Уэлихолн

— Да, именно так! — Мегана сжала кулаки. Ее прическа, в отличие от прически сестры, всегда была строгой и ухоженной. Она туго затягивала каштановые волосы в пучок на затылке и закалывала их изогнутым золоченым гребнем. — Когда ты уже наконец-то сгоришь, мерзавка?!

Вместо ответа тетушка Рэммора вдруг одновременно смешно и жутковато растопырила руки, взгляд ее остекленел, и она нелепой ломаной походкой, будто кукла, которую ведут на ниточках, двинулась по гостиной. В какой-то момент она шагнула к камину, наклонилась и засунула голову в огонь. Багровые и желтые языки пламени сомкнулись вокруг ее торчащей во все стороны шевелюры.

Виктор оцепенел, а тетушка Рэммора, постояв так около двух секунд, извлекла из камина свою голову в целости и сохранности. Изо рта у нее торчала обнимаемая тонкими губами длинная дымящаяся сигарета.

— Ты знаешь, дорогая, — Рэммора уселась в кресло у журнального столика, закинув ногу на ногу, — я никак не могу взять в толк, в чем ты меня винишь.

— Не можешь взять в толк?! — яростно бросила тетушка Мегана. — Ты. Отдала. Какой-то бродяжке. Мою. Метлу!

— Я никогда не видела, чтобы ты хотя бы раз подметала пол, — ехидно усмехнулась тетушка Рэммора и стряхнула пепел с сигареты прямо на ковер.

— Это не для подметания, змея с ногами! Ты прекрасно знаешь!

— Хм… Полетать вздумалось? Да какая метла?! Твое Величество даже кресло с трудом выдерживает!

— Нет-нет, тетушка Рэмми! — раздался третий голос. Это была Кристина, чьего присутствия из-за двух бушующих теток Виктор до сих пор не замечал. — Это ведь для костюма к празднику! Тетушка Мэг хотела переодеться в ведьму!

— Да ей и переодеваться не нужно! Карга!

— Но ты ведь тоже хотела переодеться в ведьму, тетушка! — невинным голоском напомнила Кристина.

— Да, все мы хотели быть ведьмами на празднике, — нехотя признала Рэммора, — но при этом не все мы устраиваем скандалы из-за костюмов или метел!

— То есть ты меня сейчас пытаешься обвинить? — Мегана не поверила своим ушам. — Ах ты, жаба трехглазая! Сначала отдала мою метлу! А теперь еще и пытается… Нет, вы это видали?! Наглость-то!

— Ты так кричишь, как будто это была какая-то особенная метла.

— Так и было, дурья твоя башка!

Тетушка Мегана так трагично заламывала руки, что казалось, они вот-вот все-таки отломаются и запрыгают по полу, подскочат к Рэмморе и схватят ее за горло.

— Я ее ждала целый год! Мне прислали ее из самого Лондона по специальному заказу! Полированное ясеневое метловище, покрытое алым лаком, двойная перевивка серебряными нитями, специально подстриженная прическа прутьев… Отдала какой-то бродяжке на второй день после доставки! Дворничихе — точную копию легендарной метлы Сибиллы из Галена! Нет, вы только подумайте!

— Самой Сибиллы?! — вдруг ужаснулась Рэммора. От потрясения глаза ее широко распахнулись, губы задрожали. Должно быть, именно в этот момент она осознала всю глубину совершенной ею ошибки.

— Да, Сибиллы! — в ярости воскликнула Мегана.

— Той Сибиллы, что из самого Галена?

Тетушку Рэммору даже стало немного жаль — так сильно она переживала.

— Да, которая из Галена.

— Ой. Что я натворила?! Сибилла из Галена! — Раскаивающееся лицо тетушки Рэмморы вдруг изменилось. Оно исказилось в насмешке и злорадстве. — А кто это?

— Мерзавка! — прошипела Мегана.

Старшая сестра Кэндл никому не позволяла с собой так обращаться. Дамы из Клуба ее боялись, в городе тут же стихали разговоры, стоило ей появиться, и даже кошки начинали плакать, если она ими была недовольна, но при этом Мегана так и не смогла заставить уважать себя собственную младшую сестру. Их мать (бабушка Виктора), госпожа Джина Кэндл, как-то сказала: «Обуздать Рэммору не в силах даже Дьявол. А он пытался, уж можете мне поверить…»

— Ой, ну вы только послушайте! — между тем фыркнула тетушка Рэммора. — Прическа прутьев, полированное метловище, специальный заказ… Экая важность! А личный таксист к ней не прилагался?

