Страница 76 из 85
Дом спал, загасив огни. Или оцепенел от ужаса внезапной грозы.
– Сюда! – Линия открыла дверь в одну из комнат.
Оказавшись внутри, Глеб огляделся. Два на полтора пространства, кровать, стул, окно в сад – вот и вся обстановка. Мокрая рубашка липко льнула к телу, остужая его, зато джинсы оказались относительно сухими. Глеб даже удивился: из воды, почитай, выпрыгнул, а что-то еще не насквозь промокло. По спине, бодря и отрезвляя, пролился ручеек, прокрутил слалом между позвонков, и юркнул куда-то ниже, под пояс.
– Что стоишь? – спросила Линия, входя следом. – Присаживайся. На кровать садись, прямо на покрывало, не стесняйся. Держи вот полотенце, оботрись. Да рубашку сними, ее надо бы, пожалуй, выжать. Не хочешь? Ну, ты чудак, право же.
– Прямо на мне высохнет, еще и быстрей, – пробурчал Глеб, растирая голову полотенцем. – Рубашка тонкая совсем, правда.
Снимать рубашку ему отчего-то совсем не хотелось. Он понимал, что ведет себя глупо, но ничего не мог с собой поделать. Так уж получалось.
А Линия уже переоделась в домашний халат. Краем глаза Глеб видел, как она повесила на стул бюстгальтер и прикрыла его сверху какой-то кофточкой. Ну, дает девица, подумал он и даже губу оттопырил от глубины чувства. Смело, смело. Ему почему-то казалось, что девушки должны постоянно ходить в этой штуке. Ну, или почти постоянно. На самом деле он не знал, как должно быть на самом деле, и стыдился своего незнания. Вот, не дай Бог спросили бы сейчас что-то такое, ой, умер бы на месте. Полный конфуз! В фильмах, по крайней мере, только так и показывают. Вдруг всполошился в растерянности: что же делать? Дальше-то как быть?
Ливень с прежней силой ломился в окно.
– Интересно, надолго ли?
– Не знаю… На всю ночь! Ты спешишь? Лучше расскажи что-нибудь. О себе, наконец, расскажи мне. У тебя есть кто-нибудь?
– В каком смысле? А… – Глеб дернул плечом. – Была подруга. Вроде как. Месяц назад замуж вышла, да…
– Жалеешь?
– Так сразу и не скажешь…
– И, наверное, решил что все? Никогда-никогда?
– Нет, не решил. Ничего я не решил.
Крупные капли, вырвались из общего строя бандой, прощупали на прочность жесть подоконника: тра-та-та!
– Славная ты девушка, – сказал Глеб, чтобы заполнить паузу.
– Нет.
– Что, нет?
– Не девушка. Я женщина, милый мой, женщина.
– То есть?..
Линия вновь проваливалась куда-то в бездну пространства, снова угодила на встречный поезд, уносилась, и ничего нельзя было сделать.
– Ты удивлен? Что, по мне этого не скажешь? И, тем не менее, милый мой мальчик. Обыкновенная история. Я полюбила, он был женат. Правда, при этом он еще умудрился меня заразить… – Линия сказала и прикусила губу. Боже, что я несу, подумала, Боже! Но что делать? Ведь сейчас наверняка полезет.
Глеб увидел, что на встречном бушует пожар. «Что за черт? – думал он. – И здесь опоздал!» Линия удивилась бы, если бы узнала, что он воспитан в таком духе, будто с хорошими девочками такого произойти не может. А если и произошло, то, причем здесь он? Нет, теперь все приобретало иной смысл. «Знаю я эти истории. То у них парень на мотоцикле разбился, то в тюрьму по малолетству сел… То вот, женатым подлецом окажется. Ладно, раз уж все равно так, не упускать же случай… Надо же, еще и заразил, гад. Чем это?» Он, быстренько посчитав в уме дни, ужаснулся: «Сволочь, как обманывал…» Он притянул Линию к себе. «Бедная, бедная, как ты настрадалась…»
Губы девушки были одновременно мягкими и упругими, горячими и прохладными. Целоваться умеет, удостоверился Глеб. Он уже не собирался выпускать ее из рук.
– Лин, ты не спишь? – вдруг раскрылась дверь, и в черном проеме обрисовался сгусток материи. – Ой, – сказал сгусток, – простите. И исчез.
Линия мягко, но решительно высвободилась.
– Сам видишь, какая здесь обстановка, – сказала она. – Я бы тебя оставила, но никак нельзя. Ничего не получится. Ты иди, пожалуй. Кстати, и дождь, похоже, прекратился.
Он обнял ее на пороге. «Отчего так горько? – думалось ему. – Отчего?»
– Я завтра вечером уезжаю, – сообщила она. – Приходи проститься, если хочешь.
– Что же ты раньше-то!.. – вскричал он.
– Зачем? Так было хорошо.
Он вдруг ощутил, что она дрожит.
– Ты замерзла? Ох, босиком на цементе! Что же ты? Иди в дом!
– Ничего, ничего…
За калиткой он оглянулся. Линия на прощанье махнула ему рукой. И, взявшись за горло, прислонилась головой к косяку, точно опрокинулась в обморок. Ночная фиалка в исчезающем свете далеких фонарей. Маленькое светлое пятнышко в кромешном сумраке ночи. Слабый ручеек воздуха среди душного застоя. Одинокий голос, взывающий к всеобщему безмолвию. Не то, подумал Глеб, все не то. Вот фиалка, да, возможно. Ночная фиалка. Маттиола.
Такой ее Глеб и запомнил. Быть может, навечно. Во всяком случае, так ему казалось тогда. Он брел пустынной улицей, не различая лужи как нечто отдельное от дороги. Какой-то спазм хватал за горло, прямо душил его, хотелось что-то сделать, чтобы не дать, не допустить. Что именно предотвратить – трудно сказать определенно, он сформулировать затруднялся. Только чувствовал, что-то надвигалось, что-то могло обрушиться. И, нет, этого никак нельзя было позволить. Еще он чувствовал, что произошло нечто из ряда вон, нечто выдающееся, но не знал еще, что это такое и как к этому относиться.