Страница 45 из 51
— Не хотите ли вы сказать, что вам удалось решить проблему Долины-Хохотуний? — Питер в свою очередь перебил собеседника, прерывал этот хвастливый самоанализ.
Друм поставил на стол недопитый стакан, крепко прижал к себе ящик, стоящий у него на коленях, и сказал шепотом, который не скрывал его волнения:
— Да. Я решил ее, мистер Фоксглав. Решение проблемы здесь, вот в этом ящике.
Прежде чем Питер и Одри успели отреагировать на это заявление, на веранду вошел Ганнибал, с громким стуком бросил на стул свой нелепый пробковый шлем и улыбнулся:
— А, Друм! Мой дорогой друг, тебя-то нам и надо!
— Меня это не удивляет. — Друм отвесил свой неуклюжий поклон.
— Профессор Друм только что заявил, что он решил проблему долины, — сказал Питер.
Ганнибал бросил на Друма острый взгляд.
— Ну, коли так, то ты и в самом деле умнейший на Зенкали человек, — скептически произнес он.
Друм так и засиял от удовольствия:
— Благодарствую, благодарствую. Право, весьма польщен. Да.
— Ну, так что ж, не томи, рассказывай, — предложил Ганнибал.
— Знаете, нужен большой стол, на котором я мог бы все разложить и, рассказывая, провести демонстрацию.
— Пошли, — Ганнибал провел всех в просторную гостиную. Подошел к столу, заваленному книгами и документами, смахнул все это на пол, и спросил:
— Достаточно?
— Превосходно, — сказал Друм и, поставив ящик на стол, принялся его освобождать. Вытащил оттуда несколько маленьких круглых банок с отверстиями в крышках, черную плоскую коробку, небольшой пресс для растений и пачку фотографий. Одри, Питер и Ганнибал, стоя у края стола, наблюдали за Друмом, раскладывавшим свои принадлежности, как дети за фокусником, готовящимся показать волшебный трюк.
Приготовив, все как считал нужным, Друм сцепил руки за спиной, запрокинул голову, полузакрыл глаза и начал свою лекцию таким педантичным тоном, будто читал ее не для трех человек, а для огромной полной студентов аудитории. Друм был очень непривлекательным человеком, но обладал некоей гипнотической силой, и все трое слушали затаив дыхание.
— Всем вам хорошо известно значение дерева амела для экономики Зенкали, так что останавливаться на этом нужды нет. Да! Но лишь недавно удалось установить, что цветок дерева амела может опыляться только бабочкой амела, обладающей для этого чрезвычайно длинным хоботком.
На этом месте профессор прервал свой доклад и открыл плоскую коробку. К ее пробковому дну были аккуратно приколоты булавками самец и самка бабочки амела с вытянутыми хоботками.
— Как только было сделано данное открытие, стало ясно, что необходимо доскональное изучение этого насекомого, которое нуждается в особой защите, коль скоро мы хотим сохранить дерево амела как вид. Да!
Здесь профессор снова прервал свою речь, и некоторое время смотрел себе под ноги, собираясь с мыслями.
— Для изучения бабочки амела, я и был приглашен на Зенкали. Мой огромный опыт и предыдущие успехи позволяли надеяться на успешное выполнение этой задачи. Но я понимал, что, как и решение любой экологической проблемы, это будет нелегко. Нет! Что мы знали об этой бабочке? Практически ничего. Мы знали, что существует некоторое различие во внешнем виде самцов и самок — вот видите, более желтые подкрылья у самца, — и знали, чем питается взрослое насекомое. Но жизненный цикл этого насекомого оставался нам неизвестен.
У чешуекрылых растение, которым питается взрослая особь, далеко не всегда совпадает с тем, которым питается личинка. В случае с бабочкой амела мы не только не знали, чем питается личинка, но и сама эта личинка вообще не была описана. Следовательно, моей первоочередной задачей было решить эту проблему. Казалось бы, чего проще, хотя это и утомительно долгий путь, — отловить несколько самцов и самок, подождать, пока они отложат яйца, и, как только вылупится личинка размером с булавочную головку, предложить ей различные виды растительной пищи. Но опыты успеха не имели. Что бы я ни предлагал, личинки неизбежно чахли и гибли. Да!
