Страница 37 из 46
Стоит представить разборки с медсестрой (с подробным разъяснением всех претензий!), как весь мой пыл улетучивается. Но закончить-то надо! И я заканчиваю:
— И ваша бестолковая любовница меня едва не убила.
— Которая?..
Ничего себе поворот! У него что, несколько любовниц? Да еще как минимум две из них подходят под определение «бестолковая»! Интересно, Людмила в курсе?
— Та, которая преподает литературу в нашей… а, пардон, уже не нашей, меня же уволили, школе. Но вы не переживайте, она не успела мне навредить. Я вызвала полицию, ее подержали полдня и отпустили. Так что все нормально.
Глаза недобитого физика удивленно расширяются, но меня уже не остановить. Я снова присаживаюсь на краешек свободной кровати и взволнованно говорю, что плевать я хотела на дела минувших дней, и что посадить физика все равно не посадят, потому, что сроки давности истекли, а если ему вдруг приспичит принести мне свои извинения (в чем я сильно сомневаюсь), то пусть засунет… то есть подарит их американскому президенту.
Физик недоуменно моргает, и я говорю о том, что пулю он получил по заслугам, только преступник все равно должен быть наказан; но я не собираюсь грузить своими делами «несчастного больного» и мирно уйду, когда он ответит всего на один вопрос.
— Какой?
На мгновение закрываю глаза. Со слов Хучика мне известно, что физик не успел разглядеть того, кто его подстрелил. Так что…
— Менты говорят, что Денис Костылев пришел к вам потому, что кого-то боялся, — торопливо говорю я. — Скажите, кого, и я пойду. Я ни за что не поверю, что вы не знаете.
Секунду физик недовольно разглядывает меня, после чего признается:
— У Дениса были непростые отношения с отцом.
Какая интересная новость! А физик, помниться, был с ними знаком. Одним словом, гад…
Мне очень хочется задать ему еще кучу вопросов и даже выпытать подробный рассказ о событиях того дня, но, думаю, это не очень хорошая идея. Ну не могу я с ним разговаривать!.. Не могу. Когда физика нет поблизости, то и прибить его не хочется, но когда он рядом, в голове волей-неволей вспоминается всякая гадость и хочется не то заплакать, не то надеть ему на голову медицинское судно. Так что пусть лучше спокойно долечивается. Поэтому я желаю ему скорейшего выздоровления и прощаюсь.
Направляюсь к двери под взглядами флегматичных мужиков (у левого так вообще какой-то ментовский прищур), и тут меня окликают:
— Марина!..
Удивленно разворачиваюсь и ловлю странный взгляд недобитого похитителя скелетов:
— Что?..
Длинная, катастрофически длинная пауза, в процессе которой я даже боюсь моргать. В итоге он разрывает зрительный контакт, отворачивается к окну и бурчит что-то вроде:
— Нет, ничего. До свидания.
Выскальзываю из палаты и прислоняюсь к стене, едва сдерживая нервный смех. Вот как это называется? «Хотел извиниться за Гамлета, но слегка застеснялся?» Или нет, «я физик, птица гордая, и мне не пристало просить прощения!». Кажется, я все-таки начинаю хихикать. Надо было захватить с собой немного пустырника.
Мимо палаты проходит дежурная медсестра, и под ее удивленным взглядом я кое-как беру себя в руки и бреду к лестнице.
И замираю на первой ступеньке. Черт с ним, с Гамлетом — физик, кажется, только что сдал мне подозреваемого № 1.
И это Ярослав Костылев.
19.1
Спускаюсь на первый этаж и захожу в аптеку. Аптека советского типа, то есть не супермаркет, заставленный лекарствами, а будочка с застекленными витринами. Рассеянно перехожу от одной к другой, присматривая какой-нибудь не особо дорогой препарат от простуды— после прогулки по первому снегу горло дерет, а в носу хлюпает (хотя, может, у меня просто аллергия на физика).
