Страница 5 из 8
Он выплюнул мерзкую жидкость прямо себе под ноги.
– Ты охренела?! – взревел, развернувшись к девушке. – Ты мне че налила? На вкус, как моча!
Девушку звали Софией, и ей было семнадцать. В самом начале, когда мужчина закричал, она не на шутку испугалась. Но теперь, когда он озвучил проблему, смотрела на него со скепсисом и щепоткой ненависти.
Молча, ничего не говоря, она протягивает руку к стаканчику, как бы говоря: «Дай попробую». Клиент отдает напиток, и девушка вынимает трубочку, бросает ее в урну (промахивается, но виду не подает), берет новую, вставляет ее в крестообразное отверстие пластиковой крышечки, после чего пробует.
И выплевывает то, во вкусе чего мгновение назад даже и не сомневалась.
– Это чё такое?! – орет теперь она, трогая губы. – Это Ваша моча?!
Она готова заплакать.
– Ты охренела?! – повторяется клиент. – Я даже шагу ступить не успел от тебя!
Крики продолжаются, девушка начинает плакать, к ним уже стремится администратор и охранник торгово-развлекательного центра.
Гарик, наблюдавший за всем происходящим на расстоянии метров пятнадцати, сидел за своим столиком, ржал во весь голос и потягивал холодный молочный коктейль из трубочки (в те моменты, когда не ржал).
– Заклинание подмены? – вопрос раздается в ужасающей близости от Гарика, от чего тот аж подпрыгивает.
– Твою ж мать! – он испуганно смотрит на лысого мужчину, сидящего прямо за его столиком. И лысого этого он знал очень даже хорошо. – Как ты… как ты подкрался ко мне? Еще и за стол сесть умудрился? Я… никто не может ко мне подкрасться так бесшумно!
Цебермановский тяжело вздыхает. Его взгляд направлен на прыщавую девушку, которая, рыдая, объясняет администратору, что «этот извращенец» споил ей свою мочу.
– Магов тут нет, – объясняется Гарик. – Кодекс я не нарушил. Как и условия… условно-досрочного.
Цебермановский переводит на парня взгляд. Только лишь взгляд – не поведя при этом ни единым мускулом. И взгляд этот, как показалось Гарику, словно таил некий вопрос.
– Ну… тут это так называется. Условно-досрочное, – Гарик глотает слюну – в его горле пересохло, хотя всего каких-то секунд тридцать назад он потягивал краденый молочный коктейль.
– Каким больным на голову нужно быть, чтобы нассать в собственный стакан, а затем сидеть за столиком, ожидая, с кем бы махнуться собственной уриной?
Гарик выглядел озадаченно.
– Ну… с твоих уст… это звучит не так смешно…
– Мне нужна информация.
Гарик облегченно выдыхает.
– Господи Боже… я уж думал, что какой-нибудь пунктик нарушил. Ты меня прям обрадовал сейчас! Прям гора с плеч! Спасибо, бро! – он хлопает Цебермановского по плечу, но тут же встречает самый недружелюбный взгляд из всех, на которые когда-либо натыкался, и потому мигом убирает руку, словно обжегшись. – Сорян! Сорян! Больше не буду! Мамой клянусь!
– Мне нужно точное количество трупов, найденных за последние три года, – невозмутимо говорит маг. – Меня интересуют трупы анорексиков и анорексичек. Все тела, у которых отсутствовала подкожно-жировая клетчатка. Нужны доклады об их вскрытии и, желательно, все паспортные данные, включая адреса. А если еще и координаты смерти будут – то даже скажу тебе: «Спасибо». Но это не точно. Ты же еще работаешь в морге?
Гарик надул щеки и спрятал глаза. Но, даже не глядя на Цебермановского, он чувствовал его пронизывающий, прожигающий насквозь взгляд.
– Выгнали, – признается информатор. – Застукали, как я… ну… ты понял, ее привезли… такую красивую… я не сдержался…
Цебермановский продолжал молча смотреть на этого некрофила.
– Ты хоть представляешь, насколько ты двинутый? – наконец, разрушает он тишину.
Гарик на секунду отрывает от стола взгляд.
– Ты это о природе нашего разговора?
– Я это о природе твоей башки.
Гарик снова прячет глаза.
– Короче, три задания тебе. Первое – трупы. Не знаю, как ты это сделаешь, но ты это сделаешь. И меня не касается, какими путями ты добудешь мне эту информацию. Второе – после выполнения пунктов «один» и «три» – обращаешься к психиатру.
