Страница 11 из 30
На остановке Юля неожиданно отступила на несколько шагов.
– Я не поеду домой.
Соня посмотрела на часы.
– Уже темнеет.
– Я знаю, вернусь до девяти.
– Куда ты?
Юля в мгновенье ощетинилась.
– Это допрос, мам?
– Нет.
Юля несколько секунд помолчала и решила поделиться.
– Я запустила в сети флешмоб, ещё летом. Называется «Сделай это». А сама так и не сделала то, о чём столько лет мечтаю.
– Это… законно?
– Нет, конечно, – Юля громко рассмеялась. – Да ладно, шучу, законно, но секрет.
Соня нахмурилась.
– Надеюсь, это не пирсинг в копчик и не тату на белках глаз.
Юля удивленно вскинула брови.
– Хорошая идея, ма. Не ожидала, что ты о таком знаешь.
Соня вздохнула.
– Юль, приезжай не поздно.
– Если на ужин шаурма, приеду.
– Шаурма. Из-за встречи с Анной Витальевной я ничего не успела приготовить.
– Ну так это ж гуд! Хоть один плюс от этого гадского директорского «чаепития».
На автобусе Соня ехала, глубоко погрузившись в мысли, постукивала каблуком о пол и вертела в пальцах телефон. Едва не пропустила свою остановку. Дом встречал её издалека остроконечной крышей на флигеле. Не много домов в Краснодаре могли похвастаться таким прибамбасом в архитектуре. Дом действительно был старый, выглядел как кошмарный сон зодчего и требовал либо убрать все разнокалиберные надстройки, либо снести всё это и построить новое современное здание. Основа его была каменной, с претензией на готичность, а все остальные части, кроме флигеля, – деревянные, а потому слегка скособоченные временем и погодой. Кирилл постепенно приводил дом в порядок, каждый год обновлял покраску и облагораживал сад. Но тут требовался ремонт масштабнее и кардинальнее. Если раньше против него была бабушка, то теперь пришла очередь мамы воевать за каждую рассохшуюся доску.
Облетевшие деревья окружили здание, будто взяли в плен, ночью скреблись ветками в окна, когда-то пугали Тимура до кошмарных снов. Юлька назло перед сном рассказывала ему страшилки, а потом стыдила за то, что он верит во всякую чепуху. Соня и не заметила, как привыкла к «дворянской усадьбе» и приноровилась к вечно незакрывающимся дверям и потолкам с лепниной. Любимой комнатой по праву стала кухня – самая современная, уютная, не пестрящая серыми отпечатками почивших людей. В доме, где умирали люди, всегда оставались такие следы, похожие на клочья паутины и пыльный налёт. Эта серость не стиралась и не отмывалась, постепенно выцветала, но не исчезала. Чем больше горя видели стены, тем плотнее их оплетало кружево скорби.
Кирилл не видел этого потустороннего дизайна, но интуитивно больше времени проводил в самых новых комнатах, познавших ремонт. Вера Андреевна, наоборот, уединялась с вышивкой в своей спальне, где от старости или болезней умерло не одно поколение женщин Колоницких.
Соня переоделась и направилась на кухню. Кирилл уже заварил чай и разложил шаурму веером, будто праздничное блюдо. Тимур качался в кресле-качалке, за которое регулярно шла внутрисемейная безжалостная борьба, и читал книгу. Соня присмотрелась к обложке – Зощенко. Неплохой выбор, мораль там, конечно, прямолинейная, как лобовое столкновение, но для десяти лет то что нужно. В этом возрасте по собственному желанию Юля читала только этикетки на шоколадках и инструкцию на туалетном освежителе. Тимур же с книгами не расставался и с каждым годом всё больше походил на Кирилла. Светловолосый, бледнокожий, с выгоревшими до белизны бровями и задумчивой складкой на лбу, а теперь ещё и с характерным прищуром голубых глаз.
Соня тоже много читала, в школьные годы не вылезала из книг, но сказать, что получала от процесса удовольствие, было бы неправдой. Скорее принимала это как необходимость. Как ещё быть отличницей, если не читать? Были, правда, и любимые книги, прочитанные не из-под палки, а по собственному желанию.
Увидев Соню, Тимур отвлёкся.
– Привет, мам. Папа сегодня раньше приехал.
Кирилл налил чай в кружку и, поставив заварник, присмотрелся к Соне. Он всегда тонко чувствовал её настроение.
– В школу вызывали?
Она устало кивнула.
– Ага.
В комнату вошла Вера Андреевна, брякнула на стол старый альбом, так что зазвенели фамильные серебряные ложки.
