Страница 4 из 12
Догадаетесь, кто первым предложил ускорить ритм, превратить его в панковский галоп? Да, это был Крис. Он словно озвучил сидевшую у нас в головах мысль. И с того момента дело пошло на лад.
Число наших песен плодилось день ото дня. Число исполняемых каверов мы сократили сначала до пяти за репетицию, потом до трех, потом и вовсе оставили один, так, для разогрева.
Мелодии притаскивали Крис и Алекс. Бог знает, откуда они их брал. Судя по тому, насколько каждая новая мелодия отличалась от предыдущей, парни открыли поле для экспериментов. Джейк накидывал тексты. Во время игры я не разбирал, о чем он поет. В этом особенность барабанов – ты не слышишь никого, кроме себя и метроном.
Да, я решил еще тогда, когда заперся в доме и почти год ни с кем не играл, что начну делать все как профессионал: занятия только под метроном, оборудование только качественное. Именно на него уходили мои подработки и сэкономленные деньги. Держать нужный темп – это важно. Когда адреналин зашкаливает, все вокруг замедляется. Особенно музыка, которую вы играете на сцене. Тут-то и спасает метроном, не давая тебе разогнаться.
Вообще-то метроном показан всем без исключения музыкантам. Особенно если речь идет о современной и популярной музыке. Но чего скрывать: не все барабанщики, по крайней мере из тех, с кем довелось столкнуться во времена колледжа, используют его монотонную магию. Что уж говорить о гитаристах или Крисе.
Все вскрылось вот когда.
Мы решили записать несколько демок из того обилия боевиков, что скопилось в нашем репертуаре. Раскидали бы их организаторам и, чем черт не шутит, на лейблы. В любом случае, нам нужен был этот шаг – хотя бы послушать себя со стороны. Лично для меня был особенно важен последний пункт.
Перед походом в студию мы рассчитали, что на запись трех демок нам понадобится что-то около трех часов. И это еще с записью второй гитарной партии, и еще должен был остаться запас.
Первым записывался я, как основа ритм секции. Знали бы вы, как я переволновался. Самой нелепой ошибкой стало, когда я напрочь забыл про вторую половину куплета одной из песен, не говоря уже о вставляемых невпопад тарелках и брейках.
Признаюсь, я психанул. Взял пять минут на передышку. Вышел на улицу. Глаза пухли от дневного света. Казалось, меня сейчас разорвет изнутри. Я думал не о том, как собраться, привести себя в чувства и записать три партии за двенадцать минут, как оно и должно было быть в идеале. Мои мысли витали вокруг звукача на студии, который довольно потирал руки, предвкушая прирост в заработке из-за горе музыкантов.
Я не заметил, как вышел Джейк. Он оценивал, когда со мной можно заговорить.
– Не тяни, – сказал я. – Время идет.
Я похлопал пальцами по левому запястью.
– Забудь про время.
Он отвернулся, высматривал что-то вдали. Колебался.
– Не хочу тебя лечить…
– И не надо. Говори, что хотел. Я, вроде, не из обидчивых.
Джейк кивнул.
– Забей на деньги. И на время. Представь, что ты на концерте. И перед тобой толпа зрителей, которые будут рады любому твоему действию. Такие, знаешь, мегапозитивные ребята.
– Сектанты.
– Да, сектанты, – он засмеялся. – И ты во главе этого культа.
Я состроил рожицу, от которой мои губы до боли натянулись.
– Тебе не кажется, что это странно?
– Кажется. Но я бы попробовал на твоем месте.
Я хлопнул его по плечу.
– Уговорил.
Когда я вернулся за установку, в голову никак не лезла восторженная толпа. Вместо нее передо мной стоял я сам со скрещенными на груди руками и покачивался в такт собственной игре. На лице легкая довольная улыбка. Уверен, у меня настоящего в тот момент была такая же. Как вы поняли, далее я справился довольно быстро. Тем не менее, легкий осадок от непрофессионализма остался.
Как оказалось далее, я был не самым лажовым музыкантом. За дело взялся Крис. Справился он довольно сносно, чуть быстрее меня, хотя должен был сделать это в два, а то и три раза быстрее. Он не сбивался в партиях, но здорово плавал в ритме.
Но когда к делу приступил Алекс, мы поняли, что все пропало. И что мы сильно заблуждались насчет его уровня. Я, по крайней мере, точно. Потому что он собрал полный ворох ошибок и лаж. Особенно покоробило качество звука. Его гитара звучала как грузовик, а должна была стать раскатами грома.
