Птица-хохотунтья.

Пока Питер разливал по бокалам лучезарную жидкость, Кинги забрался к себе в гамак, закрыл глаза и погрузился в глубокое раздумье; приподнялся он лишь тогда, когда ему подали бокал, и торжественно произнес:

— За Птицу-Хохотунью! Как вы думаете, профессор, можно ли будет перевезти несколько деревьев омбу и нескольких птиц в Дзамандзар?

— А почему бы и нет? Насколько я понимаю, климат и почва в долине и в столице почти одни и те же. Я не советовал бы вам перевозить всех птиц и все деревья, потому что они очень привыкли к этой долине. А несколько особей и несколько деревьев — вполне возможно. Птица всеядна, и уж так получилось, что плоды деревьев омбу ей больше всего по вкусу. Мне представляется, что омбу — дерево неприхотливое и способно приживаться даже на довольно бедных почвах. Следовательно, если обеспечить молодым деревцам должный уход, в будущем можно будет разбивать плантации омбу параллельно плантациям амела. Да.

— Великолепно, великолепно! — Кинги смотрел с озорным блеском в глазах на Ганнибала. — Значит, мы все-таки можем устроить парад!

— Парад?! — изумился Ганнибал.

— Именно парад! — воскликнул Кинги. — В конце концов, на острове сейчас находятся представители всех видов вооруженных сил, масса гостей самого различного ранга; многие из них, приехав сюда, ожидали больших торжеств и церемоний — так не будем же лишать их этого удовольствия! Мы возвели столько сооружений, поставили столько шатров, вылизали дорожки для проведения парадов — и все напрасно? Питер, вспомни, сколько ты сам вложил во все это труда и сил — не жаль? А главное — мне так хотелось покрасоваться в новой форме, и я не желаю этой возможности упускать. Значит, так: устраиваем грандиозное празднество и с этой целью доставляем в столицу пару хохотуний и шесть штук деревьев омбу для показа на параде, после чего деревья могут быть высажены в Ботаническом саду, а хохотуний поселим в Королевском саду — павлины уже порядком поднадоели. Ну, как по-вашему? Неплохая идея?

Все согласились, что идея хорошая, даже Друм, который после второго бокала «Оскорбления Величества» икал и хихикал, смог сказать, что план замечательный.

— Мне придется специально по этому поводу собрать заседание парламента и сделать заявление, — размышлял вслух Кинги. — Ну как, Питер, можно будет поручить вам с Одри операцию по доставке в столицу деревьев и птиц?

— Конечно, — с воодушевлением заверил Питер. — Сделаем все в лучшем виде!

— Я думаю, нужно сделать так, — сказал Кинги. — Устроим грандиозный парад, а затем грандиозную вечеринку в саду здесь, во Дворце. Как, Ганнибал?

— Согласен.

— Значит, на том и порешили, — заключил Кинги с глубоким удовлетворением. — Ну как, профессор Друм, еще по бокальчику? В конце концов, не каждый день удается отпраздновать достижение гения! Выпили? Ну а теперь за вас, Одри! Вот и отлично!

Три следующих дня Одри и Питер не вылезали из Долины Хохотуний. Они выбрали полдюжины молодых деревьев омбу, которые были осторожно выкопаны и пересажены в бочонки с землей командой дюжих зенкалийцев. Операция проходила под наблюдением доктора Феллугоны, который, впрочем, больше путался под ногами, чем помогал делу, поскольку он часто разражался слезами радости, — приходилось все бросать и успокаивать его.

Для птиц Питер соорудил большую клетку из сетки.  Они с Одри заманили туда пару хохотуний, предлагая им лакомые кусочки. — Птахи вошли в клетку спокойно и, похоже, даже не чувствовали, что они в неволе. Но когда Питер и Одри вышли из клетки, птицы стали метаться вверх-вниз, хлопая крыльями и издавая крики отчаяния из-за исчезновения кормильцев. Пришлось опять зайти внутрь, и когда хохотуньи успокоились, постараться выйти незаметно для птиц. Нужно ли говорить, что пересадить их в небольшую клетку для парада не составило никакого труда. 

