Шесть шестых

– Ты что, окончательно уже с ума сошел с этими своими дамами сердца?! Готовит она вкусно! Ты что, не понимаешь, что она фигурант по этому делу? Забыл первейшую заповедь оперативника – никаких личных контактов с фигурантами до рассмотрения дела в суде? А он, видишь ли, заночевать у нее решил!

– Да ну, Арсений Петрович! Никакого она отношения к этому иметь не может! Галка – простая душа.

– Никакого, говоришь? А кем она работает, ты не забыл, случайно?

– Редактором работает, ну и что тут такого?

– Не просто редактором! – Колапушин в сердцах хватил кулаком по столу, поднялся и начал нервно расхаживать по комнате. – Она же старший редактор по игрокам в этой редакции! И она – понимаешь, она – отобрала Ребрикова для участия в игре! Хотя имела полное право этого и не делать – результаты у него были далеко не из лучших. А она взяла именно его! До тебя вообще доходит, что это может значить?! В общем, как хочешь, Егор. Ты человек взрослый. Но если я узнаю, что ты побывал у нее хотя бы еще один раз, то подам на тебя рапорт, учти! А если выяснится, что она причастна к этому всему, то уже вынужден буду это сделать в обязательном порядке! Не забыл, надеюсь, где мы с тобой служим?

На столе затрещал внутренний телефон. Егор моментально схватил трубку.

– Капитан Немигайло слушает!.. Да, здесь, позвать его?.. Хорошо, сейчас.

Немигайло положил трубку и с видимым облегчением сказал:

– Иванцов звонил, адъютант Пал Саныча. Вас срочно к генералу требуют.

Колапушин удивленно пожал плечами – от генерала он ушел всего лишь пару часов назад. Что еще такого неожиданного могло случиться за это время?

– Что ж, раз требуют – значит, надо идти. Но ты не надейся, что все это так просто тебе обошлось! Мы на эту тему еще побеседуем, Егор!

Глава 34

В приемной генерала Шугаева за столом секретаря почему-то никого не было. Поколебавшись, Колапушин решил все-таки заглянуть в кабинет.

– Вызывали, Павел Александрович?

– Арсений Петрович? – отозвался из-за письменного стола Шугаев. – Ну что ты там топчешься в дверях, словно бедный родственник? Проходи, садись – поговорить надо.

Войдя в кабинет, Колапушин с некоторым удивлением обнаружил, что за столом для совещаний спокойно сидит следователь Мишаков. Можно было подумать, что он отсюда так и не выходил, хотя Арсений Петрович отлично помнил, что два часа назад они вышли из кабинета вместе и Мишаков собирался ехать к себе в Следственное управление, предварительно заглянув еще кое-куда по своим делам.

– Вы так и не уехали, Виктор Николаевич? – спросил он, усаживаясь за стол. – Или опять к нам прикатили?

– Уедешь от вас, как же! – ворчливо отозвался следователь. – Раз уж попал сюда, надо было использовать эту возможность до конца. У меня же не только ваше дело – и другие есть. То, се, здесь побеседовал, там поругался... В общем, выловили меня по мобильнику прямо на вашей площадке. Может, оно и к лучшему – тут вроде бы кое-какие интересные новости намечаются. Мне тоже хочется поприсутствовать.

– Давайте, Виктор Николаевич, я сам ситуацию обрисую, – предложил Шугаев. – Тут вот какое дело, Арсений Петрович. С полчаса назад мне позвонил Смолин. Сказал, что у него какая-то важная улика. – Генерал усмехнулся. – Это он, видимо, таким словом какое-то вещественное доказательство обозвал. Что именно, по телефону объяснять не стал, но попросил о срочной встрече и обещал эту штуковину с собой привезти. Совсем скоро должен быть – Иванцов уже пошел его на проходной встречать. Вот вкратце пока и все. У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

Колапушин недоуменно скривил губы и потряс головой:

– Совершенно не представляю, что еще такое он может привезти. Место преступления было осмотрено очень тщательно. Ечкин вообще оставался там до утра – вместе с рабочими декорации разбирал. И в результате нашел пистолет, из которого стреляли в Троекурова. Да Виктор Николаевич знает – он и сам при этом присутствовал.

