Страница 55 из 63
Перед тем, как пойти дальше, я хочу ещё раз вернуться к нашей ситуации, нашей экспедиции. Наш курс называется курсом аналогического альпинизма. Речь идет об экспедиции, о подъёме на гору, которая находится за этим мотелем, реальную, мифическую или метафорическую – не имеет значения. Ну вот, это восхождение подходит к концу, и мы можем подвести некоторые итоги. Первое: у нас нет с вами общей команды, нет общего порыва, нет вообще никакого порыва, но есть реальная ситуация одиночек и группок. И эти одиночки и группки живут по законам инерции. Инерция – это значит, что те, кто быстро движется, те продолжают быстро двигаться с некоторым ускорением. Те, кто медленно движутся, те медленно движутся – с некоторым замедлением. Те, кто вообще не движутся, те спокойно пребывают в состоянии без движения. Таким образом, мы с вами растянулись по всему склону горы Аналог. У нас получилась длинная цепочка: одни повыше, другие пониже. Одни самоотверженней, другие беззаботней. Иначе и быть не могло. Если б мы с вами дали торжественную клятву жить у Далюса до конца жизни и чтобы после смерти дух наш мотался вокруг этого мотеля, если б мы связали себя с этим восхождением серьёзно, то, наверное, у нас были бы более драматические ситуации. Мы довольно мирно и благополучно прожили здесь две с половиной недели. Сегодня четверг, остались пятница, суббота и воскресенье. Не знаю, как вам, но мне немножко грустно, что наше время здесь подходит к концу, что нам надо расставаться. С детства я как-то очень остро слышал грусть скоротечности мгновений, их прозрачности, неуловимости, боль оттого, что мгновение уходит, что уходят люди, уходит лето. Не то чтобы было жалко, не то чтобы хотелось всё остановить. Скорее – это была тоска по неиспользованности этого мгновения. Потому что это мгновение ушло и не раскрылось до конца. Так проходит жизнь, так проходит молодость, и так проходит наша зарасайская быль. И мне хочется посоветовать вам в оставшиеся три дня услышать, что это не совсем обычные три недели нашей жизни, и постараться прожить каждую секунду, каждую минуту этих трёх дней на острие этой минуты или этой секунды. Если у вас здесь есть рядом с вами любимые, дети, жёны, мужья, друзья, – вслушайтесь в глубокую музыку этой привязанности. Если вы чувствуете себя одиноко, – вслушайтесь в щемящее чувство одиночества. Есть преимущества и у тех, кто один, и у тех, кто вдвоём, и у тех, кто втроём. В каждом положении есть своя радость и своя грусть. Самое главное – это слышать глубину этого мгновения, его прозрачность, его полноту. И я хочу традиционно предложить вам помолчать одну минуту и послушать эту минуту, потому что в словах правды нет, даже в таких красивых, как амнезия или анамнезис.