– Держи, Тим. По линии Колоницких тут полное собрание. Насчёт Тихомировых могу только до бабушки рассказать. Не подумала расспрашивать о родословной, пока Коля был жив. Можно позвонить его двоюродной сестре, вдруг она что-то вспомнит.
Тимур отложил книгу и привстал.
– Вот это альбом. Антиквариат настоящий.
Соня вымыла руки и, сев за стол, потянулась к чашке с горячим чаем. Кирилл сел рядом и ободряюще сжал её ладонь. Пока Вера Андреевна и Тимур обсуждали школьное задание, он склонился к Соне.
– Что про Юльку говорили?
Соня чуть повернула голову.
– Как обычно. Я уже почти привыкла. «Беспрестанные сигналы тревоги усыпляют». И всё равно обидно и стыдно, ужасно стыдно.
Кирилл поцеловал костяшки пальцев Сони.
– Тебе-то почему стыдно? Юля не переживает.
– Юля пофигистка. Не понимаю, в кого она такая? Кир, устала я чувствовать себя виноватой.
Тимур откусил большой кусок шаурмы и ткнул пальцем в альбом.
– Пап, поможешь с заданием? Нужно что-то особенное сделать. У Максима отец столяр, он точно реальное дерево вырежет, а у Катьки мама учитель рисования, там наверняка картина будет. Мне тоже нужно что-то необычное, такого альбома у них нет и дворян в роду тоже.
Соня и Кирилл переглянулись.
– Просто написать нельзя?
Тимур посмотрел на них так, что им сразу же стало неловко за это легкомысленное предложение.
– Ладно, что-нибудь придумаем, – нехотя согласился Кирилл, – инкрустируем алмазами, в конце концов, украсим сусальным золотом. У вас там конкурс явно не среди учеников, а среди родителей. В прошлом году ваша Сотникова наняла художника ко Дню матери. Хорошо, члены жюри не слепые, сразу поняли, что это не девятилетний ребенок нарисовал. Ладно, потом об учёбе. Ешь, пока тёплая.
Соня допила чай и потянулась к альбому. Дверь громко хлопнула, судя по звуку, на пол полетели тяжёлые ботинки Юли, шлёпнулась небрежно повешенная куртка.
– Где моя божественная шаурма?
Юля влетела в комнату, сразу же кинулась к столу. Соня только успела отодвинуть тарелку.
– А руки мыть?
– Да блин!
Юля развернулась к раковине, выкрутила вентиль на всю мощь и подставила руки под сильно бьющую струю. Кое-как намочила ладони, тряхнула и вытерла о джинсы. Соня покачала головой, но промолчала.
Пока семья обсуждала прошедший день и с удовольствием поглощала неполезный фаст-фуд, Соня листала старые страницы. В альбоме сохранились по-настоящему раритетные снимки, пожелтевшие, чёрно-белые. Некоторые лица для Сони не имели имён, для бабушки они точно что-то значили, дальние родственники или друзья, а может, и первая любовь.
Вера Андреевна помнила не всех. Сосредоточенно хмурясь, сверялась с родословной и задумчиво бормотала:
– Это, кажется, твой троюродный дедушка, моряк, погиб молодым. А этот, с лютой ухмылкой опытного жулика, был врачом. О, а это мой отец. Я его таким и не помню. Мне было лет десять, когда он повесился.
Соня покосилась на Тимура.
– Мам, потом.
Вера Андреевна уже перелистнула страницу и продолжила вспоминать.
– А вот и Феодосий Аристархович молодой. О, нужно его сегодня позвать на прогулку, пока погода благоволит.
Соня и Кирилл переглянулись.
– Мам. Не забудь принять лекарство.
– Я уже проследил. Всё нормально. Выпила, – прошептал Кирилл. – Я погуляю с мамой.
Ближе к концу появились фотографии новее – со школьной поры Сони. Их добавила мама, для бабушки она так и осталась милым ребёнком, взрослую Соню Ольга Степановна не приняла, не разглядела в ней дворянскую кость.
Соня вздохнула и снова опустила взгляд на страницы альбома.
Вот девчушка-первоклассница, отдалённо напоминающая Соню, держит букет гладиолусов. Тогда они жили в Анапе. Вот они с мамой и папой на набережной едят мороженое и щурятся от солнца. А вот снова школа – девятый класс. Одноклассницы похожи на вульгарных женщин, а мальчишки – на гадких утят. Сейчас, спустя долгое время, заметно, насколько по-разному они взрослели. Девочкам словно подмешивали в еду гормоны, а мальчикам – не докладывали мяса. Такие нелепые и претенциозные.