Трупы в озере

Она очнулась на нём, абсолютно голая, бесстыдно истекающая нечаянным наслаждением на кожаное кресло. Крупные ладони Серого лежали на её покрытых испариной ягодицах, а его горячие губы ласкали распалённую грудь. Они были вдвоём. Анька застонала, сотрясаясь от вновь и вновь накатывающего горячими волнами безумства.

– Какая же ты… ненасытная! – мужчина, как мог, притормаживал своё возбуждение, желая подольше насладиться её откровенным и запредельно безбашенным удовольствием от соития. Не так часто попадались Серому такие страстные, и таких красивые партнёрши. Красивые бабы из его реальной жизни довольно посредственно имитировали страсть и бездарно притворялись увлечёнными, желая получить полагающиеся им ништяки. А Анька. Анька отдавалась ему здесь и сейчас, абсолютно бесплатно. Лишь потому, что безумно ЕГО хотела. И ЭТО было нечто прекрасное. И непонятное, – С Максом не ходи! Поняла?

– Ревнуешь? – Аньку согнуло пополам то ли от наслаждения, то ли от боли.

– Не ходи с ним никуда! Скажи, что не пойдёшь!

– Не пойду.

Но про Лёху уговора не было.

–Аньк, п-пойдём. П-погуляем.

– Куда пойдём? Ну, пойдём.

– А с-сюда с-сп-пустимся, а?

– Сюда? А что тут?

– К-какая разница? З-зато не увидит никто. С-спрячемся, Анька? Ото вс-сех?

Они с Лёхой спустилась тогда в одну из заброшенных развилок подземного канализационного коллектора, пока Серый отвлёкся по малой нужде. А следом за ними, парой минут спустя, туда спустился и беспредельщик Макс.

– Макс, мож-жет не надо?

– Сгинь, скотина, – лицо широкоплечего Макса было надёжно скрыто, поэтому разглядеть его выражение Анне никак не удавалось, но она всё равно почувствовала, КАК зверь улыбается. Предвкушая. Облизываясь. Изнывая от охотничьего азарта. Кожей почувствовала, – Чо, курва, поиграем?

– Макс, ну я, накончал, не пали, – от страха Лёха даже перестал заикаться.

– Сгинь.

Сложно сказать, как долго и каким образом издевался бы над ней отморозок, но заражённая Лёхиным испугом Анна развернулась и бросилась в зловонную темноту с дурным криком. То, что кричать нужно громко и звонко, мать научила непослушную девочку ещё в школе. Чья-то крепкая рука схватила Аньку за волосы, но доктор заорала ещё отчаяннее. И тогда насильник резанул её прямо по одежде. Видимо, чтобы заткнуть. Анна протяжно и громко взвизгнула, толком не понимая, почему всю спину, от лопаток до копчика, пронзила неожиданно острая, обжигающая боль. А потом увидела кровь. Свою кровь. То, что оставлять её живой Макс не планировал, стало слишком очевидно.

Обнаруживший, чтоб все трое исчезли, Серый, конечно, всё понял, но остановить возбуждённого урода было сложно.

– Макс, приехал кто-то, поднимись, – крикнул случайный Анькин друг откуда-то сверху.

– Блядь! У меня дело тут, – недовольно пробурчал тяжело сопящий зверь в ответ, грубо наматывая белокурый Анькин локон на кулак, – Сиди здесь, курва. Будешь орать – рот разрежу!

Анне не хотелось вспоминать. Ей хотелось верить, что именно Серый выручил её тогда, отвлекая убийцу и невольно помогая сбежать. Но, возможно, что кто-то действительно приехал, и никто никого не спасал.

– Где шмара? – неистово заорал разочарованный бегством жертвы уголовник, спустя несколько спасительных, давших девушке фору, минут, но проворная, так и не доставшаяся зверю на ужин, «шмара» уже притаилась в одной из труб, за железобетонным блоком. Маленькая Анька легко пролезла в довольно узкое отверстие и забаррикадировала выход собственной курткой. Кровь наверняка текла из её израненной спины, как из свиньи, и жестокому преследователю не составило бы труда найти свою непокорённую жертву по кровавому следу. Обезумевшая от страха молодая женщина в отчаянье поползла по тесной трубе, в кромешной темноте и вонючей сырости, всё глубже и глубже, пока не упёрлась головой в холодную решётку. Тупик. Сердце остановилось. Воспалённые глаза неистово зачесались. Анна заплакала. Вот и всё. Сейчас он найдёт её куртку и поймёт, что она здесь.