По-разному каждый из нас провёл эту минуту. Одни что-то вспоминали, а другие погрузились в амнезию. Давайте посмотрим на плёнку наших желаний, экран наших мыслей. Мы думаем, мы понимаем, мы переживаем, мы судим, мы рассуждаем, мы строим теории, мы пишем стихи, – это плёнка наших желаний, экран наших мыслей. Если мы шагнём на один шаг в сторону от этого экрана – у нас исчезнут мысли. Возможно, наши мысли объёмны, но я предлагаю вам представить их в виде полотнища, экрана, пластиковой тонкой поверхности. Если мы шагнули от неё вправо или влево, то у нас уйдут все мысли, и наступит амнезия. Нет мыслей, нет образов. Это очень тоненький слой нашего существования. Большую часть нашей жизни мы проводим не в этом слое, а – справа или слева, с одной или с другой стороны. И если смотреть на себя глазами деревенского киномеханика, то с одной стороны находится кинопроектор, который бросает на наш экран – вот из того платоновского неба, с вершины горы Аналог – мысли и картинки. А с другой стороны, за экраном нет ничего, только пыль и пустая стена. Вот первое приближение. С одной стороны – исток, как бы мы его ни называли – Нирвана, Бог, изначальный свет, – который льёт себя на экран, а с другой стороны – темнота. И то, и другое – амнезия. Почему? Потому, что в одном случае мы забываем наши мысли, мы забываем даже образ себя, мысль о себе, а в другом случае мы входим в качественно иное пространство. И если там есть мысли, то это уже мысли ангелов, архангелов, мысли высоких существ. Бог мыслит человеческими судьбами, и земная жизнь человечества это сны Зевса, говорили древние философы. Мы снимся богам, говорили греки. А тот мир, в котором живут боги, он для нас настолько ярок, что мы слепнем, и для нас нет разницы между темнотой по одну сторону от экрана, и слепящим светом – по другую. Для нас все это тьма. Если в глаза бьет слишком сильный свет, то для нас он будет как темнота. Большую часть жизни человек проводит во тьме и в забвении. Попробуйте вспомнить свою жизнь, свою биографию. Мы помним только самую малую часть нашей жизни. Мы больше спим, чем бодрствуем, мы больше не понимаем, чем понимаем, мы больше не знаем, чем знаем. Можно сказать, что наша память – это масляное пятно, которое плавает по поверхности океана. Вокруг бездна беспамятства, только маленькое пятнышко памяти. Мы переходим из одного беспамятства в другое беспамятство. Вся наша жизнь – это океан беспамятства. Наша жизнь начинается с беспамятства рождения и кончается беспамятством смерти. Утром мы просыпаемся и редко помним свои сны, и даже когда помним, мы помним их самый внешний слой. Опять-таки, подумайте о человеческой истории. Мы не знаем истории человечества. Фиксированная, записанная история человечества – ей, наверное, 5 тысяч лет. А что было до того? И то, это редкие народы что-то записали. А большинство народов не имеют письменных свидетельств. У русских азбука появилась тысячу лет тому назад. А до этого, что делали русские, славяне, были ли русские, что они знают о себе? Что мы помним о литовском язычестве? Крохи. Что было до индоевропейского язычества, что объединяет русских, немцев, литовцев? Что было до того, как пришли арийцы и научили нас таким словам, как "солнце", "луна", "мать" и т.д.? Что было 5 тысяч лет назад, 10 тысяч лет назад? Что такое человек? Что такое "я"? Я – Жильвинас, я – Виктория, я – Аркадий, я – Николай? Мы не знаем, мы не помним, мы не понимаем. Мы знаем, что у нас есть тело и душа. Под душой мы разумеем психические функции. Мы предполагаем, что где-то эти психические функции такие, как ощущение, память, мышление, внимание и т.д., где-то как-то они сходятся вместе, и есть ниточки, которыми они связаны между собой. Кто-то эти ниточки держит. И тот, кто держит эти ниточки от моего мышления, от моих чувств, от моих ощущений, он и есть правомочный хозяин моего психического "я". Но каким образом это таинственное "я", которое лежит за малосвязанным потоком того, что мы помним, и того, что мы не помним, – как связано это психическое "я" с нашим физическим "я", с нашими ногами, ногтями, морщинами, волосами, головой, шеей? Что такое "я"? Слово, которым мы пользуемся чаще, чем любым другим словом?. Я хочу – я не хочу. Я люблю – я не люблю. Я пошёл купаться. Кто пошёл купаться? Тело моё пошло купаться, моя психическая субстанция, моя таинственная душа, с которой у меня нет никакого контакта, а есть контакты с отдельными частями целого, – это она пошла купаться? Или это комбинация души и тела?
