Трудное счастье мое

— Вы тоже можете поехать, но на своем транспорте, не с нами.

— Я подвезу, — Артем не стал дожидаться просьбы Лены, ему хватило жалобного взгляда и дрожащих губ.

В машине Артем сам пристегнул совершенно потерянную Лену, и в два счета догнал скорую.

Так они и въехали в больничный двор, — караваном, — белая машина с проблесковыми маячками, и черный внедорожник с морально убитой неожиданным несчастьем Леной и серьезным, как никогда, Артёмом.

Потом было бесконечное ожидание на лавке в приемном покое, где им разрешили остаться, пока больничный персонал занимался мальчиком, но Артём не роптал — за этот час? два? он получил от Лены больше, чем мог себе представить. И ему даже не было стыдно за то, что он, как сказал бы кто-то совестливый, воспользовался ее состоянием. Да и чего ему стыдиться? Лене нужна поддержка, отчаянно нужна, это чувствовал не только человек, но и волк. Его звериная сущность сходила с ума от волн боли и страха, на которых качалась его половина, волк же побуждал человека действовать, но Артём справлялся и сам, без подсказок.

Так Лена оказалась в его объятиях, спрятанная от окружающей действительности на груди Артема. Она доверчиво лежала и иногда всхлипывала, заставляя Артема вздрагивать и поглаживать ее по плечу ладонью. Ничего такого, Луна свидетель, простая, практически дружеская поддержка, но как много она значила для Артема и, — он чувствовал, — для Лены. Он упивался ее живым теплым, пусть и горьковатым ароматом, незаметно зарывался носом в волосы на макушке, делился своим запахом, "помечая территорию", а она отдыхала возле источника спокойной мужской силы и понемногу восстанавливалась.

Лена почти задремала, пристроив аккуратную ладошку на груди Артема, отчего волк довольно заурчал, когда к ним вышел врач.

— Все в порядке с вашим сыном, он спит. Вам тоже нужно отдохнуть. Езжайте домой.

— К нему можно? — Лена выпуталась из объятий Артема и встала с кушетки, он тоже поднялся.

— Нет, сейчас нет. До утра он в реанимации. — Врач заметил, как побледнела Лена, и добавил: — Да не пугайтесь вы так, все хорошо. Он просто спит под наблюдением, утром мы его ещё раз осмотрим, повторим анализы и, скорее всего, отпустим.

— А здесь можно подождать? — Лена, неосознанно взяла Артема за руку и оглянулась на кушетку. — Мы просто тихо посидим.

От ее "мы" волк Артема взвыл дурным счастливым голосом, и, когда врач отказал Лене и посоветовал ехать домой и отдыхать, Артем предложил подождать в своей машине. Он видел, как Лена не хочет уходить из больницы, в чьих недрах спрятали ее сына, а готовность, с которой Лена согласилась подождать утра в его автомобиле подтвердила — он все делает правильно.

****

Лена

— Мам… Мам, ну можно? Мааамм!

Умоляющие глаза сына просто вывернули душу, и я беззвучно застонала от отчаяния. Ну как под этим шрековским взглядом устоять больному сердцу, ещё не отошедшему от ночного шока? Правильно, никак.

— Ладно уж, идите.

Хитрая мордашка расплылась в довольной улыбке, и вполне здоровый на вид Андрей, чье недавнее недомогание выдавали лишь темные круги под глазами, бодро поскакал к двери известного заведения фаст-фуда. Следом за ним спокойно оправился невозмутимый предатель Артем, невзначай предложивший перекусить нездоровыми бургерами и картошкой, а я осталась дожидаться их в машине. Господи, хоть бы они там врача не встретили или, ещё хуже — знакомых.

Ладно врач, — пожурит и напомнит про лёгкую пищу и щадящий режим, а как объясняться, например, с соседями? Так и вижу их удивлённые лица и многозначительные переглядывания, а про то, что начнется на следующий день и думать не хочу.

Все десять минут, пока парни отоваривались бургерами, я нервно вертела головой по сторонам, всматривалась в лица прохожих и отслеживала каждого входящего-выходящего из заведения общепита.

Ага, вот и они. Нет, всё-таки зря я разрешила Андрею купить этот жирно-жареный кошмар. Ему удовольствие на пять минут, а мне переживай весь день, присматривайся да прислушивайся, — как бы опять не поплохело, теперь уже с животом.

