Почему нельзя?

Я с грустью убедилась в том, что ванная и душ в доме отсутствовали совсем, как и унитаз. А каменный общественный туалет из двух кабинок находился неподалёку в лесу сразу за шлагбаумом.

Одинокий маленький домик в конце села на улице с романтическим названием “Подгорная” утопал в зелени огромных вековых деревьев природного заказника. Такая непривычная жизненная среда мне горожанке показалась очень интересной экзотикой, и я сразу приняла решение остаться, сделав себе вызов на «слабо». Мы быстро договорились с бабой Валей о ежемесячной оплате за проживание в тридцать рублей и о том, что печку зимой будем топить с ней по очереди.

Я долго не размышляла ещё и потому, что уже заканчивался август, и мне срочно надо было оформлять семилетнего сына Данилу в первый класс начальной школы, которую мы видели в другом конце села. Младшей дочери Дарине тогда не было еще и двух лет. Ждать нам больше было нечего, а главное некогда, а вдобавок ко всему перечисленному, следом за нами по железной дороге шёл грузовой контейнер с нашими пожитками.

Трудностей я не боялась, потому что сумела преодолеть главную – свою инертность и нерешительность в принятии решения об уходе от мужа. Впереди была другая жизнь манящая и пугающая одновременно, но полная новых впечатлений. А главное, что без «серого камня на шее» в виде опостылевшего мужа, так выразилась мама о моём неудачном замужестве, очень тяготившем меня семь лет. О причине семейных тягот я расскажу в следующих главах книги.

Мне понравилась окружающая экзотика и необычный домик, я приняла его, как данность судьбы и стала обживаться на новом месте. Я ни разу потом не пожалела о своём молниеносно принятом тогда решении. Летом там было восхитительно как в раю: рядом с домом чистая горная речка, вокруг девственная природа и непривычный для горожанки из нефтяного края свежий лесной воздух. Мы с детьми засыпали и просыпались под мерный шум леса, а не города с крикливыми сигналами автомобилей и рёвом их моторов. Но вот зимой бывало довольно жутковато, когда голый лес гудел иерихонскими трубами от сильных ветров ущелья. Шакалы кричали и тявкали дикими голосами почти под окнами, и из-за забора по ночам доносилось хрюканье диких кабанов. Змей я тоже видела пару-тройку раз, но уже потом.

А пока, после обеда, когда утомлённые новыми впечатлениями дети уже спали на новом месте, баба Валя за чаем подсказала мне:

– На работу тебе можно устроиться в ближайший санаторий от Минсельхоза. Я там работаю, называется он “Ласточка”, ты его увидишь, как только выйдешь с нашей улицы на Сочинскую трассу. Я знаю, что там как раз набирают официанток в столовую для отдыхающих.

Определившись с проживанием, вечером первого же дня, мы с детьми пошли на первое свидание с морем. По дороге, я убедилась, что санаторий, где работала баба Валя в ремонтной бригаде и правда, был ближе всех к её дому. Мы прошлись по его аккуратной чистенькой территории, благоухающей морем кустов всевозможных сортов роз всевозможных цветов и оттенков. Символично звучала из динамиков, далеко разносившаяся эхом песня моей знаменитой тёзки о миллионе алых роз. Мы шли ориентируясь на запах морской воды и вскоре за последним спальным корпусом увидели море, заблестевшее своей голубой гладью между деревьев. Это был первый в нашей жизни вечер у моря. Мои дети остались жить там навсегда, там создали свои семьи и подарили мне внуков.

На следующий день в администрации санатория у меня сразу приняли заявление о приёме на работу официанткой. И через неделю после прохождения медкомиссии, я стала работать в столовой для отдыхающих по два дня и через два дня выходных. Умереть, не встать – я официантка! На родине то я работала токарем на военном авиационном заводе. Кто бы если раньше мне сказал, что так будет, я бы того человека сочла за сумасшедшего.

