Почему нельзя?

И вот мы с детьми уже сошли на перрон железнодорожного вокзала в городе Туапсе Краснодарского края. Вездесущие таксисты, круглосуточно обитающие на привокзальной площади, посоветовали мне:

– Ищите работу и жильё в районе, где расположено большинство здравниц. Скорее всего вам надо попробовать в Шепси это ближе к городу.

Наша новая жизнь в незнакомой местности начиналась трудно: я с семилетним сынишкой Данилом за руку и годовалой дочкой Дарьей в летней детской раскладной коляске, двигались по раскалённому тротуару незнакомого села Шепси Туапсинского района. Мы все трое порядком утомились и уже подрумянились под непривычно палящим южным солнцем, потому что в поисках сдающегося жилья мы прошли всё село, от его начала и до конца.

Хождение больше половины дня по незнакомым улицам села вымотало нас, но не принесло желаемого результата – ни чего подходящего для постоянного проживания в частных домах я так и не нашла. В основном сдавались неотапливаемые летние веранды, летние кухни и лёгкие времянки, предназначенные для курортного отдыха, но не круглогодичного проживания. Наш поход по селу сопровождался любопытными взглядами из домов сельчан и отдыхающих, вразвалочку дефилирующих между пляжем и жильем, снятым на время отдыха.

– "Счастливчики! Они отдыхать приехали, а мы непонятно чего ищем вообще". – С усталостью думала я впадая в безнадёгу.

Всё это уже начало выводить меня из равновесия. А особенно досаждал громкий дружный оптимистичный треск кузнечиков, словно пытающихся перекричать друг друга. Они воспевали радость жизни в высокой густой траве у заборов по обочинам дороги. Всем вокруг, в отличие от нас, было хорошо, и им всем мы были глубоко безразличны. Меня совсем не впечатляло то, как одиночный треск неутомимых насекомых сливается в оглушающую какофонию звуков и уносится в высокую глубину небесного ультрамарина. Мои невесёлые мысли были тут на земле. Со мной были два моих ребёнка, о которых никто не позаботится кроме меня.

Нещадно палило южное солнце, а мы уже брели по просёлочной дороге на окраине села. Неизвестно сколько бы мы ещё шли в поисках счастья, но неожиданно за очередным поворотом, нас остановил опущенный шлагбаум, запертый на огромный амбарный замок. За ним уже совсем не было видно жилых домов, потому что впереди было ущелье. С двух сторон были крутые склоны предгорий Кавказского хребта, поросшие густым лесом. Здесь начиналась территория лесного заказника, о чём свидетельствовала надпись из полустёртых букв покосившейся ржавой металлической таблички на столбе. Совсем рядом бодро шумела и бурлила за деревьями и густым кустарником невидимая от грунтовой дороги речка. Всё вокруг было замечательно, особенно спасительная густая тень от могучих лесных деревьев, под которыми нас остановил шлагбаум. Непривычно кудрявый роскошный, почти субтропический лес, поразил нас необычной красотой и мы с детьми онемели, оглядываясь вокруг. Привычный глазу лес средней полосы России сильно отличался от того, что возник перед нашими глазами.

Больше нам идти было некуда – это была последняя улица в селе и ни одной живой души вокруг. Только шумел лес, а мы молчали, и на несколько мгновений я впала в гипнотическое забытьё. Впервые возникло не испытываемое мной ранее нереальное ощущение, словно время остановилось, и у меня нет никаких проблем, а человеческая цивилизация осталась так далеко, как будто её и не было вовсе. Но в реальность меня быстро вернули дети, которые очень устали от жары и впечатлений, и запросили у меня еды и воды.

Очнувшись от детских требовательных голосов, я с стряхнула с себя завораживающее оцепенение очарования красоты округи и занялась детьми. Расстелила голубое детское покрывало на траве в прохладной тени лесных деревьев, потом усадила на него детей рядом с толстенным стволом вековой вербы. Затем, строго наказав им не сходить с места, сама спустилась по узкой лесной тропинке, ориентируясь на шум речки. Она оказалась широкой, но совсем не глубокой. На первый взгляд, она не доставала даже до моих колен, дно было чистое каменистое, а вода прозрачная, как мытое стекло.