— Она стоила почти триста фунтов, чертова неудачница!

Виктор заключил, что дела у тетушки Меганы идут исключительно хорошо. И это было весьма странно, если учесть, что она вроде бы нигде никогда не работала и вряд ли что-то изменилось. Триста фунтов! Виктор в жизни столько денег за один раз не видел! И не он один…

Кристина явно получала от всего происходящего ни с чем не сравнимое удовольствие. Она развалилась поперек кресла, свесив голову с одного подлокотника и закинув ноги в полосатых черно-белых чулках на другой, весело болтая ими и при этом поедая засахаренную мышь.

Сестра одним махом умудрилась нарушить как минимум три правила матери: не сидеть в кресле неправильно, не носить легкомысленную одежду, не есть сладости перед обедом. По ней было видно, что на всяческие правила ей абсолютно наплевать, будто она выпила эликсир вседозволенности, хотя Виктор предположил, что мама просто куда-то вышла — в лавку или еще куда.

В общем, Кристина лишь нарочно подзуживала тетушек, с невинным видом и едва заметной коварной улыбочкой что-то уточняя, сопереживая, якобы утешая, но вместе с тем опытной рукой подливая масло в огонь:

— Что-о-о?! — делано ужаснулась она, схватившись рукой за сердце. — Сколько-сколько она стоила, тетушка Мэг?!

— Да почти триста фунтов! И продавец, любезный мистер Бэррон, сделал мне шикарную скидку, ведь…

— Триста фунтов за метлу! — возмутилась тетушка Рэммора. — Да за такие деньжищи можно было новую машину купить вместо этой «Развалюхи»!

— «Драндулета», — любезно поправила Кристина.

— Вместо «Драндулета»! — исправилась тетушка Рэммора. — И это ты меня называешь помешанной, сбрендившая толстуха?!

Тетушка Мегана не была толстухой. Она была широка в кости, высока ростом и при этом носила туфли на высоком каблуке, отчего казалась просто необъятной. В отличие от Рэмморы, которой худоба шла ввиду змеиного характера, тетушке Мегане всю жизнь приходилось следить за фигурой и насилу одергивать себя от лишней ложки пудинга за обедом. Любимая сестрица знала, как поддеть ее посильнее, и не упускала удобного случая.

Тетушка Мегана начала закипать так, что по сравнению с ней все чайники в округе, вздумай они одновременно начать кипеть, выглядели бы жалкими сонными мухами.

— Я тебе такое устрою… — гробовым шепотом пригрозила она. Глаза Меганы тонули в глубоких тенях, в которых поблескивали лишь два яростных уголька.

— Да? И что ты мне устроишь?

Сигарета плясала между пальцев тетушки Рэмморы нервный фокстрот. И все же Виктор знал: какой бы спятившей и истеричной эта женщина ни казалась, по-настоящему вывести ее из себя просто невозможно. Она лишь может тебе подыграть, если захочет. Что она, к слову, сейчас и делала.

— Натравишь на меня своего неуклюжего плюшевого мишку Джозефа? Пожалуешься нашей дорогой сестрице? Проклянешь на веки вечные? Отберешь у меня библиотечный абонемент? Кристина, милочка, защити меня! А то у меня даже пятки заледенели от ужаса! Не отдавай ей мой абонемент! Ты же там работаешь! Ну же…

— И как ты вообще выбралась из могилы, куда я тебя с таким трудом закопала? — сжав кулаки, процедила тетушка Мегана. Она тяжело опустилась в кресло у столика с увядшими цветами. Виктор вдруг поймал себя на мысли, что цветы, похоже, завяли только что, прямо на его глазах, стоило тетушке присесть рядом.

— Вылетела на твоей метле! — будто ядом сплюнула тетушка Рэммора и выхватила из выреза платья новую длинную сигарету. Куда делся окурок предыдущей, Виктор не знал и предположил, что тетушка его съела.

— «Метлой» ты называешь две бутылки джина, которыми каждое утро заливаешься от чувства собственной никчемности? — не осталась в долгу тетушка Мегана. — Я-то знаю, как ты «вылетаешь» по утрам из своего флигеля, цепляя деревья, и приземляешься на садовую дорожку. Рожей вниз. Смотреть жалко, Рэммора! А, постой-ка! Не жалко! Совсем. Как так вышло, что тебя никто не любит, милая Рэмми? Ты же законченная тварь. Подлая и ничтожная. Сидишь, наверное, вечерами перед зеркалом в своей каморке и спрашиваешь себя, почему ты одна и никому не нужна. А это, милочка, очевидно всем, кроме тебя самой.