Есть всякие образы целого. Есть много образов, описывающих это "я". Возьмите образ кареты, извозчика, лошади, упряжки и господина, который сидит в карете. Лошадь – это наши эмоции, извозчик – это оперативный ум, упряжка – тело, а господин – наша сущность. Христиане говорят, что человек состоит из тела, души и духа. И в то же самое время они говорят, что дух иногда сходит на человека, а чаще не сходит. Очень редко нисходит, так что реально человек состоит из тела и души. Тело является сосудом души, а душа является сосудом духа. Тело несёт в себе душу, а душа может вместить в себя дух. У меня есть душа – что значит это выражение? Это значит, у моего тела есть душа или у моей души есть тело? Я больше задаю вопросы, чем отвечаю, потому что, во-первых, я не знаю ответов, а во-вторых, потому что их просто нет вообще. И опять таки перед нами амнезия, забвение, бездна, темнота, в которой мы находимся. И островки света. Представьте себе огромный лес, и я иду с фонариком. Мой фонарик высвечивает маленький кружочек на земле передо мной, иногда я пробую осветить деревья, но он, вообще-то, слаб, мой фонарик, он освещает лишь маленькое пятно под ногами. Таково положение каждого из нас, рассуждающего о себе и о мире. И нужно честно в этом признаться, тогда вам сразу станет хорошо. Вы поймёте, как мало у нас того, что мы называем бытийным или сущностным знанием. Как много у нас самоуверенности. Этот лес, эта темнота, это забвение являются бездонным источником тех впечатлений, которые появляются у нас в освещенном кусочке леса. Тогда из забвения всплывают картины, переживания, элементы или структуры, образы из горизонтальной и из вертикальной памяти. В этом забвении наша сила и наш ум. Наш ум действует вовсе не по законам логики. Наш ум действует по закону чудесного возникновения из этой глубины забвения. И здесь я хочу немножко поправить Платона, который утверждал, что есть соотнесённость, есть соразмерность, есть связь между миром вещей и миром идей. Он говорил, что лошади, коровы, палатки и деревья на земле именно такие, а не иные, ибо в мире идей, мире реальных объектов существуют их прообразы или архетипы. Этот архетип и определяет форму лошади или форму дерева. И, по сути, кроме этих двух миров, он не предполагал ничего другого. Оба мира структурированы. Я нахожу в них связи, структуры, форму, логику. Смотрите, есть форма в дереве и в моих понятиях. И – в божественных понятиях, о которых говорил Платон. Получается, что те архетипы, то есть платоновские идеи, которые находятся на небе, они отпечатываются и в моём уме, и в дереве. Получается, что есть печать и она оставляет след и в субъективном, и в объективном мире. И поэтому есть соотнесённость и связь между объективным миром, который я познаю, и субъективным миром, которым я познаю. Я хочу поправить Платона и внести элемент амнезии, забвения. Платон говорит о разуме, об идее. А что делать с тем огромным, бездонным миром, в котором нет никакой памяти, никаких структур, никакой идеи? Платон видит то, что структурировано в архетипе и потому также во мне и в дереве. А что делать с тем, что не структурировано? Что делать с хаосом? Он увлёкся космосом, он забыл о силах иррациональных, не структурированных. Он забыл о том источнике всего, которые древние называли предвечной тьмой, который Суарес Арауз назвал амнезией. Это не удивительно, ведь греческая философия тем-то и характерна – а потом из неё родилась философия европейская и параллельно эмпирическое знание, – тем-то и интересен наш западный опыт в отличие от Востока, что мы непропорционально высоко поставили инструментальный ум, рассудок, и для нас очень трудна мысль о том, что ум дан человеку не для познания мира, что ум – негодный инструмент познания себя, мира, природы, общества и что надо постоянно обходить или ломать умственные конструкции. В частности, вам всем предстоит сломать и разнести все идеи, которыми вы индоктринированы. Знаете, что такое индоктринация? Это когда в голову вкладывается доктрина. Вы индоктринированы. В вас вложены доктрины, и вы несёте их на себе как лодку. Они, может быть, хороши, но будет ещё прекраснее, если вы их обойдете или разрушите и построите другие доктрины, а потом разрушите другие доктрины и построите третьи, и будете относиться к ним, как Будда предлагал относиться к лодке. Только дурак, переплыв через реку на лодке, взвалит её себе на плечи и будет её нести километры по полям и лесам…