Последний рубеж

Дмитрий Борк

Последний рубеж

Деньги не главное, но без них и главному не сбыться.

Пролог

Конец июля 2019 года. Рейс Франкфурт – Лос-Анджелес

Серый день за бортом самолёта моросил противным дождем, и мое настроение от этой картинки еще больше погружалось в унынье. Тяжелый «Боинг», оторвавшись от земли, плавно зацепился за воздух и уверенно пополз на небо. Ватой больно заложило уши, затем болтанка прошила тело тряской, и вжало в кресло. Через минут двадцать, набрав нужные километры, командир звуковым сигналом разрешил всем расслабиться.

Стюардессы засуетились и по очереди вышли к нам в салон. Одна из них, с модельными формами и огромными глазами, подошла ко мне первому и улыбнулась.

– У вас всё хорошо? – уточнила она, наклонившись ко мне. – Может, вы что-нибудь хотите?

«Вот только за это можно тратиться на бизнес-класс, – подумал я. – Нет, конечно, удобные широкие кресла, хороший ужин, дорогой алкоголь и одеяло. Всё это тоже того стоит. Но на душе всегда светлеет, когда в приятном аромате тебя заботой окружает фея».

Я улыбнулся через силу и медленно ответил:

– Спасибо. Я хотел бы коньяка.

– Какой марки коньяк? – спросила стюардесса всё также мило, не растеряв своей улыбки. – Вам «Хеннеси» или «Реми Мартин»?

– «Реми Мартин», – ответил я, – и сразу же тройную, чтобы лишний раз вас не гонять.

– И что-нибудь к напитку? – и она подала мне карту.

– Бутерброд с сыром, пиканью из мраморной говядины, утиную грудку с пастой и микс-салат.

– Спасибо, я скоро принесу!

Она поднялась и скрылась за шторками в проходе, а я достал свой телефон и стал в нём ковыряться. Но, пролистывая одну за другой фотографии с Дианой, я только усугублял мое и без того шаткое душевное равновесие.

Заметив мрачность на моём лице, соседка, дама лет за пятьдесят, решила запросто, по-свойски со мной заговорить. Хоть я и беседовал со стюардессой на английском, она сразу вычислила во мне своего соотечественника.

– Вы, молодой человек, лучше откажитесь от этой сомнительной стряпни. Закажите лучше водочки для нас обоих, а я вас накормлю не чем попало!

На долю секунды я оторопел, но придя в себя, наклонившись к ее уху, тихо и четко произнес:

– Это немецкий лайнер, мадам! Здесь водку-то обычно не подают, только пивас, вино, коньяк, вискарик!

– Очень жаль, – грустно протянула дама, – ну тогда виски! Он тоже подойдет к нашей еде!

– Почему вы так решили? – недоуменно спросил я. – И к какой такой нашей еде?

– Ну как это к какой? Ведь вы русский? Русскую еду и будем кушать!

Она искренне посмотрела на меня как на безмозглого тупицу, да так, что я и сам в это поверил.

– А откуда у немецкой авиакомпании русский борщ? – спросил я.

– Зачем нам борщ? – наивно удивилась дама. – Нам борщ совсем не нужен. Нам нужен холодец!

– Холодец? Вы ели их холодец, их «Зульце»? Ешьте сами эту гадость.

– Да вы с ума сошли! Чтобы я ела немецкий холодец? – в ее голосе послышалась раздражение. – Да я перебрала семь поваров. Их всех прогнала, им только посуду мыть доверить можно. А вы мне про немецкий студень?

«Похоже, подшофе, – подумал я. – Или безумная с Рублёвки? Там почти все такие!»

– Вы что-то путаете, мадам, – я опять наклонился к ней, – это не я, это как раз вы мне предлагаете!

– Господи Иисусе!

Дама засуетилась и полезла в сумку от Вуитона. Через секунду ее холеные пальцы с тяжелыми камнями по очереди доставали: большие варёные яйца и пирожки, ароматное сало и чеснок, нарезанный черный хлеб и зелёный лук, жареную курицу в фольге и соленые грибочки в банке, и… настоящий русский холодец.

Салон бизнес-класса заполнился самыми разными ароматами, и я боковым зрением уловил нервные ёрзания наших соседей.

– Вот, – победно произнесла она, оглядывая два наших стола, – всё собственного приготовления. Всех на фиг я поувольняла и готовлю теперь только сама. Милости прошу со мной откушать, и без возражений!