Друм открыл другую коробку. Там были еще пара бабочек амела, небольшая ветка с кладкой крохотных белых яиц, и крошечная пробирка с заспиртованными в ней несколькими черными гусеницами. Друм достал папку для гербариев и развязал ее:
— Здесь образцы четырехсот двадцати видов растений — как местных, так и привозных, — которыми я безуспешно пытался кормить личинок бабочки амела. Да! И вот наконец я сделал потрясающее открытие…
Он сделал паузу, покопался в папке, вытащил оттуда белый кусок картона, к которому был прикреплен лист растения в форме наконечника стрелы, и торжественно произнес:
— Перед вами, то единственное, что едят гусеницы бабочки амела. Это лист дерева омбу!
— Боже милостивый, — прищурился Ганнибал, — тогда это значит…
— Пожалуйста, не перебивайте, — запротестовал Друм. — Дайте мне закончить. Да! Случилось так, что в своих блужданиях по горам я наткнулся на заветную долину вскоре после того, как ее открыли мистер Фоксглав и мисс Дэмиэн. Там-то я и нашел личинок бабочки амела на листьях деревьев омбу. Да! Но, приближаясь к разгадке одной тайны, я приближался и к разгадке другой. Как вам известно, до открытия долины считалось, что существует единственный экземпляр дерева омбу, и хотя оно давало семена, они никогда не прорастали. Это было загадкой и для меня, и для доктора Феллугона. Да! Значит, для прорастания семян необходим некий катализатор, но пока я не попал в долину, я и представления не имел, что это может быть. А теперь… Теперь я знаю!
Профессор Друм сделал паузу. Слушатели молча и зачарованно смотрели на него.
Друм покопался в пачке фотографий и извлек одну, которую молча предложил вниманию публики.
— Вот это да! — выдохнула Одри. — Это же… хохотунья!
— Именно так, мисс Дэмиэн, — сказал Друм, величественно склонив голову в знак согласия. — Хохотунья. Да.
Ганнибал придвинул стул к столу, сел, и произнес:
— Если я правильно понял, бабочка амела, на которой держится экономика острова, так как только она опыляет дерево амела, откладывает яйца на листья дерева омбу, а это последнее, в свою очередь, не может существовать без птицы-хохотуньи. Так?
— Верно, — подтвердил Друм.
— Но почему?
— Потому, — объяснил Друм, — что внешняя оболочка семян омбу обладает особой прочностью. Нужно, чтобы птица склевала это семя, чтобы оно, прошло через ее пищеварительный тракт, подверглось воздействию желудочного сока. Только так оно сможет прорасти, когда снова ляжет в землю.
Ганнибал протяжно свистнул:
— То есть стоит затопить долину — и мгновенно рухнет вся экономика острова?
— Совершенно верно, — кивнул головой Друм.
— Клянусь Богом, Друм, да вы — гений! — воскликнул Питер, вскакивая на ноги и тряся Друму руку.
— Это значит, что мы ни при каких обстоятельствах не можем затопить долину, и у нас не будет аэродрома! О славный день! — Радовался Ганнибал.
— Вы уверены, Ганнибал? — спросила Одри.
— Абсолютно уверен, — отрезал Ганнибал, по-волчьи ухмыляясь. — Это именно то, что нужно Кинги. Все со мной, во дворец! И вы, профессор! Собирайте ваши образцы, возьмите с собой. Кинги захочет все их посмотреть. Едем скорей!
Ганнибал рассадил всех по каретам Кинги, и они помчались во дворец, сопровождаемые лающей сворой псов.
Кинги слушал разъяснения Друма поначалу с недоверием, затем с зарождающейся надеждой и, наконец, с искренней радостью. Выслушав все, он воскликнул:
— Драгоценный профессор! Не в силах выразить, как я вам благодарен. И не только я, но и весь Зенкали. Уверяю вас — отныне мы перед вами в неоплатном долгу!
— Вы очень добры, Ваше Величество, — сказал Друм, сияя от удовольствия и пританцовывая от радости.
— Питер, будьте так добры, налейте нам пять больших бокалов «Оскорбления Величества», — попросил-приказал Кинги. — За это нужно выпить!