Уротитель кроликов

Она привычно вздохнула и поджала губы.

Когда она удалилась, он провел меня из кабинета в смежную комнату, где стояли диван, кресла и журнальный стол. Комната была снабжена дверью, выходившей прямо в коридор.

— Служебный выход, — усмехнулся Кулаков. — Полезная штука.

При своей грузности двигался он стремительно, при этом постоянно что-то задевая или натыкаясь на углы. Он немного смахивал на медведя. Мы вышли с другой стороны от главного подъезда, где я оставил машины, чтобы не привлекать внимания. Кулакова ждала черная «Волга». Мы сели на заднее сиденье. Мой джип и моя охрана тронулись следом.

— Хорошая машина? — спросил Кулаков, кивнув на джип.

— Для наших дорог лучше не бывает, — ответил я без задней мысли.

Он услышал в моих словах укор.

— А вы мне с вашим губернатором деньги даете на ремонт дорог? — сразу вскипел он. — Город формирует шестьдесят процентов всего дорожного фонда области, а назад получает слезы! За свои деньги ремонтируем. Крутимся, как можем! А по закону — это ваша обязанность!

Я не знал, что ремонт дорог входит в мои обязанности, и молча принял это к сведению.

— Я слышал, вы хотите еще и горячую воду в домах отключить, если я до конца месяца не расплачусь с энергетиками? — продолжал он.

В отличие от него я и этого не слышал. Но виду, естественно, не показал.

— Думаю, это вопрос обсуждаемый, — заметил я осторожно.

— Молодцы ребята! — горько воскликнул он, крутя головой. — Хорошо работаете! Денег из областного бюджета — ноль! Грязью меня обливаете с утра до вечера по всем телеканалам. И еще под выборы город хотите оставить без горячей воды, а на меня все свалить.

— Вы зря думаете, что это мои личные происки, — ответил я. — Бывает, конечно, выйду ночью на проезжую часть и колочу по ней ломом. Но это только когда не спится. Однако, воля ваша, но до трубопроводов я еще ни разу не добирался.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Да не обращай внимания. Я, видать, еще не отошел от всей этой ерунды.

Жил Кулаков за городом, на просеке в небольшом двухэтажном доме старой постройки, мало чем отличавшемся от соседних строений. Первый этаж был каменным, второй — деревянным. Дом был окружен привычными шестью сотками сада. Сад, впрочем, был ухоженным, это чувствовалось даже осенью.

Лет десять назад его владения могли считаться неплохой летней дачей, сейчас они выглядели довольно жалко. За последние годы мне не приходилось бывать в домах, чья общая площадь составляла меньше пятисот квадратных метров.

— Ты ведь дома у меня еще не был? — спросил Кулаков, выходя. — Ну, пошли посмотришь, как мэр живет. А то все про Испанию пишешь… пишете, — поправился он. Судя по тому, что он уже не в первый раз высказывал мне обиды, все эти дурацкие статьи его задевали.

Нас встретила высокая, выше Кулакова, стройная темноглазая женщина лет сорока с небольшим, с черными густыми волосами и красивым волевым лицом, в котором чувствовался характер.

— Марина, познакомься, это Андрей Решетов, — представил меня Кулаков. — Мой товарищ. Правда, бывший. Ты нам собери что-нибудь поесть. Только быстро. Мне еще на работу вернуться надо.

Она протянула мне руку и улыбнулась, не то сочувственно, не то понимающе. Словно просила снисходительно отнестись к колкостям мужа и его чудачествам.

Слева от входа был деревянный пристрой, что-то вроде закрытой веранды. Там стоял длинный и широкий струганый стол, покрытый лаком, и такие же скамьи. Там мы и сели. Здесь было довольно холодно, и я не стал снимать пальто.

— Жена у вас красивая, — сказал я.

— А ты думал, я совсем лапоть? — лукаво улыбнулся он.

— Я не то хотел сказать, — смутился я.

— Да не извиняйся. Я не такой дурак, как кажусь, — продолжал он. — Просто стригусь неудачно и воровать не люблю. Хотя с вашей точки зрения, это, наверное, одно и то же. Однако, видишь, не всех красивых женщин в городе вы купили.

— Некоторых не успели, — согласился я. — Промашка вышла.

