Страница 3 из 13
– Поделись. Уверен. Я пойму. – Хищник замер от девочки на расстоянии вытянутой руки, не смея на неё давить нарастающей тревогой и одновременной зависимостью. Но когда она заговорила, я задохнулся от ужасного прозрения:
– Это было странно. Казалось, что взбунтовались все мои неврологические функции. Сначала проявлялось слабое свечение. Туман в глазах. Было такое ощущение, словно мигрень проверяла почву. Осторожно. Как ночной квартирный вор – ювелирно, точечно. – Она помедлила, а ржавый комментатор предоставлял отчёт:
– Мигрень? Ассоциированная? Хм. Неврологическое заболевание. Со спорной не выявленной патофизиологией. Тактика не лишена изящества. Кто же автор?
Я не успел сосредоточиться на предположениях, как она продолжила:
– Но постепенно признаки усиливались.
– Галлюцинации?
– Да, – торопливо избавляясь от недавних слёз, она заволновалась. – Неясно, мутно, размытые очертания, всполохи. А потом появились силуэты.
– Людей? Предметов?
– Нет, это, скорее, были существа. Мне показалось, четвероногие. Фу! Моя гиперосмия стоила мне непрекращающейся тошноты с логическим продолжением. Такие отвратительные запахи… А потом тени стали приобретать объём.
– Что?! – Хищник уже боролся с экстренной мутацией. А Камилла смутилась:
– Ну, знаешь. Это ведь галлюцинации – зрительные, обонятельные и наконец, тактильные симптомы ауры. А потом изматывающая головная боль. И как следствие, физическое и душевное истощение, апатия и мысли о самоубийстве на десерт. Вот такой букет. Родители не знают. Им нельзя так волноваться. – Камилла пошла вдоль горшков с деревьями, удаляясь от меня и неприятного разговора. А зверь уже спешил с очевидной констатацией:
– О, пока мы прохлаждались с инфарктом миокарда, у инферналий был банкет. Сначала псы атакуют только разум. Девочка выразилась точно – проверяют почву. Но в данном случае, им не повезло. И не твои метки явились решающим фактором. Дело в самой Камилле. Она обладает гипертрофированной внутренней цензурой. Максимальный уровень критичности. Поэтому моим собратьям ничего не оставалось, как прессинговать непосредственно головной мозг. Неврологические функции. Но в планах материальное воплощение. Жди инвазивных симбионтов в гости. Будут дюже агрессивные, собаки.
Я подавил утробный рык и, сосредоточившись, заглушил в себе все голоса, кроме рационального разума:
– Я хочу вернуться к тактильным ощущениям.
– О, – она передёрнула плечами и зажмурилась. – Никакой симпатии эти существа у меня не вызывали. Холодные и скользкие на ощупь.
– На ощупь?! Ты их чувствовала?
– Сначала я испытывала онемение в руках, на лице и шее. А потом сильное давление. Я задыхалась. Тогда родители и вызвали карету скорой помощи.
Отвлекая себя от наступающего пароксизма, я схватился за полы рубашки. Но пуговицы не попадали в петли. Руки тряслись. Пока она не прошелестела:
– В первый раз.
– Тебя не госпитализировали сразу?!
Она горько рассмеялась и покачала головой:
– Госпитализировали. Но я уехала из неврологии. Возвращали трижды. А сегодня сразу после капельницы с гидрокортизоном и метадоном вызвала такси и…
Покрываясь мурашками ужаса, я перебил:
– Ты на опиатах?!
Она едва коснулась сочувствующего эмпата померанца и тяжело вздохнула:
– Внутривенно. Больше ничего не помогает.
Я возмущенно рванул через всю оранжерею прямо в распахнутой рубахе и заломил в жёсткие объятия независимую королеву:
– Иди сюда, непослушная девчонка. Как ты могла сбежать? Зачем? – Но хищник был остановлен её бронёй. Обездвиженная мёртвой хваткой, тихая Камилла глубоко дышала в мою каменную грудь, а меня пилил зубодробильный хохот:
– Как девочка наивна. Считает, что обязывает тебя собой. Ты настолько органичен, что твоему самопожертвованию, которое не что иное, как завуалированный вампиризм, приписали патологическую природу. А ты не жертва её проблем, ты – их источник. Молодой человек, своей агрессией Вы демаскировали свою аппетитнейшую пассию. Что с того, что ты усилил её охрану, оцепил периметр. Но надо ж было так разнести её внешнюю ментальную броню! Гордон, ты – варвар!