Интересно, что ОН сделает? Попытается выкурить? Достаточно поджечь клочок бумаги, и она задохнётся от дыма…

Откуда-то слева забрезжил тусклый свет. В слепой надежде Анна повернула налево, устремляясь к спасительному маячку и довольно скоро оказалась в просторном помещении. Здесь туда-сюда сновали крупные крысы. На зато было окно. И в окно светил фонарь. Анька подняла слабеющую голову к свету и тут же отключилась.

Утром её нашёл сторож. Она попала в больницу с острой потерей крови и переохлаждением. Молодой и серьёзный следователь, долго допрашивал пострадавшую, выясняя обстоятельства происшествия, но ход делу так и не дал. Всё выглядело слишком сомнительно. Сама поехала, сама трахалась, кто такие – не знает, зачем в колодец попёрлась объяснить не могла, а в конце концов вообще запуталась. Был нож или не был? Ударил её кто-то или сама упала? Видеть не видела, знать ничего не знает.

– Как же можно так, гражданочка, с первым встречным? Кроме себя, винить некого. Жаль, что теперь на работу о таких вещах не сообщаем. Врачом работаете. Позор, – подвёл итог следователь и окончательно потерял к беспутной даме интерес.

А потом мать познакомила её с чудо-доктором Яничкиным. Привела прямо в отделение, на смотрины. И вскоре Анна стала и замужней женщиной, и подопытной крысой.

Глава 5. Диана Ласточкина. Октябрь

Глупая ситуация. Диана развернулась к автобусной остановке и решительно зашагала прочь, не оборачиваясь. Пару минут спустя из морга вышла и Анна Михайловна. Доктор не смогла справиться с любопытством и выглянула в открытые ворота. Берег был пуст.

– Анна Михайловна, привет, голубушка! – спалила её заведующая хирургией Алевтина Степановна, крупная, не молодая уже, женщина с умными глазами, – Шпионишь?

– За трупами слежу, Алевтиночка Степановна, – решила схохмить расстроенная своей нерасторопностью Анна, – Повадились из озера вылазить. Мы их топим-топим, а они вылазят!

– Ой, Аннушка, шалунья! Как же мне твоё чувство юмора импонирует! Трупы, ах-ха-ха, – пожилая доктор раскатисто и громко расхохоталась, – Как ласточка-то твоя, бегает? Всю жизнь о такой машинке мечтаю. Как же тебе повезло.

– Да, повезло. Повезло, что пидар мой помер.

– Аннушка, ой, – Степановна иронично хмыкнула, – Я, конечно, тоже к фанаткам усопшего себя не причисляю. Человек он, прямо скажем, дерьмовый был. Но зачем же смерти его радоваться? Я б на твоём месте остерегалась. Ладно, я, я женщина добродушная, с детства тебя знаю, а кое-кто и подумать может чего.

– Чего подумать, Алевтиночка Степановна? Причина смерти: остановка сердца. Факт известный. Даже вскрытие в судебке проводили. Не у нас.

– Ещё бы не в судебке. В гематомах весь ниже пояса. Туманно.

– Сами знаете, что пиявками лечился. У него весь таз прогнил, от изврата. Вот и сажал себе пиявок на жопу, оздоравливался.

– Ну, Аннушка, гомосексуалисты тоже люди. Не суди.

– Гомосексуалисты люди, а Яничкин урод.

– Ну, Аннушка, зря ты так. Мы же знаем, что он и тебя подлечил. Хоть за это благодарна будь.

– Пойдёмте, Алевтина Степановна, на парковку. Нам с Вами давно по домам пора. Негоже покойников судить. Всё равно уже бесполезно. Хоть козлом был, хоть гением. Сдох Яничкин и чёрт с ним.

– Как Валерия поживает? – Степановна деликатно перевела разговор на другую тему, запоздало спохватившись. Напоминать Анне о её недавней непристойной болезни, конечно, не стоило. Стесняется, наверное. Тем более, что об Анниной тайне никто особо не распространялся, а сама Алевтина узнала имя первой подопытной нимфоманки совершенно случайно, от самого урода-гения.

– Жить не живёт, и другим жизни не даёт. Вешаюсь день через день. Одно радует: сиделка попалась хорошая. Светка. Спасает меня от сумасшествия. Только рожать Светка надумала. Уйдёт в декрет и снова придётся мне извилинами шевелить. Надоело. Думаю, в интернат старуху сдать. На полгода хоть.