Миля дьявола

– Троюродный брат моего покойного мужа Артура Руфус Додсон, его супруга Марджери и их сын Дуайт.

Юноша, услышав свое имя, едва заметно скривил прыщавое лицо. Ему претили эти светские условности и напыщенность некоторых из здесь присутствующих. Особенно ненавидел он Оуэна Палмера, который, кстати говоря, всегда вел себя совершенно естественно и непринужденно в отличие от остальных. Может быть, за это и ненавидел в том числе?

– Мой кузен Лестер Атчесон.

– Рад знакомству, джентльмены, – с легкой отдышкой в голосе произнес он. За ужином Лестер как всегда весьма плотно поел, да еще пропустил несколько бокалов виски, что заметно осложняло дыхание наряду с его излишним весом.

– Оуэн Палмер, – нотки грусти появились в голосе графини. – Жених моей Эдит.

Доктор Аттвуд изучающе взглянул на молодого человека, чье внешнее спокойствие было заметным. Он казался одновременно сдержан и открыт, это чувствовалось в его манере держаться, жестах и выражении лица, пожалуй, единственного здесь без какой-либо напускной демонстративности. А еще на нем был отпечаток грусти. Палмер отчего-то сразу заинтересовал сэра Валентайна.

– Хотите выпить?

– О, благодарю миледи, – ответил Аттвуд. – Не откажусь от бокала глинтвейна. Рихард?

– В моей стране популярно пиво, господа, – чуть улыбаясь, ответил фон Эбинг. – Не прочь сравнить его с вашим знаменитым элем.

– О, замечательный выбор! – одобрительно крякнул Атчесон, подавляя невесть откуда возникающую икоту.

– Дадли!

Услужливый лакей, ожидавший, когда джентльмены определятся с напитками, молча ретировался исполнять их желание.

– Полагаю, можем приступить сразу к делу, – произнес маркиз Куинси, проявляя свое фамильное нетерпение.

– Рэймонд! – леди Уэйнрайт сверкнула глазами.

– Почему нет? – поддержал маркиза Руфус Додсон. – Мы ведь уже все всё знаем, не так ли? Как и то, для чего вы здесь.

При этих словах он посмотрел в сторону Аттвуда и Крафт-Эбинга. От последнего не ускользнуло едва заметное опасение, промелькнувшее на лице Оуэна Палмера.

– Простите моих друзей за прямоту, джентльмены, – сказала графиня.

– Не стоит, миледи, – спокойно возразил Валентайн. – Они правы. К чему наигранность, когда она не уместна. Мы здесь не ради забавы, но по делу. По нашему общему делу.

На последней фразе доктор сделал ударение.

– Превосходно, – кивнул Куинси. – Приступим?

– Маркиз, – недоуменно произнес Рихард фон Крафт-Эбинг, отмечая агрессивную настойчивость знатной особы, – о чем вы?

– Позвольте мне, – опередила готовящегося ответить Рэймонда Куинси графиня. Она тонко чувствовала, когда маркиз готов был учинить скандал. – Я всех предупредила о том, что вам будет необходимо поговорить с каждым из нас в связи с этим мерзким преступлением. Сэр Валентайн?

– Это так, – подтвердил доктор Аттвуд, понимая, что леди Уэйнрайт ищет его поддержки. – Мы можем сделать это в любое удобное для каждого присутствующего время и исключительно по его доброй воле. Так как расследование, которое мы ведем по просьбе графини Уэйнрайт, имеет сугубо благородный характер. Лично мною движет желание помочь.

Профессор развел руками.

– Поэтому если кто не захочет, чтобы мы побеседовали наедине, вправе отказать. Это его личное дело.

– Нет, нет! – воскликнула Абигэйл. – Ради несчастной Эдит и…

Реймонд сурово посмотрел на жену, которая тут же замолкла.

– Это резонно, – впервые за время присутствия здесь двух ученых подал голос Оуэн Палмер. – Я согласен.

– Превосходно, – улыбнулся Аттвуд.

– Еще бы! – язвительно воскликнул Дуайт Додсон, но сам Палмер как всегда проигнорировал сей выпад в свою сторону. Остальные сделали вид, что ничего не заметили.

– Да, собственно, чего опасаться, – неуверенно произнес Атчесон. – Может, я чего-то не понимаю, но не вижу в этом мероприятии ничего предосудительного.

– Вы всегда чего-то недопонимаете, милейший, – бросил маркиз Куинси, не глядя в сторону Лестера.