– Слушайте, парни, – звукач подошел к нам с Джейком. Траур на наших лицах считывался безошибочно. – Вы либо разоритесь на записи, либо на сведении материала, если продолжим писать вашего гитарюгу. Если по тебе, – он ткнул в меня пальцем, – видно, что ты переволновался, то этот крендель реально слабоват.
– Нужно доделать. Иначе мы встрянем надолго, – Джейк прятался под козырьком кепки.
– Дело ваше. Но я вас предупредил.
Алекс отмучился. На каждую песню приходилось порядка двадцати гитарных дорожек – несчастные куски партий, которые Алекс не смог сыграть как единое целое. И это удручало.
Вокал в тот день мы не записали. Джейк сказал, попробует сделать это дома самостоятельно. У него был какой-то друг, который и должен был в этом помочь, а, заодно, и свести наш материал.
Мы получили первый опыт записи и не то чтобы остались им довольны. Радует, что денег вложили совсем немного. При записи на профессиональных студиях такие ошибки не прощаются. Вернее, стоят очень дорого.
Пока Джейк писал вокал у своего знакомого, я устроил разнос Крису и Алексу. Орал, как ненормальный. Эти два ушлепка виновато глядели на меня, словно я был их мамочкой. Крис просто провалил мои ожидания. Видя, как он изменился внешне, я предполагал, что он также прошел внутреннюю трансформацию. Я мерил его по себе. Будто Крис тоже обязан был сидеть взаперти за инструментом по восемь часов в день. Но он не обязан был этого делать. Никаких предпосылок, никаких причин. Более того, орал я не на него. Я облажался сам перед собой. Ожидания рухнули, но не как карточный домик, а как подожженный карточный домик, обильно пропитанный керосином.
Конечно, все это я понял не сразу. Впоследствии, у меня окажется много времени для воспоминаний. И картина первой неудачной записи, и дальнейший разнос парней я разбирал слишком тщательно.
Что до Алекса, то он мне никогда не нравился. Вместе с Крисом они походили на Бивиса с Батхедом. С той лишь разницей, что Крис прилагал хоть какие-то усилия к изменениям. Но Алекс…
Знаете, люди без внутреннего стержня меня пугают. Правда. Спорить не буду, это мои загоны. Возможно, кто-то внушил мне, что быть никем смерти подобно (не припомню, чтобы это была мать). Но Алекс… Черт, он был размазней. И та музыка, что он приносил, когда нам удалось услышать ее со стороны на демо-горе-записях – она ни на что не годилась. Алекс либо понял это, либо изначально был такого уклада, но, по итогу, решил сам уйти из группы. Я знал, что он рассчитывает на поддержку Криса, но тот, к моему глубокому почтению, выбрал другой путь: продолжить вместе с нами. Уж не знаю, сожалел он об этом позже или нет. Думаю, нет. Ведь ему досталось меньше всего.
Как говорила моя бабуля, худа без добра не бывает. Это самая часто вспоминая мною присказка. Иногда приходилось убеждать себя, ползать на коленках с огромной лупой, чтобы отыскать то самое добро.
Но, после нашей первой записи и чуть ли не развала группы, вопрос о худе и добре не стоял. Потому что еще до того, как Алекс ушел из группы, к нам примкнул Киран. И тогда я понял, что компашка подбирается что надо.
Киран и был тем самым знакомым Джейка, который сводил наше музло. Сказать иначе язык не повернется. Для начала, он выжал из него все, что можно. На самом деле, сведение музыки – настолько же важный процесс, как монтаж в кино. И Киран справился на «ура». Чтобы подтвердить результат, он ставил нашу чистую запись и после сведения. Могу сказать, что у Кирана в роду определенно были колдуны. Объяснить иначе, как из такой срани удалось сделать что-то отдаленно напоминавшее музыку, я не могу.
Для меня Киран стал авторитетом в музыке. Случилось это сразу после того, как он поставил нам третий вариант записанных нами треков. На них появилась вторая гитара, не та Алексовская, дублирующая партии для уплотнения звука. Появилась мелодичная вторая гитара. Понимаю, что в этом нет ничего удивительного. Но как она звучала! Это был не набор высоких гитарных соло, исполняемых метал-гитаристами с десятью пальцами на каждой руке. Партии Кирана были немного размыты, и напоминали тревожный крик птицы. Или волчий вой на луну. Он добавил нерва в нашу музыку, оживил ее.