– Простите меня за любопытство, а вы не из Москвы летите? – спросил я, придав голосу как можно больше мягкости.

– Ну-у из Москвы, – протянула дама с чуть уловимой угрозой в голосе, – и что?

– И жареная курица в полёте тоже из Москвы? – с небольшой опаской уточнил я.

– Да из Москвы, из Москвы. Лечу транзитом через Франкфурт.

Дама негромко засмеялась, и лицо ее стало по-свойски добрым.

– Не бойся, сегодня утром эта тварь еще дышала. А ты всё же водочки попроси, дружище.

– А как вы смогли сюда всё это протащить? – не унимался я. – Разве продукты не запрещено проносить на борт?

– Ну это я не знаю, – в голосе дамы послышалась недоумение, – я шла через ВИП-зал. Там в мои сумки не глядели.

– А-а, – иронично протянул я гласную букву и подумал, что идея с водкой, в общем-то, неплоха, – тогда одну минуту.

Я вежливым движением пригласил стюардессу и, перейдя на хороший немецкий, попросил поменять коньяк на триста граммов водки.

– Я сейчас посмотрю, – ответила мне красавица, – вот только нам не разрешено подавать в бутылке. Мы обязаны разливать водку в небольшие рюмки.

– Видите наши столики, – я кивнул головой на них, – мы очень голодные, и нас мучает жажда. Вы же не хотите весь полёт постоянно к нам подходить? Дайте нам, пожалуйста, стаканчики и водки, и мы сами себе будем наливать.

Стюардесса, посмотрела на наши яства, затем на мою попутчицу, недолго подумала над моими словами и утвердительно кивнула.

– Хорошо, сэр. Всё остальное тоже вам нести? – задала она вопрос вдогонку своим мыслям.

– Нет-нет, всё отменяем, кроме водки, – и я благодарно кивнул красавице.

Через пять минут, опрокинув первый полтинник, моя соседка смачно занюхала пахучим салом и с хрустом закусила зелёным луком. Поставила назад стаканчик, повернула ко мне голову и пристально в меня вгляделась.

– Э-э, дорогой, – протянула она, – да ты никак летать боишься!

– А что, – смутился я, – прям так заметно?

– На выпей, – она щедро плеснула в мой стаканчик живой водицы, – может, полегчает!

Оторопев во второй раз за вечер, я быстро опрокинул свой сосуд.

– А почему? – не унималась моя попутчица. – Может, ты падал?

– Да, Слава Богу, нет! – вынужденно ответил я. – Но случай один был…

– О-о, давай колись, – она приготовилась слушать, – уж очень интересно!

– Ну, летел я как-то раз из городу Парижу летом, – нехотя начал я рассказ, – а рядом странный мужичок в лыжном костюме.

Все напряглись, а он, когда табло погасло, вдруг соскочил и заорал на весь салон: «Кайтесь, грешники, ваш судный день настал! Пришло время молиться!» Вот я и подумал, что настал пипец, и чуть в штаны не наложил реально!

На секунду прервавшись, я не спеша отломил ножку холодной курицы. Затем дотянулся до чеснока, плеснул себе по новой. Залпом выпил и смачно закусил.

– И что? – лицо тётки застыло с открытым ртом, в котором лежало непережёванное яйцо. – Что дальше-то было?

– Да ничего, – скучно ответил я, и закусил пахучим чесноком. – Он просто молча сел на свое место, и мы тихо полетели дальше.

Секундная пауза и громкий хохот дамы разразился на весь огромный лайнер.

– Ну ты шутник, – наконец откашлявшись, произнесла моя попутчица. – Тебя как звать, дружище?

– Макс!

– А меня Нюра! – и она толкнула меня своим плечом. – Будем знакомы, и сразу же давай на ты!

«Хорошо, хоть без брудершафта», – подумал я.

– А у меня тоже прикольная история была, – настроение Нюры ракетой шло на самый верх, – летела как-то возле аварийного выхода. А со мной рядом две древние бабульки. Аля Альцгеймер. Весь полёт проспали, но очень часто, просыпаясь, друг друга тормошили и спрашивали: «Валюшенька, ну что там? Доехали? Нам не пора ли выходить?»

Впервые за долгий день меня отпустило, и я смог рассмеяться. Нюра поддержала меня своим ржачем, да так, что заулыбались и стюардессы.