– Если вы против помочь…

– Я не против помочь! – зло прервал Аттвуда Куинси. Зная доктора всего лишь несколько минут, он уже испытывал к нему неприязненные чувства. Сэр Валентайн ему откровенно не понравился. – Я против, чтобы меня допрашивали!

– Прошу прощения, маркиз, – чуть жестковато ответил профессор, возвышаясь над Рэймондом, будучи на полголовы выше него, – однако я не из Скотленд-Ярда, и не веду допросы. Я разговариваю. А вы – не подозреваемый или свидетель преступления, чтобы вас допрашивать, не так ли?

Крафт-Эбинг с интересом наблюдал за ними. Он видел, что маркиз Куинси был обладателем чувствительной гордости, которую способна задеть любая незначительная мелочь. Но, услышав слова Аттвуда, произнесенные в привычной для маркиза тональности, он тут же насупился, отчего Рихард понял – Куинси, наконец, немного успокоился, понимая правоту своего визави. Так бывает у крайне вспыльчивых и амбициозных людей – вначале дают волю эмоциям, а затем следуют неотвратимой логике. Видя такое развитие событий, леди Уэйнрайт коснулась руки Валентайна:

– Вы желали взглянуть на картины, которые рисовала Эдит, – спокойным голосом произнесла она, разряжая накалившуюся обстановку. – Мне передал вашу просьбу мистер Парсон.

– Да, миледи. Это было бы сейчас кстати, учитывая, что со мной мой коллега доктор фон Эбинг.

– Пойдемте. А вы, господа, наслаждайтесь обществом.

Маркиз с неодобрением посмотрел на графиню, остальные гости молча провожали Аттвуда, Крафт-Эбинга и леди Уэйнрайт взглядами, пока те не вышли из гостиной. Навстречу им по коридору быстрым шагом приближался дворецкий Эрл Парсон.

– Миледи?

– Эрл, покажите джентльменам картины Эдит. А я вернусь обратно, не хочу показаться невежливой. Как закончите, присоединяйтесь к нам. Думаю, эмоции Рэймонда поутихнут. Да и мне самой интересно знать ваши впечатления от творчества моей девочки, – при этих словах губы Глэдис чуть сжались и она сделала глоток воздуха глубже обычного, сдерживаясь от проявления печальных чувств.

– Благодарю вас, – ответил Валентайн и они с фон Эбингом направились следом за Парсоном.

Комната, где хранились холсты, написанные Эдит Моллиган, была небольших размеров, и с первого взгляда было ясно, что в ней долгое время никто не жил. Судя по всему, она использовалась исключительно для складирования картин, многими из которых были увешаны стены помещения.

– Это все ее работы? – удивленно поинтересовался Рихард, осматривая комнату.

– Да, сэр.

– Поразительная работоспособность, – подметил он.

– Мисс Моллиган всегда этим отличалась, а ее увлечение живописью было весьма сильным, – монотонно прокомментировал дворецкий. – Джентльмены, на стене шнур с кисточкой. Когда закончите, с его помощью вы можете меня позвать. Или мистера Ханта.

– Прежде чем уйти, – приостановил его Аттвуд, – скажите, где более ранние работы мисс Моллиган, а где самые последние?

Парсон заметно удивился вопросу, но не стал ничего уточнять.

– Вот здесь, – он указал на дальний угол справа от большого окна, – более ранние холсты и на этой стене также, а здесь более поздние.

Затем он указал на противоположную стену, к которой были прислонены еще картины:

– Здесь самые поздние работы.

– После возвращения из Азии Эдит ничего не писала?

– В перерывах, когда ей становилось лучше, мисс Моллиган пробовала работать, чтобы отвлечься, – Парсон слегка нахмурился. – Но закончить не успела.

– Эта работа здесь?

– Да, – кивнул дворецкий, – вон там.

Аттвуд и Крафт-Эбинг проследили глазами за жестом и увидели свернутый свиток плотной бумаги, одиноко стоящий отдельно от других картин.

– Благодарю, мистер Парсон, – кивнул Валентайн.

– Не стану мешать.

С этими словами дворецкий удалился, аккуратно прикрывая дверь.

– Хотите понять ее характер? – спросил Рихард. – Увидеть мир ее глазами?

– Верно, мой друг.

– Я бы делал также, будь я один на вашем месте, – одобрительно улыбнулся австрийский психиатр.