Страница 10 из 30
Держа на руках Тимура, Соня часами сидела рядом с Юлей, делала с ней домашние задания, мастерила поделки, готовила проекты, но Юля всё равно умудрялась приносить двойки. Четвёрка стала недосягаемой отметкой, а тройка – поводом устроить семейный праздник. Соня выбивалась из сил, воевала с Юлей, нервничала и плакала. Чего она только ни перепробовала: похвалу, обещания, шантаж, угрозы, даже предлагала оплатить пятёрки, но Юля проявила потрясающее упорство в нежелании учиться. Эта война длилась почти всю осень. Соня заставляла Юлю переписывать небрежно выполненные задания, от бессилия кричала так, что соседи перестали с ней здороваться.
После звонка учительницы, грозящей походом к директору, Соня сорвалась на Юлю.
– Сколько можно?! Небрежно, грязно. Вообще не стараешься! Будто тебе наплевать.
Юля вскочила.
– А мне и наплевать! Для тебя школа важнее родной дочери. Ты фашистка! Хуже даже нашей учительницы. Ты меня не любишь!
Соня положила на стол очередной чистый лист и указала на верхнюю строчку.
– Переписывай с самого начала. Опять всё в исправлениях, тут даже тройку поставить жалко. Тут кол!
– Не буду!
– Будешь!
– Какая разница, завтра я уйду из дома!
– Только иди мимо школы, чтобы домашку занести. Пиши!
Юля заревела навзрыд и, заикаясь от обиды и злости, принялась переписывать примеры заново. С математикой она не дружила. Эти антиспособности ей явно достались от Сони, но победить ненавистные цифры Юля не пыталась. Смирилась с тем, что это не её, и просто опустила руки. Соню это просто убивало. Она никак не могла понять, почему дочка не хочет и не пытается вникнуть. В своё время математика была и её больным местом, а потому она сидела над учебниками и ходила к репетитору, чтобы не отстать от программы, и чтобы одноклассники, не дай бог, не сочли её глупой. А Юле было всё равно, что о ней подумают друзья и учителя, просто наплевать.
Юля снова протяжно всхлипнула.
– Я тупая.
– Ты не тупая, – Соня вздохнула, – ты ленивая. Пиши.
– Тупая! Переведите меня в другую школу, – Юля швырнула тетрадь на пол.
Соня подняла тетрадь, снова положила перед дочерью.
– Да при чём тут школа? В другой школе ничего не изменится, туда всё равно перейдёт твоя лень. Пиши.
– Я уйду из дома!
– Ты это уже говорила. Хлеб захвати.
Юля вскочила, кинулась к полке и достала кошелёк.
– У меня есть деньги, я накопила. Сбегу от вас, будете потом плакать.
Соня устало потёрла виски. Скандал с уроками порядком затянулся.
– Ты долго не протянешь. Не сможешь сосчитать правильно, тебя обманут, и помрёшь с голоду.
Юля бросила кошелек на стол и, не прекращая ныть, начала переписывать заново.
Тимур сидел за своим маленьким столиком, болтал ножками в полосатых колготках и рисовал каракули, которые считал цифрами. Соня и Юля на время забыли о нём, так увлеклись боевыми действиями, а он смотрел, слушал и каждый раз, когда они повышали голос, вздрагивал и сдерживал слёзы. Поначалу, когда это только началось, он плакал и пугался, но за два месяца свыкся, хотя иногда недоверчиво спрашивал Соню:
– Мама, ты мама?
В результате скандалов и тотального контроля Юля кое-как выбралась из «лебединого озера», но, что бы она ни делала, выше тройки не получала. Соня отчаялась. Однажды, листая тетрадь Юли, присмотрелась внимательнее и увидела, что тройки стоят даже за те работы, где нет ни одной ошибки, учительница снижала отметку за исправления и выходящие за поля цифры. Соня не стала мелочиться и с тетрадью пошла прямо к директору. Тимура пришлось взять с собой. Можно было дождаться Кирилла и оставить сына с ним, но Соня не могла ждать. Она кипела негодованием и жаждой справедливости.
Директор её приняла сразу, посюсюкалась с серьёзным не по возрасту Тимуром и миролюбиво поинтересовалась, что привело к ней Соню. Это была последняя фраза, сказанная ею в хорошем настроении.
Соня высказала всё, что думала.