Между тем Лужа, придя в сознание и поняв, что его могут обвинить в ряде преступлений, в том числе в покушении на убийство, предложил сделку. — В обмен на смягчение своей участи он может помочь Кинги в борьбе против строительства аэродрома и плотины. Он отдаст Кинги письменные доказательства, что сэр Осберт и лорд Хаммер намеревались сорвать на этом огромный куш. Кинги, который не прочь был при случае схитрить, утаил от Лужи, что планы строительства теперь окончательно отпали. И сказал, что в обмен на документы, компрометирующие сэра Осберта и лорда Хаммера, и письменное признание Лужи в участии  во всем этом деле, он просто выгонит Лужу с Зенкали, и против него не будет выдвинуто никаких обвинений. Лужа ухватился за предложение владыки как за соломинку, и капитан Паппас вывез его с острова, честно отработав свои пятьсот фунтов. Затем Кинги вызвал сэра Осберта и лорда Хаммера во дворец на совещание.

— Лужа, которого вы оба знаете, — начал Кинги ледяным тоном, — был членом моего кабинета. Он уволен и выслан с Зенкали за множество прегрешений, главное из которых то, что он стремился протащить идею строительства аэродрома и плотины незаконным путем, поскольку это сулило ему большие деньги.

В зале воцарилась зловещая тишина. Во время этой затянувшейся паузы лицо сэра Осберта несколько раз меняло цвет, становясь то красным, то белым, то бледно-желтым, а лорд Хаммер, покрывшись испариной, перекладывал, словно детские кубики, бумажник, футляр очков и портсигар.

— Причиной того, что суровое тюремное заключение было заменено ему высылкой, стало не только его чистосердечное раскаяние, но и ряд переданных им мне документов, свидетельствующих о виновности вас двоих… э-э-э… джентльмены в…

— Подлог! Сплошной подлог! — прорычал  сэр Осберт.

— Так вы ему поверили? Нельзя доверять таким, как Лужа, — пробормотал лорд Хаммер.

— Тем не менее эти документы заронили в мою душу сомнения и могли бы вызвать серьезные опасения у членов правительства. К счастью, мне нет необходимости предавать эти документы им, и вообще предавать документы огласке. (Сэр Осберт вздохнул с облегчением, а лорд Хаммер вытер взмокший лоб.) Все эти документы, даже если они подлинные, теряют свое значение. Поскольку профессор Друм доказал, что без долины Хохотуний  экономика острова терпит крах, и, следовательно, долина не подлежит затоплению ни при каких обстоятельствах. Но эти документы, вместе с признанием Лужи, будут находиться в особой папке и в случае необходимости могут быть использованы в будущем.

— А не лучше ли просто их уничтожить? — предложил сэр Осберт. — Попадут еще в недобрые руки!

— Вот именно! Все эти злостные наветы! — поддержал лорд Хаммер.

— Эти бумаги — в моих надежных руках, — мягко сказал Кинги, — и всем остальным будут недоступны. Теперь о другом. Посылка сюда войск и гостей обошлась британскому правительству в кругленькую сумму, и я полагаю, что не стоит пускать эти деньги на ветер. Для нас обретение вновь старинного божества — великое событие, вполне достойное празднования. Поэтому в следующий вторник состоятся грандиозный парад, народные гуляния и торжественный ужин в саду. Надеюсь, сэр Осберт, я могу рассчитывать, что находящиеся на острове войска примут участие в торжествах?

— О да… да, конечно, — сказал слегка ошеломленный сэр Осберт. — Я… буду рад помочь… Я буду только рад, если в столь уникальном мероприятии будет и капля моего участия.

— Да, да. Можете на нас рассчитывать, — подал свой голос лорд Хаммер. — Мероприятие будет действительно уникальным.

— Прекрасно. Ценю вашу любезность. Я передам юному мистеру Фоксглаву, чтобы он поддерживал с вами связь, когда дело дойдет до окончательного согласования деталей. — И с этими словами Кинги закончил «совещание».

Питер и Одри вернулись из Долины Хохотуний для участия в заседании парламента, на котором Кинги должен был огласить решение относительно плотины и аэродрома. Вернулись они вечером, накануне этого события. Клетка с парой хохотуний, которую они привезли с собой, была размещена в королевском саду. 

Кинги и Ганнибал уже двое суток трудились над текстом выступления Кинги. Они переписывали его уже шестой раз, к трем часам ночи выдохлись окончательно, и Ганнибалу все труднее становилось высказывать свои аргументы в дипломатическом тоне. Видя такое дело, Кинги наклонился к Ганнибалу, взял его за запястье своей большой рукой, и успокаивающее произнес: