Река Времени

– Давай Коля, чайку попьем, он у меня душистый, на целебных травках настоенный, – сказал старик и, взяв кружку, с аппетитом прихлебнул из нее.

Учитель, подняв кружку, отпил чай и спросил:

– Вот вы говорите, можно жить спокойно, даже если знаешь, что радиация вокруг. А как же…– Тут Николай поперхнулся чаем, внезапная мысль как удар электрического тока ударила по нему и он, от вспыхнувшей в нем догадки ощутил дрожь во всем теле.

– То есть вы хотите сказать, что я нахожусь в чернобыльской зоне?! Вы что, так шутите?! – Закричал Николай. Он вскочил из-за стола и заметался по комнате. На него напал нервный озноб от осознания того, куда он попал. Это вселило в него страх, перед которым померкли даже злобные утренние собаки.

– Нет, Коля, я не шучу. Я уже давно перестал шутить, особенно после того, как нас, молодых безусых студентов, только-только начавших работать в институте, собрали и бросили на помощь врачам, которые пытались спасти жизни пожарных. Тех самых пожарных, тушивших этот проклятый четвертый энергоблок.

– Я перестал шутить после того как на моих глазах умирали люди от лучевой болезни, когда увидел, что огромная доза радиации заживо сжигает людей, когда кожа на глазах сползает клочьями а внутренние органы похожи на огромный кусок фарша. Люди кричали от адской боли, а мы неопытные и неумелые бестолково метались между ними, пытаясь хоть как то облегчить их страдания и понимая, что спасти их невозможно. По приказу врачей, мы вводили умирающим пожарным большие дозы морфина, для того, чтобы они не мучались перед смертью.

– Я видел как один из пожарных, умирая, плакал, он понимал, что умирает и, глядя на него я тоже рыдал, я видел, как умирает человек и ничем не мог ему помочь. Он уходил тихо и с улыбкой на обожженном лице, а я сидел возле него и плакал навзрыд от своего бессилия. Вот так-то Коля.

3

Старик замолчал и, оторвав полоску газеты начал вновь скручивать курево. Наступила тишина, прерываемая иногда завываниями ветра. Дождь стучался в окно и просил пустить его в дом. Николай сидел пришибленный, обхватив голову руками, и пытался усвоить то, что поведал дед. Рассказ старика совершенно выбил его из того умиротворенного чувства под влиянием которого он пребывал. Мысли в его голове, спутались в единый запутанный ком, и разум отказывался понять, где он находится. Казалось, что выйди он сейчас из дома и снова попадет в ту затхлую, но спокойную жизнь, как раньше.

«Господи, куда же я попал, как это все произошло, и почему именно со мной? В чем я провинился, за что мне все это?» Его мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать выход из сложившегося положения. Николай посмотрел на старика, тот смотрел в окно, попыхивая козьей ножкой.

– Степан Васильевич, что же мне теперь делать?

– А как ты сам решишь, так и будет. Только твои собственные решения покажутся тебе правильными. Потому, что ежели ты ошибешься, то и виноватым будешь только сам, и не на кого будет свалить свой груз ошибок. Понимаешь? – Дед пыхнул табачком и продолжил, – как я понял, за периметром зоны тебя никто не ждет и возвращаться туда, для того, чтобы снова бичевать, не стоит. А вот попробовать начать жизнь заново – это стоит того, чтобы здесь остаться.

– А как же радиация, Степан Васильевич? Вы ведь сами рассказали, как от нее люди моментально умирают! – Вскричал Николай.

– Эк ты хватил! Та доза излучения, под воздействием которой умерли все эти пожарные, была ими получена в самом пекле реактора, а ты, я думаю, туда не пойдешь. Есть места на этой территории, где радиации нет совсем. К примеру, вот эта деревня, она ведь у самого периметра находится, так что, жить здесь можно.

– Да-а, вот это я попал, как кур в ощип.– Воскликнул учитель. – Ну, хорошо, допустим, я останусь здесь, где мне жить, чем питаться?