Я, вскрикнув, резко отдёрнула опущенную в воду ногу, меня поразила её температура, видимо со дна речки били родники. Или мои ноги так сильно нагрелись от длительного хождения по горячей дороге. Со стоном блаженства, ополоснув своё разгорячённое лицо до ломоты холодной живительной влагой, я жадно напилась, зачерпывая воду пригоршнями. Потом набрала воды в детскую бутылочку для питья и вернулась назад к ожидающим меня детям. Я умыла и напоила их чистой холодной водой из речки, стекающей с гор, окружающих село с трёх сторон. По идее на четвёртой стороне позади нас должно находиться Чёрное море. Горы мы уже увидели, а море пока ещё только предполагалось, и на него возлагались мои огромные надежды, и именно оно было главной целью нашего приезда.

Но надо было сначала решить вопрос с жильём, а я не знала, как мне действовать дальше, что мне делать теперь. В ответ на любопытствующие вопросы детей, я несла всякую чушь, которая только могла прийти в голову, пытаясь отвлечь их и себя от невесёлых мыслей, назойливо жужжащих в моей голове, в унисон пчёлам и шмелям на цветах вокруг нас. Прошло минут сорок, мы уже изрядно отдохнули от долгой ходьбы на жаре, и просто прохлаждались в тени, лакомясь захваченным в дорогу печеньем, когда к нам подошла пожилая женщина. Я даже не поняла, откуда она возникла перед нами, потому что не слышала её шагов в густой траве. Оказалось, что всё это время за нами наблюдали из окна крайнего домика, которого я не заметила среди деревьев.

Перед нами стояла спокойная полноватая пожилая, но ещё крепкая русская женщина предпенсионного возраста. Приветливо назвавшись бабой Валей Куролесовой, она показала на зелёный домик невдалеке за её спиной:

– Я там живу. А кто вы такие будете, и что это вы тут делаете, не ищете ли кого? Интересуюсь, потому что просто так сюда мало кто заходит.

Я рассказала ей о беде, принудившей нас приехать жить к морю. Посочувствовав нам, баба Валя, даже обрадовалась тому, что мы ищем жильё и пригласила нас жить к себе.

– Я живу совсем одна в этой глуши, а половина моего дома пустует. Отдыхающие сюда не ходят, поэтому я буду рада, если вы у меня остановитесь. Плохо мне жить одной.

Конечно, я тоже очень рада была этому своевременному предложению, и мы, поднявшись с травы, пошли за ней в наш новый дом с гостеприимной хозяйкой.

В доме было четыре необычайно крохотные комнатки два на два метра с низкими потолками, и в каждой по маленькому низкому деревенскому оконцу и одна печка-голландка на весь дом. Изнутри комнаты по кавказским традициям были оштукатурены поверх дранки глиной и аккуратно побелены известью. Призывно блестели полы, окрашенные почти оранжевой масляной краской, а из дощатых сеней было два отдельных входа. Снаружи маленький одноэтажный домик был обшит листами гладкого шифера, выкрашенного тёмно-зелёной масляной краской, поэтому он совсем затерялся в густой зелени леса, и не был замечен мной. Из удобств в этом доме, похоже, было только освещение и дровяная печь. Я искала глазами и не нашла, поэтому спросила:

– А где же краны с водой и ванна или душ?

Баба Валя засмеялась и ответила:

– Э, девка! Это тебе не город! Воду для стирки и готовки я ношу с речки. Если приспичит, то в соседнем посёлке есть хорошая общественная баня. А так, я моюсь в тазу «от селя и до селя».

Меня очень рассмешило то, как она выразилась. Улыбаясь в ответ моему смеху, она добавила:

– Питьевую воду нужно приносить из колодца в другом конце улицы.