И Артем хорош, в кавычках, конечно же. Хотя что с него взять — детей-то у нашего гендира нет своих, только любимая племяшка, о которой он много рассказывал сегодня ночью, пытаясь отвлечь меня от тяжелых мыслей о сыне.

Да… Кому скажи, во врунишки запишут. Или сразу в любовницы Бесстужеву. Шутка ли — провести вместе вечер и ночь. А то, что ночь эта прошла под окнами больницы, уже можно не уточнять. Эти детали никто в расчет брать не будет.

Кстати, о совместной ночи. Это было… странно. И, не побоюсь громкого заявления, — жизненно необходимо мне. Хоть я, как совестливый человек, периодически и предлагала ему отправиться домой и отдохнуть перед новым рабочим днём, но на самом деле не представляла, как останусь в темноте один на один со своими мыслями и страхами.

Артем оказался моим спасением этой сложной ночью. Он отвлекал от тягостных дум разговорами, ходил за дрянным кофе к вендинговому аппарату на парковке и всячески поддерживал, пока я не оттаяла и не успокоилась настолько, что смогла полчасика подремать, укутавшись в пушистый плед.

Странности нашей совместной ночи добавляли долгие проникновенные взгляды Артема. И нет, не тяжёлые, отягощенные плотским желанием, такого бы я не потерпела в этот момент, а внимательные и сопереживающие. Артем смотрел так, словно все про меня понимал, знал и искренне сочувствовал. Ну с сочувствием все ясно, любой бы на его месте… Или нет? Вот нужно было мне опять не к месту вспомнить Пашу и его умилительную простоту, когда он отправил меня в роддом и спокойно лег спать. А что такого? Все правильно, ему утром на работу, а я с врачами. Ну правда, чем он мне мог помочь тогда? Ничем, как и Артем сейчас, между прочим, не своему сыну. Но он здесь, со мной, под окнами больницы, а Паша в ту ночь просто посадил меня в скорую и отправился досматривать прерванный моими схватками сон.

Артем был со мной и утром, когда я трусливо топталась у двери в отделение и не могла решиться нажать на звонок. Он сделал это сам и первым начал разговор с врачом, дав мне время собраться. И за это я была ему так благодарна, что подавила порыв обнять и прижаться головой к его плечу. Странное желание, но вполне объяснимое, особенно после хороших новостей. Врач подробно рассказал про Андрейку, успокоил и обнадежил, — судороги были вызваны резким обезвоживанием после длительной высокой температуры и, при соблюдении рекомендаций, больше никогда не повторятся.

Какое же облегчение вызвали слова доктора, просто гора с плеч. И я всё-таки не удержалась, — пока медсестра собирала Андрейку на выписку, — обняла моего невозмутимого сопровождающего. Безо всякого скрытого смысла, просто от избытка чувств.

— Спасибо тебе огромное, Артем! Даже не знаю, как бы я сама с этим справилась.

Теплые ладони осторожно сжали плечи — Артем тоже меня обнял, и вот тут-то я впервые за часы, проведенные наедине, почувствовала это. Знакомое ощущение внутреннего напряжения. Физическое влечение, вот что это было.

Вытесненное другими, более сильными чувствами, оно терпеливо ждало своего часа, и дождалось.

Артем с шумом выдохнул, его пальцы на плечах дрогнули, крепче сжимаясь, и это отрезвило меня, как ведро воды, вывернутое на горячую голову.

Что я творю? Вот что? Моего ребенка ещё не выписали из реанимации, а я обнимаюсь с чужим мужиком и чувствую при этом то, о чем замужней женщине не следует даже думать.

А потом я попыталась отправить Артема домой или на работу, и несла при этом ужасные глупости про его потраченное на нас время, и про такси, которое я вызову вот прям сейчас, и даже, о ужас, предлагала деньги за потраченный бензин.

Артем выслушал мои идиотские речи с непроницаемым выражением лица, забрал Андрея у подошедшей медсестры и спокойно отправился с ним на выход. Туда же поплелась и я, без слов, по одному только виду его спины, получив ответы на все свои предложения и вопросы. Не отдаст, не согласится, и денег не возьмёт.