В отличие от баба Вали, мыться я водила детей по воскресным дням в душ в корпусах санатория, в котором работала. А на море мы стали ходить с ними каждые мои выходные на весь день с утра и до вечера. После обеда, взятого с собой из дома, уставших от плавания детей, я укладывала на дневной сон прямо на пляже в тени навесов, накрыв их ещё простынками, чтобы не обгорела детская нежная кожа. После «тихого часа» наше купание продолжалось до темноты. И так было всё лето и осень до середины октября, пока была возможность купаться в море.

Дети были счастливы, и я отдыхала душой, потому что приступила к выполнению своей задачи. Так хорошо и спокойно стало на душе от осознания этого. Как же хорошо, когда желания совпадают с возможностями! И со здоровьем дочери прогресс был очевиден. Наконец, Дарья твёрдо встала на ножки и уверенно пошла. Она перестала плакать сутками напролёт, стала намного спокойней, как и я сама. Незаметно пролетел первый год и мне казалось, что жизнь начинала налаживаться, но, как показали дальнейшие события, я ошибалась. Справившись с одной бедой, я нашла себе другую.

На следующее лето я узнала, что дирекция предоставляет сотрудникам санатория для проживания вагончики – бытовки, находящиеся между территорией здравницы и морским пляжем. Конечно, я тоже попытала счастья, но директор санатория сказал, как отрезал:

– Вагончики предоставляются тем, у кого нет своего жилья!

Я не отступала и возразила ему:

– Но, Василий Васильевич! Я с двумя маленькими детьми живу в тесном чужом доме в лесу и без удобств. Зарплата у меня семьдесят рублей, и половину из неё я отдаю бабе Вале за аренду. Мы с детьми испытываем большие материальные затруднения, потому что денег, которые остаются, явно маловато на жизнь женщины с двумя детьми. Неужели Вы, как директор и как мужчина не поможете нам?

Интуитивно я выбрала правильную тактику. Конечно, он и директор и мужчина! И доказал мне это. Василий Васильевич досадливо крякнул и чтобы избавиться от настойчивой мамаши, откровенно рассказал мне тогда то, о чём я не даже не догадывалась.

– Ладно! Не хотел говорить, но скажу ради твоих детей. Этот домик, в котором вы живёте с бабой Таней, раньше служил общежитием для двух семей строителей нашего санатория. То есть он принадлежит этому санаторию, а не бабе Вале! По окончании строительства здравницы от Министерства сельского хозяйства, люди со второй половины дома уехали, освободив две комнаты, да и бабушкин сын тоже уехал на заработки на Север. Бабуля отремонтировала вторую опустевшую половину и теперь незаконно берёт с тебя деньги за проживание. Скажи ей, что если не прекратит, то будет иметь дело с милицией!

Решение нашего незабвенного Василия Васильевича было резким и однозначным:

– Живи там, плати только за свет, и больше ты никому ничего не должна. Даже я своей властью не могу тебя оттуда выселить, потому что у тебя дети! Как ты вообще туда попала? Теперь я тебе квартиру должен дать в нашем строящемся доме для сотрудников, чтобы потом это общежитие снести, чтобы туда больше никто не влез, как ты!

Вот вам неоспоримые плюсы СССР! Человек труда, тем более мать с детьми были кастой неприкасаемых.

Но бабу Валю решение директора совсем не устроило, и она ополчилась против меня и директора, объявив нам обоим непримиримую войну. Её благостное настроение улетучилось в криминальном направлении, именуемом стяжательством нетрудовых доходов. Она превратилась в злобную тётку, требующую, чтобы я немедленно ушла из дома. Она продемонстрировала, что её фамилия Куролесова вполне соответствовала её характеру. Куролесила она, удивляя всё село своей изобретательностью в части борьбы с одиночкой с двумя детьми на руках. Покуролесила она знатно. После нескольких безуспешных попыток выживания меня из дома, она неожиданно применила последний способ для моего выселения.