– А чем все люди питаются? Я вот, к примеру, святым духом живу что ли? Вон он, лес то, рядом, грибов полно, ягод каких хочешь, мяска захочется, силков наставишь да ловушек. В этих лесах в отсутствие людей, живности развелось видимо-невидимо. Так что, с голоду не помрешь. А насчет жилья, в любой дом входи и живи себе. Не печалься Коля, оно может и к лучшему, что ты здесь оказался, может судьба тебе новый шанс дает. Человеком стать, оно ведь как, там ты один, а здесь другим станешь. Несла тебя река времени по течению, никак к берегу донести не могла, а вот видишь и доставила все-таки. – Дед докурил и, взяв кружку, с шумом отхлебнул травяной чай.

Николай, слушая старика, перебирал в голове всякие варианты. Его сердце стремилось вернуться назад в тот мир, пусть там он голодал, пусть его били и гоняли, но там все было знакомо и привычно. Но разум говорил, что дед прав, что такая унылая и пустая жизнь вечно продолжаться не может. Надо было что-то менять, так почему не начать здесь, все сначала, хуже уже не будет, да и куда уж еще хуже. Мысли одолевали, они дрались в его голове друг с другом, пытаясь одна другой доказать свою правоту.

4

За окном гроза начала затихать, молнии уже не вспыхивали с такой частотой и рокот грома постепенно удалялся. Дождь успокоился, и больше не пытался своими потоками пробить крышу дома. Теперь он шел неспешно и солидно. Словно в начале грозы, это был буйный, неусидчивый подросток, пытающийся всем показать свою юношескую энергию и напор, а теперь это был солидный, состоявшийся мужчина, не привыкший растрачивать понапрасну свою силу. Вся природа была умытой и свежей, деревья и дома стояли чистые и сияющие, словно улыбаясь от полученного душа.

В доме стояла тишина. Кошка, отужинавшая жареной картошкой, спала, свернувшись калачиком на диване. В кружке Николая, чай, давно остыл. Дед Степан отодвинул свою пустую кружку и сказал:

– Давай-ка спать Коля, время уже позднее, да и утро вечера мудренее. Ложись на диване, а я на печке, завтра встанем, и решишь, куда тебе идти.

Дед встал и пошаркал на кухню, там он еще повозился минут десять и затих. Учитель задул фитиль, ощупью добрался до дивана, расправил одеяло и, потеснив кошку, лег. Но сон не шел.

Вспоминалось прошлое, казалось, что та жизнь, которая осталась за чертой, была не так уж и плоха. Во всяком случае, все события были запланированы, он знал, что будет делать сегодня, а что завтра. Пусть была жена-мегера, но даже существование рядом с ней, было понятным и привычным. Пусть потом, он бомжевал и голодал, но кругом были обычные люди. У них он мог попросить милостыню или подзаработать у торговцев на рынке, таская мешки.

Были дни, когда он мог прилично на этом заработать, и тогда в нем поднималось чувство собственного достоинства. В такие моменты, он говорил себе, что можно на эти деньги снять комнату, найти приличную работу, усердно трудиться и, быть может, обзавестись новой семьей. В такие дни он уважал себя, старался следить за собой, чистил свою обувь и латал одежду.

Но когда кончались деньги, вместе с ними кончалось его самоуважение и достоинство, и он вновь скатывался на грязное дно бичевания и голода. В такие моменты, он ненавидел себя, ненавидел свою душевную слабость, ненавидел весь мир. В такие моменты он не находил выхода из этого тупика и в душу закрадывалось сомнение, нужно ли жить дальше так, как он живет или стоит прекратить сие бренное существование. Но, видимо, голос разума, становился на пути таких жалких мыслей и он уговаривал себя, говорил, что пока поживу, а там посмотрим.

Теперь его жизнь круто изменилась. Все привычное рухнуло, исчезло, растаяло как туман поутру. Он боялся новых обстоятельств, боялся перемен, в конце концов, его страшило слово – РАДИАЦИЯ! Вот такими большими буквами, он выделил это новое для себя явление. Как жить дальше он не знал, стоит ли остаться здесь и начать жить заново, или попытаться вернуться назад в неласковый, но привычный мир. С одной стороны, жить здесь страшно, дикие животные, пустота, радиация опять же – шептало ему сердце, а с другой стороны, живет же здесь этот старик и ничего, хвоста у него нет, и рога не растут – уговаривал его разум. В конце концов, ты свободный человек и никто не может запретить тебе уйти отсюда, – обнадеживало его внутреннее я.