Через несколько минут его жена появилась с подносом, уставленным тарелками. Пока она накрывала и раскладывала приборы, он пару раз исподволь посмотрел на нее. И по этому взгляду было заметно, что он ею гордится.

— А Петька где? — спросил он у нее.

— После школы пошел на тренировку, — ответила она кратко.

— Это хорошо! — заметил он одобрительно. — Я сына в бокс отдал, — пояснил он мне. — Двенадцать лет мальчишке. Характером, правда, в мать. Упрямый. Боец. — Он подмигнул мне. — Нет в нем моей мягкости.

— Но умный-то он в тебя, — ответила она невозмутимо.

— Умный в меня, — согласился он. — А в кого же ему еще умным быть?

— Не в кого, — подтвердила она и, опять улыбнувшись мне, вышла.

Про себя я отметил, что он ничего не спросил про падчерицу, а жена не сказала. Видимо, некоторая напряженность существовала в семейных отношениях.

— Ну, о чем будем торговаться? — задиристо осведомился он, набрасываясь на еду.

Готовясь к разговору, я, конечно, не надеялся, что он будет легким. Но, в отличие от Храповицкого, я иногда ошибаюсь. Похоже, все обстояло гораздо хуже, чем я ожидал.

Мы были почти уверены в своей близкой победе. И я не сомневался в том, что найду его тревожным и взвинченным. Поэтому я предполагал сначала немного надавить, обрисовав ему перспективы неминуемого поражения. А потом благородно отступить, подарив ему возможность договориться с нами на наших условиях.

Проблема заключалась в том, что Кулаков явно считал иначе. Конечно, он не был безмятежен, но в свой выигрыш, похоже, верил твердо. Настроен он был по-боевому и сдаваться отнюдь не собирался.

— Я не знаю, насколько можно доверять последним рейтингам, — начал я издалека, но он меня перебил.

— Смотря, сколько вы за них заплатили. Хорошо заплатили — хорошие рейтинги. А поскольку денег у вас куры не клюют, думаю, что я в ваших рейтингах вовсе даже не значусь. — Он пожевал. — Я эти опросы и не заказываю! Я и так выиграю.

— Да вы прямо лихой кавалерист, — усмехнулся я. — С шашкой и на танки.

— А вы как думали! Надеялись, что вы меня задушили? Ага, ждите! Русские не сдаются!

— Сейчас вот водки выпьем. — Он опрокинул рюмку. — Огурцом закусим. — Он захрустел огурцом. — И в атаку.

Он вдруг вскочил и гаркнул на весь дом:

— По зажиревшим олигархам! По заворовавшимся чиновникам! Огонь! Огонь! Огонь!

От неожиданности я выронил вилку. Примерно так он и общался с толпой на улицах, задорно, доходчиво, отчасти по-шутовски. Толпа ему, впрочем, верила.

Он засмеялся, довольный своей шуткой. И опять сел.

— Вам не кажется, что если отличительной чертой олигархов является избыточный вес, то мы с Храповицким скорее, чем вы, сойдем за оголодавший народ? — кисло спросил я.

— Нет! — убежденно покрутил он головой. — Не кажется. Я же каждый день встречаюсь с людьми. Знаю их настроения. Ведь на Сашку Черносбруева только посмотреть — у него на роже все написано. Вор. На лбу. Большими буквами. Сколько я его от прокуратуры спасал! Которую вы же, между прочим, и подсылали. Надеясь меня поймать на чем-нибудь. Не поймали. И не поймаете. К тому же у нас в России не любят предателей, — добавил он деловито. — А он предатель. А я всю жизнь гну одну линию.

— Мне кажется, вы упрощаете, — попытался возразить я. Но он опять перебил.

— А вам вообще со мной не повезло. Потому что я простой парень. И считаю, что на все сложные жизненные вопросы есть простые ответы. Это, кстати, какой-то американский президент сказал. Я на рабочих окраинах вырос. Нас было четверо детей в семье. Жили в бараке. Дрался. Но учился хорошо. Медаль в школе не дали за плохое поведение. На дневное отделение в институт не пошел, надо было родителям помогать. Армия, потом завод. Институт заочно заканчивал.

— Оставьте, Борис Михайлович, — поморщился я. — Все это я читал в ваших листовках.

— Тогда знаешь, что я прошел весь путь — от простого работяги до директора, — продолжил он упрямо. — Мне нечего от людей скрывать. А это, знаешь ли, много для меня значит.