Трупы в озере

Он стоял на берегу искусственного водоёма и приветливо махал ей оттуда телефоном, в который сопел и твердил что-то нечленораздельное, заикаясь. Он наверняка знал, что она его видит. Смутная, тощая фигура, обещающая неадекватной в своём неистовстве Анне соблазнительный животный кайф.

– Анька, выходи! – разобрала она, наконец, и, ни минуты не сомневаясь, побежала на желанное свидание. Ей тогда было вообще всё равно с кем. Пара угрюмых санитаров-мужчин не в счёт. Эти румяные, от ежевечерних возлияний, молодчики даже её, согласную кинуться на любой продолговатый предмет с первобытной радостью, не желали.

– Привет! – она спустилась к Лёхе за пару минут и остановилась на расстоянии вытянутой руки, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Сердце тревожно и сладко заныло. Анна далеко не в первый раз встречалась с этим тщедушным косноязычным ханыгой. Он не внушал ей страха и вполне профессионально чпокался. Но Анне всегда хотелось чего-то большего. Ей уже несколько месяцев хотелось и хотелось. Бесконечно хотелось. И лишь страх перед тем, что коллеги узнают о её неутомимом голоде, сдерживал Анну от активных действий на территории больницы. Но каким-то непостижимым образом эти разнокалиберные субъекты всё равно узнавали о её работе, и частенько приходили сюда. Бессонова едва ли радовалась возможной огласке, но неутолимая жажда оставляла все сомнения на потом. Вероятнее всего, сама Анька, любившая эпатажные выходки и безмерно гордившаяся родом своей деятельности, рассказывала случайным дружкам про морг, желая шокировать.

– Анька, иди с-сюда, ч-чо, как ч-чужая? – Лёха притянул Анну к себе, смело запуская свои озябшие руки под её демисезонную куртку и жадно ощупывая объятое дурным огнём тело. Горячая волна возбуждения настолько затуманила белокурую голову, что доктор и сама не поняла, как оказалась в придорожных кустах на четвереньках, с крепко прижатым к ограде лбом, – Хочешь ещё пацанов приведу? Скажи, что хочешь! Знаю, что хочешь… А-а-а…

Вот так и всегда. Он уже финишировал, а ей-то, что теперь делать? Даже не поняла, что произошло. Не прониклась. Первый раз у неё такое, чтоб в кустах, посредь белого дня, при родной больнице. А кусты-то лысые, голые, насквозь светятся. Не хватало ещё – увидит кто. Те же санитары. Морг-то вон, метров пятьдесят, кирпичом белым выложен, глазницами-окнами на них с Лёхой вылупился. Даже стёкла запотели. От удивления. Наверное, и хорошо, что по-быстрому, но… только распалилась.

– Так ч-чо, Анька? П-приводить пацанов? Я с т-тобой не сп-правляюсь, сладкая.

Лёха никогда не заикался в процессе, но до и после заикался всегда.

– Ну, не знаю, – буркнула Анна разочарованно и сердито натянула спущенные брюки. Непослушное тело ныло, болело и хотело ещё, – А сегодня? Домой поедем? На улице не надо. Светло. Ты на машине? Лучше уж в машине тогда.

– Т-так, слушай. Макс же вч-чера вышел. Вот, кто сегодня голодный. Задаст тебе ж-жару! Хочешь, Анька, ж-жару?

– Откуда вышел? Какой Макс? К тебе поедем. Лучше к тебе поедем. Не надо на улице.

Нищеброд Лёха всё время водил её в убогую хрущобу, где из мебели имелась лишь пара вонючих матрацев в обоссаном кошками (или людьми?) углу. Случайный знакомый называл квартиру своей, но это место больше походило на наркоманский притон. Иногда Анна приносила с собой крепкий алкоголь и тогда её разрывало не по-детски. В один из таких аморальных вечеров к ним ненароком присоединился Лёхин дружок, заглянувший по своим делам, и после этого Алексей всё чаще предлагал Аньке групповушку.

– Ч-чо-та напряжённая т-ты. Коньяк есть?

– Нету.

– С-спирту д-долж-жно быть у тебя.

– Нету спирта.

– В-врёшь?

– Зачем мне врать?

– П-поедем ко мне. Максу п-позвоню.

– Лёх.

– Ч-чо?

– Может не надо никого?

– Как хоч-чешь. П-просто вдвоём вып-пьем.

– У нас нет ничего.

– В-вина куплю. Ч-чо я бабе своей вина куп-пить не могу?

По дороге Лёха купил какого-то дешёвого портвейна и две бутылки водки.