– Юля ненавидит школу и считает себя тупой. Что бы она ни делала, по математике выше тройки не получает. Вот смотрите, – Соня раскрыла тетрадь, – разве это правильные оценки? Заслужила она тройку? У учительницы явно предвзятое отношение к моей дочери, благодаря ей Юля просто ненавидит учиться, домашняя работа – пытка для всей нашей семьи! Я сама уже ненавижу школу.
– Стоит признать, ваш ребенок запущен.
– Запущен? – опешила Соня.
– В таком возрасте вы должны делать с ней домашнее задание, а не позволять самой писать всё, что вздумается.
– Мы делаем домашнее задание вместе.
– Оно и видно, сплошная грязь, почерк просто ужасный. Ребёнок явно не старается.
– Откуда вы знаете, как мы делаем домашнее задание? Да мы сидим над этими треклятыми учебниками часами.
Анна Витальевна сощурилась.
– Значит, мало сидите. Ваша прямая обязанность как родителей мотивировать и учить детей дома. Всё, что задано, должно быть освоено.
Соня недоуменно тряхнула головой.
– Моя обязанность? Я полагала, что это обязанность школы.
Директору явно не понравился выпад Сони. Она была учителем старой закалки и считала, что авторитет педагога неприкосновенен. А ещё всегда вставала на сторону своих коллег. Истеричных мамашек, облизывающих своих бестолковых чад, много, а вот учителей в школе не хватает.
С того дня стало только хуже. Соня тысячу раз пожалела, что пошла к директору. За её крестовый поход учительница отыгрывалась на Юле. Кое-как они пережили последний год в начальной школе, Юля сбежала в пятый класс, а Соня сделала выводы. Учителя поменялись, но директор остался прежний, и память у Анны Витальевны оказалось слишком хорошей.
Соня много раз мысленно возвращалась в тот год и приходила к выводу, что тогда упустила Юлю. Если раньше дочка не горела желанием учиться и ленилась, то теперь она действительно ненавидела школу, и это не было преувеличением.
Слушая Анну Витальевну, Соня словно читала мантру: остался последний год, и эта война со школой уйдёт в прошлое. Нужно только потерпеть. Тимур, слава богу, учится без проблем и дороги в кабинет директора не знает.
Выйдя в коридор, она тяжело вздохнула и поймала пристальный взгляд дочери.
– Почему ты так смотришь?
Юля промолчала, вышла на улицу и вместо ответа спросила:
– Разве ты не должна быть на моей стороне?
Соня опустила взгляд, кленовый пожухлый лист нанизался на каблук и преследовал её раздражающим шелестом. Стянув его и отбросив в сторону, она снова догнала Юлю.
– При чём тут вообще сторона? Юль, ты неправа. Двойки же никто не придумал. Ты их действительно заработала, как и замечания за свою грубую прямолинейность.
Юля вспыхнула:
– Я не приспособленка какая-то и не лгунья. Говорю правду, как есть. А она многим колет глаза и уши режет.
– То, что ты считаешь правдой, часто выглядит как оскорбление. Ну и оценки у тебя и правда аховые, и это в выпускном классе.
Юля насупилась, нервно дернула за лямку чехла с гитарой.
– Что-то золотая медаль не помешала тебе залететь в семнадцать. Ты с папой тогда хоть встречалась?
Соня резко остановилась, в одно мгновенье её щёки запылали алым, горячо стало даже шее. Она несколько раз глубоко вдохнула, прикрыла глаза, притупляя обиду, пытаясь загнать назад жгучие слёзы. Юля не первый раз произносила нечто подобное, но никогда раньше не намекала на то, что Кирилл не её отец. Они поженились, когда Соня была на третьем месяце беременности, и не делали секрета из её положения, скрывать это было бы странно. В восемнадцать редко женятся по другой причине.
– Пусть залетела. Да, по неосторожности. Но я не жалею, ведь у меня появилась ты.
– Мам, прости. Я не хотела и про папу ляпнула, не подумав. Просто… просто мне надоело это всё. Школа, прессинг, учёба целыми днями. А директорша меня просто ненавидит.
Соня поравнялась с Юлей, несколько кварталов они шли молча, разглядывая полуголые деревья и блестящие витрины. Унылая всё-таки пора, ощущение, что город не засыпает, а умирает, листья в основном не жёлто-багряные, как любят живописать поэты, а буро-коричневые, как старческая сморщенная кожа.