В голове сами собой прокручиваются мысли о том, что Ярослав Костылев неплохо подходит на роль убийцы. Потому, что других желающих выкинуть из окна Дениса Костылева я до сих пор не обнаружила. Загадочная фраза физика о том, что у него были непростые отношения с отцом, еще ни о чем не говорит! Впрочем, других вариантов у меня нет. Хотя есть — и это жутковатое предположение, что Ярослав Костылев изнасиловал свою дочь и убил сына, чтобы замести следы. Ну и остальных, до кучи. Там вроде, кто-то их них был приемным, но у меня совершенно вылетело из головы, кто.
Кстати, изнасиловать Свету мог Денис Костылев. Что, если отец решил расправился с ним из мести? Хотя, может, это вообще сделал кто-нибудь третий. Может, погибший школьник боялся Костылева только из-за того, что тот был суровым отцом? Но с чего тогда физику говорить об этом таким загадочным тоном?
Мои идиллические размышления прерывает телефонный звонок. На другом конце провода злится вездесущий Хучик.
Интересно, как он разведал, что я в больнице? Или у него очень развита агентурная сеть, или это паранормальные способности. Решу посетить больного физика еще раз, обязательно надену шапочку из фольги.
— Ну и что вы узнали у Валентина Данилова? — вопрошает мент, закончив разоряться про то, как его задолбала моя детективная деятельность.
Торопливо пересказываю то, что сказал мерзкий физик, отчего отвратительное настроение Хучика, по-видимому, немного повышается и он даже обещает забрать меня из больницы и подбросить до дома. По этому случаю он даже собрался уйти с работы вовремя, то есть в шесть.
Отлично! Эта новость не может не радовать — сэкономлю на проезде и разузнаю у Хучика очередные душещипательные подробности этого дела. Как говорится, приятное с полезным. Правда, немного пугает, что он сегодня какой-то слишком свирепый. Интересно, в чем дело и связано ли это с нашим расследованием? У мента вполне может быть куча других проблем, начиная от неприятностей в личной жизни и заканчивая конфликтами с руководством или несостыковками в соседних уголовных делах.
Хучик прибывает часа через полтора — я как раз успеваю дочитать томик Луганцевой.
— Поехали! — командует мент аки Юрий Гагарин.
Самое время, кстати — на меня уже давно косятся из регистратуры.
В пути Федор Иванович уточняет, не желаю ли я угостить его чаем. Вспоминаю, что из напитков у меня дома банка растворимого кофе, початая пачка чая «Принцесса Нури» и связка чайных пакетиков для особо непритязательных гостей (Катька называет их «пыль бразильских дорог»). Только закусывать это великолепие, кажется, нечем — последняя шоколадка съедена накануне, а окаменевшие сладости, сохранившиеся со времен бывшего мужа, Хучику лучше не предлагать. Должно же у меня остаться какое-нибудь оружие на случай третьей мировой войны.
Следак, по-видимому, отмечает некое замешательство на моем лице — тормозит у супермаркета, буквально на две минуты исчезает внутри, после чего появляется с прозрачным пакетом. Внутри: хлеб, пакет молока, пачка чая, полкило сахара, палка колбасы, несколько пакетиков кофе «3 в 1» и лимон. Прижимаю пакет к груди и тихо офигеваю от его оперативности: похоже, что Хучик пробежал магазин насквозь и покидал в корзинку первое, что попалось под руку. Наверняка даже сдачи не взял.
Суровый следак аккуратно паркуется у нас во дворе и глубокомысленно замечает:
— Почитал я вашу любимую Донцову… тихий ужас! Единственный адекватный человек это полковник Дегтерев, все! Как вы можете получать от этого удовольствие?..
Ага! Кажется, тайна мрачного настроения Хучика раскрыта — произведения моей любимой писательницы слишком сильно подействовали на его нежную мужскую психику.
Сдержанно хихикая, поднимаюсь в подъезд, а Хучик идет следом и бухтит:
— События какие-то нереальные!.. Никогда не видел, чтобы на одного человека валилось столько всего… кхм… — Хучик прерывается и уточняет, — Раньше не видел.
Возмущенно оборачиваюсь к нему:
— Федор Иванович, ну что вы… апчхи!
— Будьте здоровы! — ухмыляется мент. — Вот, Марина, сидели бы дома — не простудились бы!
— Ничего подобного, — бубню я, одной рукой пытаясь найти ключ от двери, а другой салфетку, чтобы вытереть нос. — Я простудилась вчера. Сегодня только добавила.