– Правильно, Павел Александрович, – подтвердил Мишаков. – К работе опергруппы у меня никаких претензий нет. Если Смолин и нашел еще что-то, то явно не на месте преступления, а где-то в другом месте. Может, не будем пока торопить события?

– Вы правы, Виктор Николаевич, – согласился Шугаев. – Зачем мы будем сейчас без толку гадать? Тем более что он должен подъехать с минуты на минуту. Вот тогда все точно и узнаем от него самого. Подождем...

Ждать пришлось совсем недолго. Смолин вошел в предупредительно распахнутую адъютантом дверь и быстро, как и тогда, на телевидении, прошел через кабинет к столу Шугаева. Видимо, таким стремительным он был всегда.

– Добрый день, Павел Александрович, – поздоровался он с Шугаевым. – Здравствуйте, Виктор Николаевич и Арсений Петрович!

Ого! Оказывается, Смолин даже запомнил имена Мишакова и Колапушина!

– Здравствуйте, здравствуйте, Борис Евгеньевич! – приветливо сказал Шугаев, протягивая гостю руку через стол. – Что привело вас к нам? Наверное, генеральный директор федерального телеканала по пустякам сам не приехал бы? Да вы присаживайтесь, что же на ногах-то до сих пор?

– Спасибо, – проговорил Смолин, усаживаясь за стол для совещаний напротив Колапушина и Мишакова. – По пустякам я бы действительно не приехал. Я привез магнитофонную запись одного интересного телефонного разговора. Думаю, он имеет прямое отношение к делу.

Смолин раскрыл небольшой атташе-кейс, который держал в руках, достал оттуда аудиокассету и через стол протянул ее Шугаеву:

– Вот, пожалуйста. Давайте послушаем эту кассету. Это очень интересно!

– Ну если вы говорите, что это интересно...

Шугаев вставил кассету в магнитофон и включил воспроизведение.

После недолгого шуршания в динамике послышались два голоса. Колапушин без особого труда тут же узнал Ребрикова. Женский голос был ему совершенно неизвестен.

– Алло, – произнес Ребриков недовольным тоном.

– Здравствуйте. Это Николай?

– Я уже устал объяснять вам всем, что никаких интервью никому давать не буду! – рявкнул Ребриков в ответ. – Будьте здоровы!

– Подождите, не кладите трубку! Я вам совсем по другому поводу звоню! Меня просили поговорить с вами о радуге.

Ребриков помолчал несколько секунд.

– О чем, о чем поговорить? – наконец спросил он настороженно.

– О радуге. Мне сказали, что вы меня поймете.

– Предположим, – так же настороженно сказал Ребриков. – И что же именно вы хотели у меня о ней спросить?

– Понятия не имею. Просто мне сказали, что вы узнаете меня по этому слову.

– Кто вам это сказал?

– Да не важно это! Кто сказал, тот и сказал! Меня просто попросили позвонить вам и договориться о встрече. Мне надо передать вам письмо.

– И что же написано в этом письме?

– Да откуда мне знать?! Поймите, я просто почтальон или курьер, если хотите. Меня всего лишь попросили передать письмо – вот я и хочу это сделать! Так мы можем с вами встретиться где-нибудь в центре?

– Хорошо, – подумав немного, ответил Ребриков. – Только не сегодня. Завтра утром вас устроит?

– Вполне. А когда и где?

– Давайте... ровно в десять на Арбате. Знаете, там недавно дом новый построили. Внизу еще магазины какие-то. «Дворянский дом» называется.

– Это на котором кариатиды такие дурацкие? Знаю.

– Так вот, там поперек Арбата переулок идет, и ровно в десять я буду стоять прямо посередине перекрестка. И не опаздывайте! Больше пятнадцати минут я ждать не собираюсь!

– Не волнуйтесь – не опоздаю! А как я вас узнаю?

– На мне будут синие джинсы, белая футболка и синяя ветровка. Кроссовки тоже синие. Вам достаточно?

– Вполне. До свидания.

– Пока! – буркнул Ребриков.

Пленка еще немного пошуршала в магнитофоне, пока Смолин не сказал:

– Все. Больше на этой пленке ничего нет.