– Аньк, д-деньги есть? Закусь куп-пить? Водяру без закуси стрёмно.

Анна не отказала Алексею ни в чём. И даже, когда тот развернулся вовсе в другую сторону, объезжая привычное, до зевоты, озеро и поворачивая на окраину района, к заброшенным очистным сооружениям, подвоха не заподозрила. Любезный приятель припарковал свою ржавую четырку на пустыре и галантно предложил даме пластиковый стаканчик. Потянулся за бутылкой водки. Безалаберный Лёха частенько прибухивал за рулём, и Анна не смела ему перечить, а лишь тихонько помалкивала, ожидая своей очереди. Выпьет дружок горького пойла и на ласки шальные, самые откровенные, решится. А Аньке только откровенности и нужно.

– Т-тебе водку? Или… п-п-п…

– Лучше водку.

Они уже почти уговорили бутылку водку на двоих, но ничего особенного не происходило. Лёха периодически отвлекался для перекура и телефонного разговора, а о сексе не вспоминал. Анна захмелела и уже собиралась проявить активность, поэтому открыла дверь авто и вышла. Без обнимашек и тисканий свидание с Алексеем, круг интересов которого ограничивался кромешной асоциальщиной, смысла не имело.

Алексей разговаривал по телефону, развернувшись к машине спиной.

– Ш-шмара, д-да хуй её знает, ну… я накончал… Блядь, Макс, не-е…

– Лёх! – позвала Анька томно, отчего Лёха неловко подпрыгнул, – С кем ты там опять? Обо мне и не вспоминаешь.

– Щ-ща! Ты ч-чо вышла? – казалось, что Лёха то ли растерян, то ли испуган.

– Приходи, а? Уже стемнело. Не видно.

– Мужики п-приедут, – будто в унисон его словам, Анну тут же ослепил свет фар подъезжающего автомобиля, – Не б-бойся. Они н-нежные.

От слов Алексея девушке стало не по себе. Место нелюдимое, даже немного зловещее. Солнце уже село, и на ещё не проснувшуюся от зимней спячки мартовскую землю опустилась унылая, холодная темень. Хрен его знает, откуда этот нежный и голодный Макс вышел, и по какой статье туда, откуда выходил, попал. Чувство самосохранения было сильнее похоти.

– Я не хочу ни с кем. Лёш. Не хочу! Слышишь? – довольно громко произнесла встревоженная Анна, будто ставила ультиматум.

– П-понял. Значит, они не будут. Не б-бойся.

Но то, что ВСЁ они будут, молодая женщина сразу же поняла по лицам тех двоих, которые вышли из подъехавшей машины. Слишком внимательно разглядывали её. Оценивали. Но двое, это не пятеро. Анна попыталась найти плюсы. Убивать её им незачем. Или есть повод? Сопротивляться она не планировала. Лёха едва ли заступится. Заикающийся чувак, на убитой четырке, авторитетом явно не отличался. Но что такого-то? Подумаешь, пара абсолютно незнакомых мужиков. Оба чистые, представительные, с квадратными челюстями и бритыми затылками. По меркам врача-патологоанатома, очень даже симпатичные. Убудет от неё, что ли? Тем более, что после алкоголя секса хотелось ещё неистовее.

Серый. Макс. Но интуитивно Анька выбрала Серого. Было в его взгляде что-то. Детское. Наивное. А вот Макс выглядел, как конченый уголовник. К нему девушку не тянуло. От слова совсем. И это настораживало.

– Что Вы в нём нашли, Аннушка? – добродушно поинтересовался севший с Анькой на заднее сиденье Серый, когда все залезли в Лёхину четырку для согреву, – Роскошная женщина, королева и вдруг… с ЭТИМ. Лёха, он же задрот шелудивый. Ему даже проститутки не дают. Я б такую женщину на руках носил, никому трогать не разрешал, а он Вас НАМ продал, за сала шмоток. Не понимаю я баб. Очень вы, Аннушка, нелогичные и доверчивые.

– Как это продал? – Анна удивлённо уставилась на занервничавшего Лёшку, ожидая объяснений.

– Аньк, ты эт-то… Мне д-деньги нужны. Т-тебе хорошо б-будет. И мне х-хорошо. Зач-чем бе-бесплатно-то?

– Ты же сам сказал, что меня не тронет никто? Если не захочу, – но, если честно, не на шутку взволнованную Бессонову уже мало заботило то, сколько денег поимеет сегодня щуплый нищеброд, благодаря её болезненной распущенности. Брутальный Серый призывно улыбался и уже водил горячей ладонью по острой Анькиной коленке.