно. Следующим в списке Валентайна значился «Уитдуэлл Филдз». Однако и там их поджидала неудача, равно как и в психиатрической лечебнице «Канхилл».

– Зыбкая затея, – прокомментировал Рихард, когда они подъехали к следующему приюту.

– Но проверить версию все же стоит, – спокойно возразил Аттвуд.

«Бэкхилл Филдз» был возведен в начале XIX века на заре активного больничного строительства, которым славилась эпоха правления королевы Виктории. Это было внушительное и одновременно мрачно-серое трехэтажное строение с двускатной черепичной крышей, местами укрытой мхом, по центру которого размещался административный блок с окнами-глазницами, которые угрюмо смотрели вдаль. По обе стороны от него расходились помещения для содержания душевнобольных, с такими же окнами, но уже со вставленными в них металлическими решетками, что, ко всему прочему, придавало угрожающий вид. В каждом из ответвлений находились пациенты одного пола. Это было удобно и отвечало требованиям, а также позволяло обеспечивать оперативность доступа медицинского персонала к больным. Внутри «Бэкхилл Филдз» находился огромный двор, где располагались постирочная, склад с запасами провизии, а также различные хозяйственные постройки и покойницкая. Рядом с ней небольшой участок земли занимало собственное кладбище. Неподалеку от него унылый парк для выгула пациентов.

Внутри административного здания Аттвуд и фон Эбинг наткнулись на одного из служителей приюта, который провел их на второй этаж, где размещался рабочий кабинет управляющего «Бэкхилл Филдз».

– Джентльмены, – вежливо приветствовал их невысокого роста, щуплый мужчина, одетый в классический костюм – тройку и сорочку белого цвета. Его голову покрывали прямые, чуть вьющиеся и совершенно седые волосы. – Сэр Валентайн, рад снова видеть вас!

– Доктор Тафт, – Аттвуд крепко пожал протянутую руку. – Позвольте представить вам моего коллегу из Австро-Венгрии Рихарда фон Крафт-Эбинга, профессора психиатрии и неврологии.

– О, как же! – воскликнул управляющий приютом, вставляя в глазную впадину монокль и зажимая его между бровью и щекой. – Наслышан! Лестно, что вы посетили нашу скромную лечебницу! Прошу вас.

Доктор Кинан Тафт указал рукой на стулья с высокой спинкой, сам же направился к креслу у письменного стола, за которым работал, будучи руководителем лечебницы для умалишенных.

– Что же привело вас ко мне, джентльмены?

– Необходима ваша помощь, Кинан, – ответил сэр Валентайн, который был давно знаком с Тафтом.

Он вкратце изложил всю предысторию и суть вопроса. Управляющий приютом внимательно слушал, то и дело вынимая монокль, затем вставляя его на место.

– Интригующая история, – задумчиво проговорил Тафт. – Признаться, впервые сталкиваюсь с подобным.

– Я тоже, мой друг, – подтвердил Аттвуд. – А вот Рихард среди нас самый сведущий в такого рода помешательствах.

– Теперь понимаю, почему вы здесь. Но чем же я могу быть вам полезен, господа?

– Нам нужна информация о ваших пациентах. О тех, кто проявляет заметный интерес к смерти, к мертвым телам. Возможно, кто-то сбегал из приюта за последнее время и не вернулся.

– Гмм… необычная просьба, – было видно, как доктор Тафт внутренне напрягся, включая осторожность.

– Уверяю вас, Кинан, – Валентайн наклонился чуть вперед, глядя прямо ему в глаза, – этот разговор не покинет пределы лечебницы.

– Ваша помощь ускорит поимку осквернителя и предотвратит возможные убийства на почве некросадизма, – веско добавил Крафт-Эбинг.

Доктор Тафт переводил взгляд с Аттвуда на австрийского психиатра, и обратно, не произнося и слова в течение полуминуты.

– Вам ведь есть, что сказать, мистер Тафт, – нажимал Рихард. – Это нисколько не заденет вопросы профессиональной этики. Помогите нам.

– Ну, хорошо, – всплеснул руками управляющий приютом. – Полагаюсь на ваше благоразумие и честь. Если бы я не знал вас так хорошо, Валентайн, – этого разговора между нами не состоялось. Начну с того, что в Лондоне, как и в Британии, вы не найдете ни одного пансиона или лечебницы, из которой бы не сбегали пациенты. Увы, но это настолько обычно, как, например, восход солнца по утрам. Большинство из них возвращаются назад, либо их возвращают родственники, кто-то исчезает навсегда, а кого-то находят мертвыми. И если вам утверждают, что из их приюта никто и никогда не сбегал – ложь чистой воды, джентльмены.

Доктор Тафт встал с кресла и подошел к окну. Он засунул тонкие руки в карманы брюк и уставился во двор «Бэкхилл Филдз».

– Однако я не припомню среди всех сбежавших из моего приюта душевнобольных с отклонениями в психике, схожими с вашим описанием. Особенно среди не вернувшихся обратно.

– Вы уверены?

– Абсолютно! – Кинан повернулся лицом к гостям. – Иначе я бы сообщил вам. Несмотря на это, готов предоставить вам список беглецов. Но, увы,…

Он внезапно запнулся и замолчал.

– Вы что-то вспомнили? – спросил Крафт-Эбинг, видя, как изменилось лицо управляющего.

– Разве что… – неуверенно пробормотал доктор Тафт, вынимая монокль из глазницы. Другой рукой он достал из кармана пиджака платок и принялся усердно протирать линзу. Аттвуд и фон Эбинг терпеливо ожидали, глядя на Кинана Тафта.

– Я действительно кое-что вспомнил, – произнес наконец он. – Пожалуй, у меня был один весьма интересный постоялец. Никогда бы не подумал о нем, если бы не определенные сходства с вашими характеристиками преступника.