Страница 2 из 20
– Так, Нюра, – я попытался успокоиться, – тогда я тоже еще кое-что расскажу.
Быстро опрокинув очередной стаканчик, я продолжил:
– Как-то летел рядом с двумя пассажирами. Оба пилоты, и оба в лётной форме. Возвращались домой с подмены экипажа. Ну, я с ними выпил-закусил, и тут нам приспичило по малой. А в туалете засела дама с ребенком и надолго. Ну, мы постояли, потоптались и пошли в хвост самолёта. Идем навеселе, шутим и сильно шатаемся. И тут смотрю – в салоне гробовая тишина, и только звук моторов слышно.
И кто-то сиплым голосом их спрашивает:
– Скажите, командир, а в кабине кто-нибудь остался?..
Нюра прыснула, но всё же смогла спросить:
– И что он ответил, кто остался?
– Кто-кто? Стюардессы, кто ж еще!
Нюра честно попыталась хохотать потише, но у нее это никак не получалось.
– Подожди-подожди, – отсмеявшись, произнесла она, – а ты знаешь эту байку про немецкого и английского пилота?
– Нет!
– Ща, погодь, дай вспомнить!
Она отрезала вилкой свой холодец и намазала на него горчицы из пакетика.
– Короче, в аэропорту Мюнхена пилот «Люфтганзы» запрашивает у немецкого диспетчера полосу. Тот ему отвечает, что по правилам он должен задавать вопрос на английском языке. На что пилот резонно заявляет: «Я немец, пилотирую немецкий самолёт, нахожусь в Германии, с чего это я должен говорить на английском языке?» На что слышит ответ с другого самолёта на безупречном английском: «Потому что вы проиграли Вторую мировую!»
И Нюра опять залилась громким смехом, долила в стаканчик беленькой и протянула его к сидящему через проход немцу.
– Не дрейфь, геноссе, я по-английски тоже говорю! – и следом подала ему кусочек сала на черном хлебе.
Немец застыл в лице и вопросительно посмотрел на свою спутницу. Улыбнулся, закивал головой и всё же взял гостинец.
– Danke! – он приподнял стаканчик и посмотрел Нюре в глаза.
– Битте. Пей-пей, не бойся, пока мы все еще свои.
– Аллес гут? – спросила проходящая мимо меня стюардесса.
– Она спрашивает, нам водки еще надо? – переадресовал я вопрос Нюре.
– Йа-йа, натюрлих, пусть несет, – сходу ответила мне Нюра.
Я подал знак девушке, что мы не против повторить. Она на секунду задумалась и скрылась в кухне.
– Хороший ты парень, Макс, веселый, – Нюра впервые за вечер заговорила тихо. – Кто ты по жизни? Чем живешь?
– Ничем особенным, – ответил я, – пишу посты в соцсети, да иногда рисую.
– Свободный худила значит! – Нюра поковырялась палочкой в зубах. – Понимаю. А за каким лешим тебя понесло в Штаты?
– Да мне тут путевку подарили. Лечу в Лас-Вегас.
– Да что ты? – она искренне изумилась. – О как интересно! А у меня в Штатах своя сеть небольших отелей. Ты как, летишь играть иль поглазеть на это?
– Скорее, поглазеть, – коротко ответил я.
– Не очень-то ты разговорчив о себе, – она на секунду задумалась и тут же продолжила: – Ничем не занимаешься, но летаешь бизнес-классом, скромный парень, но с рыжими швейцарскими котлами, да и путевки тебе дарят на другой край света. Свободно владеешь двумя языками, и аусвайс из кармана торчит.
Нюра повернулась вполоборота и уже с нескрываемым любопытством задала прямой вопрос:
– Ты кто по жизни, парень?
– Ню-юра, – протянул я, – всё очень просто. Отец когда-то строил планы на запасной аэродром, отсюда и крыша в Германии. Английский достался после учебы в Лондоне. Опять же папик постарался. Свободный художник? Так это потому, что предок от меня хорошо откупился. Так что ничего особенного, всё как обычно, всё как у всех.
– Ну да, ну да, – как бы про себя вслух сказала Нюра, – всё как обычно, всё как у всех. А кто у нас отец, ты не подскажешь?
Меня стало утомлять ее бесцеремонное любопытство.
Я повернулся к ней поближе, в третий раз наклонился к ее уху и шепотом произнес:
– Судя по твоему прикиду, сумкам и камням на пальцах, он твой сосед!
