Регрессия. Гори!

– У меня для тебя кое-что есть. – Он запустил руку в карман плаща и достал бархатную коробочку.

– Я помню этот момент, – вырвалось у меня против воли, – ты так же дарил мне кулон в новогоднюю ночь!

– Ты права. – Его руки чуть заметно дрогнули, но лицо оставалось неизменно ослепительным. – И поэтому он принадлежит тебе! – В коробочке оказался тот самый огромный кроваво-красный рубин на тонкой золотой цепочке.

Я вопросительно взглянула на Иоганна.

– В реанимации снимают все украшения. А я сильно сомневаюсь, что такой камень медсестры вернули бы после выписки. Он принадлежит тебе и только тебе, вот я и сберег его.

– Спасибо… – протянула я, откинув волосы и подставив шею Иоганну, чтобы тот застегнул замок. Моей кожи коснулись теплые пальцы, а после – губы. Я замерла в ожидании, что сейчас – вот сейчас я покроюсь мурашками, а в солнечном сплетении заноет щемящая нежность. Но нет. Поцелуй как поцелуй. Ничего. Просто губы. Только в сердце родилась тоска и ощущение незавершенности чего-то важного.

Я дотронулась до камня, идеально занявшего свое место в ложбинке между ключицами, и вспомнила совсем другое – когда-то я срывала этот камень, швыряла его на пол, разрывала связь с человеком, что подарил мне его. Камень гранатовой слезой покатился по полу этой же самой кофейни и нашел покой в дальнем углу под диваном, намереваясь остаться там навсегда. Сон или явь? Откуда подсознание выуживало эти картинки, так странно и не вовремя подкидывая мне их, словно подачки?

– Иоганн, ответишь мне честно? – Я развернулась к нему лицом, получив в ответ только кивок. – Что произошло на крыше? Ты же был там! И как я оказалась в больнице?

– Я поднялся в тот момент, когда ты уже делала шаг, – ответил он со вздохом, и на его лице появилось покровительственное выражение. – Остановить тебя было невозможно, а вот вызвать скорую, пока бежал по лестнице вниз, я успел.

– Я просила честно! А ты врешь! – Вырвались у меня совершенное не те слова, что я намеревалась сказать. Это было даже не озарение и уж тем более не воспоминание, а слепая уверенность, что все происходило иначе. Уверенность, которая жила во мне, но боялась показаться, забившись в дальний угол моей уставшей памяти.

– Ладно. – Иоганн понизил голос и отодвинул колено, которым чуть заметно касался моей ноги под столом. – Я не стал говорить об этом полиции, потому что испугался, что меня обвинят. Ты не считаешь меня малодушным?

– Конечно нет! – Я вся обратилась в слух.

– Диплом давался тебе морально тяжело, да еще и твой бывший муж в роли секретаря на защите… В общем, ты очень нервничала, дергалась, боялась не успеть с расчетами. Я решил тебе не мешать и на некоторое время удалился из твоей жизни, чтобы ты могла погрузиться в учебу. Прости за это! Я думал, что поступаю как лучше, но только навредил… К твоим переживаниям из-за учебы добавилось беспокойство обо мне. Я чувствовал, как нарастает твоя тревога, но боялся сделать еще хуже, пойдя на попятную. И все же сдался… Я пришел к тебе на защиту, ты вспыхнула, наверное, придушить меня хотела, и я это заслужил! Но ты оказалась гораздо более великодушной, чем следовало, и предложила поговорить позже. Сама защита прошла не очень гладко, но успешно. Как только тебе поставили пятерку, мы вместе вышли на крышу. Я хотел выбрать другое место для разговора, но ты была неумолима. Я начал что-то объяснять, извиняться, а ты не стала слушать – сразу направилась к краю. Я пытался отговорить, честно пытался. Но мне кажется, ты не собиралась покончить с собой по-настоящему, только пугала, чтобы я не оставил тебя снова. Я и не собирался… Клянусь, я бы никогда больше не стал пропадать из твоей жизни! Но ты оступилась. В этом полицейский был прав: нелепое стечение обстоятельств, порыв ветра, и вот – ты уже летишь вниз. Только огненные волосы взметнулись и исчезли…

– А дальше? – Я зачарованно смотрела, как из глаз Иоганна текли слезы, придавая их зелени болотный оттенок.