И Цебермановский встает.
– А что за «пункт три»? – не сдерживается Гарик.
– Допьешь то, что у тебя в стакане, – бросает маг через плечо и уходит, засовывая руки в карманы своих брюк, пафосно отбросив при этом назад полы своего плаща.
Живот Гарика скрутило. Ему даже не нужно было смотреть, что находится в его стакане – он уже все понял. Тем не менее, он печально переводит взгляд в сторону отдела с мороженым, где администратор, открыв крышку, смотрит на содержимое «стаканчика Пандоры» – самый обычный молочный коктейль. Затем этот же администратор (с опаской) пробует этот самый коктейль. Затем спрашивает, не издеваются ли над ним эти двое. И теперь уже они по очереди смотрят в стакан, заглядывают туда, затем смотрят друг на друга.
Гарик снова глотает собравшуюся во рту слюну. Он понимает, что Цебермановский совершил обратную подмену, и что его стакан снова наполнен мочой. Его собственной, «свежевыжатой», как он сам назвал ее прямо перед тем, как подменить.
Затем он тяжело вздыхает… и подносит трубочку к губам…
Фелиция тоже подносит к своим прелестным губкам трубочку и потягивает коктейль. Правда, у нее в бокале совсем не то, что у Гарика – у нее безалкогольный мохито. У ее спутника – алкогольный. Сидят они этажом выше.
Их столик располагается на самом краю, рядом со стеклянными перилами, и они видели все только что произошедшее. И слышали (благодаря заклинанию обостренного слуха).
А сейчас видят, как Цебермановский-старший покидает своего информатора.
– Он нас точно не увидит? – спрашивает Фелиция в третий раз.
– Я уже четыре года использую заклинание сокрытия – не подвело ни разу. Даже если прям посмотрит в нашу сторону – все равно не распознает. Оно безупречно.
Фелиция обычно не сомневалась в своем спутнике, но лишь до тех пор, пока дело не касалось ее куратора (теперь уже бывшего) – и потому в настоящий момент почему-то была практически уверена в том, что ни хрена они не сокрыты.
– Да расслабься ты, – тихо говорит парень и касается руки Фелиции.
– Нам нельзя здесь быть. Мне нельзя здесь быть. Может, тебе, как Цебермановскому-младшему, и не будет ни хрена, а вот мне… я даже боюсь представить, что они могут мне сделать, если узнают, что я шпионю за главным детективом Отдела.
– А мы не шпионим, – он убирает руку, берет свой мохито и делает пару глотков. Смотрит, как Гарик извергает струю рвоты на свой собственный стол, а затем снова пригубляет своей мохито. – Мы просто сидим в ресторане и наслаждаемся обществом друг друга. То, что мой отец оказался с нами в одном и том же месте – обыкновенное совпадение.
– Кстати, о твоем отце… он…
– Козел.
– Нет, я не то хотела сказать…
– Гений.
– И это тоже, но еще…
– Козел.
– Да, но не этим словом.
– Мудак?
– Жестокий, – чуть ли не выкрикивает Фелиция. – Он очень жесток. Пить свою мочу заставлять было не обязательно. Наказать можно было иначе.
Цебермановский-младший цокает губами, а затем подается назад, упираясь в спинку стула. Его взгляд направлен куда-то вверх и вправо.
– Отец как-то сказал, – начал он, – что если враг идет на тебя с копьем в руках, то уйти после встречи с тобой он должен с этим же копьем, но в заднице.
Фелиция усмехнулась.
– Я уже это слышала, но… в иной формулировке. Там не было ничего про «задницу».
– А он слишком аристократичен, чтобы говорить такое даме. Я знаю его таким, каким его не знает даже мама. Я вообще знаю его таким… каким его не знает никто.
– И какая из его версий тебе нравится больше?
– Та, что заставляет пить собственную мочу с целью наказания.
Цебермановский поворачивается к Гарику как раз в тот момент, когда того рвет уже второй раз подряд. Подошедшие к нему те самые администратор с охранником требуют прекратить пить то, что он пьет, после чего Гарик открывает крышку, смотрит на оставшееся в стакане количество и, до того, как охранник успевает отобрать стакан, вливает его содержимое в себя, выпивая залпом. После чего блюет уже в третий раз.