Могучий смех Нюры заставил вздрогнуть уже дремавших пассажиров. Ей, несомненно, понравился мой юмор.
– Ну ты мне явно по душе, Макс! – и она полезла в свою сумочку. – Вот моя визитка. Здесь оба телефона: московский и штатовский. В Штатах я пробуду пару дней и вернусь в Москву. Надо решить кое-какие там свои задачки. Если понадобится помощь, можешь звонить в любое время. Дружба моя чего-то стоит.
Я посмотрел на визитку. С одной стороны латиница, с другой кириллица. Красивыми буквами по центру было выведено:
«Кристалевская Анна Абрамовна.
Гостиничная сеть Отель-Экспресс.
Владелица».
– Анна Абрамовна, – произнес я вслух.
– Что, – Нюра одарила меня обворожительной улыбкой, – не похожа? Что-то мне подсказывает, что и твое отчество явно не Петрович. Фамилию твою уже и спрашивать боюсь.
– Да уж, отчество у меня исконно русское, – протянул я ей в ответ, – Моисеич! А вот у отца отчество прямо как у тебя – Абрамович.
– Я сразу так и поняла, как глубоко закопаны твои таланты[1].
Нюра подняла стаканчик и вдруг на несколько минут утихла.
– Кстати, знаю я одного Моисей Абрамыча. Еще с конца восьмидесятых. Высоко чувак взлетел. В ближайший круг вошел. Не твой ли он папаша?
– Да нет, конечно, – я попытался спрыгнуть с темы. – Пращур мой скромняга!
– Звучит как работяга, не находишь? – она как-то недобро улыбнулась. – И как давно тебя Абрамыч потерял?
– Давненько уже, – вздохнул я. – Да Бог с ним. Всё что мне нужно, он мне дал.
– Что дал? – Нюра удивленно икнула.
– Образование, две квартиры и небольшое содержание, – ответил я.
– Да не-ет! – вдруг перебила Нюра. – Сладкую жизнь он тебе дал, которой ты не очень-то достоин.
– Эт почему это я недостоин? – я выпучил глаза.
– А тебе папаша не успел сказать, что в этом мире даром ничего не достается? Даже отцовские баблосы. За всё надо платить.
Нюра на секунду замолчала, задумалась над чем-то, как будто что-то вспоминая.
– Тот Моисей, которого я знала, – Нюра вдруг подняла свой тонкий указательный палец вверх, – тот Моисей ни с кем так просто не делился, а рвал всех на куски, кто на пути его стоял. Как страшный зверь, врубаешься, майн фроинд?
Нюра щедро отвесила в свой стаканчик водки, посмотрела на него философским взглядом и махнула.
– Как страшный зверь, – повторила она и на несколько секунд загрустила. – Кстати, а ты знаешь, что антилопы легко обгоняют в беге львов? И львам частенько влом за ними гнаться.
Тут Нюра явно ощутила воздействие прозрачной жидкости и неожиданно умолкла.
Потом как будто бы очнулась и сразу же спросила:
– О чём это я, Макс?
– О львах и антилопах! – вежливо напомнил я.
– А-а! Вот о чём, – вспомнила и оживилась дама. – Я хотела сказать, что даже лев может быть в заднице. Врубаешься?
– Эт ты к чему? – я всё еще пытался понять ее хмельную логику.
– Наш славный мир, Макс, ошибок не прощает! – Нюра вдруг заговорщицки перешла на полутон. – Всё бесконечно подчиняется закону: ты либо хищник, либо жертва.
Двумя руками она разделила воздушное пространство перед собой на две части.
– Вот есть жизнь, – она показала левую ладонь, – а вот есть смерть, – она показала правую ладонь, – и расстояние между ними может очень быстро сократиться.
Резким движением она хлопнула в ладоши и сразу же взяла бутылку минералки. Опять встала на секундную паузу и залпом осушила газировку. Взгляд ее стал твердым, жестким и колючим, но что-то продолжало тревожить мою попутчицу.
– Лас-Вегас плохой город! – меняя тему, внезапно выдала она. – Зачем тебе туда?
– Билеты были, – пояснил я, – да и отель уже проплачен, вот и полетел. Мне моя девушка поездку эту подарила.
– А почему летишь один?
– Да-а-а, – протянул я, тут же теряя остатки хорошего настроения, – она ушла от меня. А дома оставаться было мне совсем невмоготу, вот и полетел.
1
Здесь ссылка на анекдот: «Ах, как глубоко бывает зарыт талант».