– Тебе повезло. Упади ты на асфальт, и шансов бы не осталось. Их и так было немного, но вот ты – целая и невредимая, только немного растерянная.

– Мне действительно повезло? И ты не имеешь к этому везению никакого отношения? – Я прищурилась, чувствуя вранье.

– Разве что чуть-чуть. – Иоганн подмигнул и чмокнул в щеку. Не дав мне снова заговорить, он вскочил и на ходу бросил: – Сейчас начнется посадка на наш рейс, пойдем. Не люблю задерживать других.

Полупустой самолет готовился к взлету – стюардессы хлопали дверцами багажных полок, просили пристегнуться и флиртовали с одинокими командировочными. В общем, обычная рутина, с которой хорошо знаком каждый, хоть однажды поднимавшийся в небо. Я отвернулась от Иоганна и рассматривала, как по стеклу иллюминатора стекают струйки конденсата. Началась рулежка, потом взлет. Закричали дети, заохали родители и неободрительно зашипели их соседи по креслу.

Уши закладывало так, что я перестала слышать даже гул двигателей и разговоры пассажиров, зато чувствовала ток собственной крови, а сердце ухало в голове, ускоряя пульс. Иоганн не трогал меня и ничего не говорил, решив, что я сплю. Краем глаза я заметила, как он надел наушники, включил музыку в телефоне, скрестил руки на груди и, прикрыв глаза, погрузился в себя с легкой усмешкой на губах.

Всегда такой уверенный и немного самовлюбленный. В неизменно черной одежде. С этими его перстнями и вытянутыми вдоль лица волосами. Способный делать с людьми все, что ему заблагорассудится. Кто же он такой? И почему постоянно врет?

Не нужно быть экстрасенсом или даже помнить прошлое, чтобы почуять его ложь. Он весь был соткан из нее, каждое его слово врало, каждое движение, даже дыхание сквозило обманом. На каждом шагу я натыкалась на расставленные ловушки, в которые с разбега попадала, даже не понимая, что снова лечу в пропасть. Пропасть, куда меня специально загоняет Иоганн. Теперь он мог сделать из меня кого угодно – любовницу, девушку, ведьму, подругу. А я даже не смогу проверить, какая роль – по-настоящему моя. Он может навязать мне любое прошлое, какую угодно историю. И я поверю, ведь другой версии у меня просто нет. Что страшнее – остаться вовсе без воспоминаний или с ложными, выгодными Иоганну?

Я всегда смеялась над несчастными героинями фильмов, потерявшими память по какой-то до безобразия глупой причине, обязательно провинциалками с огромным наследством от дальнего родственника, которые повелись на провокации подлецов, верили каждому их слову, а потом оставались ни с чем. Не стала ли я такой же глупой девчонкой, следуя за Иоганном, словно преданная собачка? Словно его собственность? Будто без него и меня бы не было… Сквозило в этой мысли что-то пугающе правдивое. Но что было даже обиднее – дурацкие фильмы я помнила, а, например, собственный любимый цвет – нет.

Глава 7.

– Анна, просыпайся! Море пропустишь! – Чье-то дыхание щекотало мне ухо, и я поежилась, не открывая глаз.

«Пьер» – в голове засело странное имя и не желало покидать мои мысли, как бы ни пыталась я стряхнуть навязчивый сон. Но прежде чем произнести это имя вслух, я все же разлепила глаза и уткнулась взглядом в нависающего надо мной Иоганна.

– Разве в Париже есть море? – выпалила я, толком не понимая, где нахожусь.

– В каком еще Париже? – Сладкая улыбка сползла, уступив место жесткости. – Мы к аэропорту Адлера подлетаем, сейчас будем над морем разворачиваться. Почему ты опять спрашиваешь про Париж?

– Не знаю, – уклончиво ответила я, перебирая в голове кадры слишком реалистичного сна, пока не готового выпустить меня в настоящий мир. – Что-то такое снилось. Уже все вылетело из головы. Давай свое море. – Я попыталась изобразить самую приветливую улыбку, на которую только была способна, и Иоганн мгновенно успокоился.

Свой сон я помнила в подробностях: аэропорт, паспортный контроль, удивительная ясность и тишина в голове, холодные мурашки от недавно пережитого кошмара и медовая сладость от поцелуя мужчины по имени Пьер. Было все это правдой или только сном? Кто такой Пьер? Существует ли он? И почему я продолжаю любить его, даже проснувшись?