Хищник задыхался гневом, и чтобы не раздавить девочку, освободил её от тесных оков и подвёл к мешку с раковинами:
– Прости. Приступим к работе. Что мне делать?
– Давай экипироваться. Раствор, инструменты, а это материал. – С той же деликатной ловкостью королева вернула мне опрятный вид, и пока я удивлялся её «техничности», уже завязывала на мраморной свае фартук и посвящала в тонкости художественной мозаики и облицовки. Бархатное контральто снова пленяло завораживающими нотами. А звонкий померанец исцелял монстра от хандры.
Мы смотрели на резвящихся собак в саду.
– Как Жак подрос! – Камилла восхищённо покачала головой, и удивительные прозрачно-золотистые глаза заискрились на солнце. – Он будет исполином!
– Боюсь, что скоро мне будет непросто удерживать его даже на строгаче.
– Тебе?! Да ты свободно жонглировал стокилограммовой Ли! – Она высмеяла мои жалкие попытки сохранить статус заурядного индивида. Но обнаружив на моём лице немалую досаду, на удивление, тут же подыграла. – Но в любом случае, здесь не физическая сила союзник. Посмотри на меня и Ли. Всё дело в воспитании.
– Не знаю, какие проблемы в моём воспитании, но когда Жак видит тебя и Лику, ему окончательно и бесповоротно сносит башню.
– О, не одному ему. – Тепло улыбаясь, леди увлеклась перебиранием ракушек и не расслышала мою нецензурную ремарку. Я напрягся, хотя понимал, что она говорит всего лишь о собаках. Но озабоченное животное уже несло:
– Похоже, что у вас с Ликой одинаковые проблемы. – Я опустил голову, делая вид, что подбираю осколки камня с пола. – Удивляюсь, как при таком количестве претендентов ты до сих пор не замужем. Или твоё сердце до сих пор не занято?
Камилла не оторвала оценивающего взгляда от иссохшего, с налётом соли, чучела морской звезды, зажатой в резиновой перчатке, но лукаво сузила глаза:
– Какой неожиданный вывод, падре. Меня поражает Ваш консерватизм. Когда это «занятое сердце» являлось решающим фактором для удачного замужества?
– Фу-у… Неужели ты настолько прагматична? А любовь? – Я вопрошал с деланным пафосом, но меня уже колотила мелкая дрожь.
– Я предпочитаю не болеть, чем потом лечиться. – Камилла отвлеклась от панно, а я рассмеялся, открыто лаская взглядом причину своего существования:
– Видимо, ты ещё не испытала ничего подобного, чтобы поменять своё мнение. – Несмотря на мою надменную усмешку, от неё не скрылась печаль в неожиданно осипшем смехе собеседника.
– Ну, судя по твоей патетике, ты безнадёжно болен, – Камилла поставила диагноз и нахмурилась. Бархатное контральто приобрело требовательный тон. – А тебя-то почему это волнует? Мы же договаривались.
Я скорчил за её спиной такую вымученную мину, что впечатлил свою собаку до икоты, но отбился правдоподобным алиби:
– Хочу выяснить степень подозрительности твоих родителей на мой счёт.
– Хоть и несвоевременно, но актуально. Я помолвлена. – Она по-прежнему была поглощена творческим процессом, словно в этом обстоятельстве не было ничего важного. А мне перекрыло кислород. Я не скрыл брезгливости и выплюнул:
– Неужели это тот неповоротливый бройлер на стероидах? На нём твой художественный вкус отдыхает? – Хищник боролся с гипервентиляцией. Но сама виновница невозмутимо раскладывала на полу камни по цветовой гамме:
– Гордон, дыши. Иван во вкусе моих родителей. Кстати, он скоро приезжает.
– Что, булыжники закончились? – Я не удержался и пнул объёмный мешок с галькой. Леди снисходительно усмехнулась:
– Нет, терпение закончилось.
С юмором висельника регистрируя у себя приступ панической атаки, я судорожно глотал воздух и остервенело долбил по искусственному камню:
– У него проблемы с самообладанием?
– Ты мимо цели. – Камилла иронично приподняла брови, наблюдая беспощадную утилизацию плиты белого песчаника неадекватным каменотёсом. Я оторвал голову от черепков, а сострадательное чудо пояснило. – Закончилось терпение моих родителей, введённых в заблуждение твоим частым появлением.