Страница 44 из 51
Лицо сэра Осберта стало белым, точно у покойника, а затем стало медленно наливаться румянцем. Он нервно прокашлялся, и произнес абсолютно бесцветным голосом:
— Вот негодяи… Вот мерзавцы… А, кто в этом участвовал?
— К сожалению, лидером банды был высокопоставленный чиновник, — скорбно пояснил Кинги. — Он будет депортирован. Но больше всего нас интересует, кто же все-таки стоит за ним.
— Боюсь, его трудно будет заставить признаться, — предположил сэр Осберт, — но даже если это удастся, все равно вряд ли можно верить словам такого человека.
— Ну, я думаю, мы сумеем развязать ему язык, — улыбнулся Кинги, — но я больше не хочу докучать вам этой чепухой. Как только у меня будут новости, я вам сообщу. Кстати, если возникнут какие-нибудь вопросы, не стесняйтесь. — Мистер Ганнибал и юный мистер Фоксглав будут рады ответить.
Он проводил обоих противников до дверей столовой и передал на попечение мажордома. Затем он вернулся сел за стол, и обратился он к Ганнибалу:
— Ну, что ты об этом думаешь?
— Мои симпатии на стороне сэра Ланселота, — признался Ганнибал. — Он, по крайней мере, честный человек, а вот в честности сэра Осберта я сомневаюсь.
— Согласен, — сказал Кинги, — однако Лужа по-прежнему не пришел в сознание, а без его показаний нам нечего предъявить Осберту. Сейчас мы не можем предпринять ничего более-менее разумного, пока не появится Друм и не очнется Лужа. Предлагаю вам обоим отправляться домой и ждать развития событий.
Голова у Питера дико ныла, вся левая половина лица горела огнем, резкая боль мутила сознание. Когда они покидали дворец, Ганнибал взял беднягу под руку:
— Поедем ко мне, там будет и Одри, я ее пригласил. Конечно, следовало бы уложить тебя в госпиталь, но, чувствую, что ты мне можешь понадобиться. Уж прости мне такой эгоизм. Четыре тысячи таблеток аспирина, приличная еда, всевозможные напитки, женский уход — разве это можно сравнить с больницей?
— Да, аспирин и покой, это все, что сейчас мне нужно, — согласился Питер.
У Ганнибала Питером занялась Одри. — Дала ему аспирин, готовила прохладительные напитки, помогла искупаться в бассейне, стараясь, чтобы на рану не попала вода. Затем последовал роскошный обед в тихой спокойной обстановке, и к концу его, попивая кофе на веранде, Питер почувствовал себя почти нормальным человеком. Вскоре Ганнибал, оставив молодежь, поехал в город по каким-то делам, пообещав через полчаса вернуться.
— Не знаю, как ты себя чувствуешь после всего этого, да еще с такой раной, но я за последние дни испытала такие душевные потрясения, что сейчас не могу нормально мыслить, — пожаловалась Одри. — Какой контраст между нашей мирной жизнью до Птицы-Хохотуньи, и беспорядками, которые последовали за этим.
— Знаешь, мой рассудок тоже помутился, однозначно, — угрюмо поддержал Питер. — Иногда я даже задаюсь вопросом, стоило ли вообще открывать эту проклятую долину.
— Ну что ты, Питер! Как ты можешь так говорить?
— Ну, я не знаю. А собственно, что она дала хорошего? На улицах бродят угрюмых вояки, устраивают друг с другом драки из-за переизбытка сил, потому что не могут пойти к матушке Кэри. — Там забастовка. Церкви пустуют. Гинкасы и фангуасы готовы перегрызть друг другу глотки. Кинги и Ганнибал в сильнейшем волнении. Остров наводнили ужасные люди вроде Брюстера и эта странная компания любителей животных. Действительно, было райское, тихое местечко. Ну зачем мы его взбаламутили?
— Да что за вздор ты несешь! — возмутилась Одри. — Фангуасы рады, что вновь обрели свое божество. А доктор Феллугона разрыдался, бедняга, когда я рассказала ему о целой роще омбу! Видел бы ты, как он кинулся к Стелле, чтобы рассказать ей об этом. Да так быстро, что я не поспевала за ним! Нет, с моей точки зрения, открытие принесло куда больше хорошего, чем дурного!
— Да, похоже, ты права. Жаль только, что я не вижу выхода из тупика, в котором мы очутились.
— Единственная причина, почему мы оказались в этом тупике, заключается в том, что бедняжка Кинги хочет вести себя как можно демократичнее, — продолжила разговор Одри. — Ему ведь ничего не стоило надавить на Законодательный Совет по вопросу о плотине, но он всегда стремится отыскать наиболее мягкий способ решения любой проблемы.
— Боюсь, после сегодняшней утренней встречи он уже почти исчерпал возможности найти такой способ, — хмуро заявил Питер.
Тут бесшумно возник Томба:
— Пожалста, сахиб, масса Фоксглав, пришел масса Друм.
— Друм! — вскричал Питер. — Наконец-то. Приведи его сюда, Томба, будь добр.
— Да, сахиб.
Вскоре на веранду бочком вышел Друм, сверкнув своей желтозубой улыбкой. На нем была та же самая одежда, в которой Питер видел его в последний раз, и было видно, что он несколько дней не мылся и не брился. Большой ящик для коллекций, висел на его тщедушном плече, отчего его детская фигурка наклонилась на один бок.
— Профессор Друм, — сказал Питер со всей сердечностью, на какую был способен по отношению к этому непривлекательному человечку, — мы вас ждали! Его Величество и мистер Олифант горят желанием побеседовать с вами.
Друм покачнулся:
— Так, значит, я им понадобился все-таки? Что ж, люди везде одинаковы — в поисках решений обращаются к науке как к последнему средству, хотя заботятся о ней в последнюю очередь. А должны обращаться к ней как к путеводителю!
— Присядьте-ка с дороги да выпейте… Чего вам? Ах да, лимонного сока, — вспомнил Питер. — Ганнибал будет минут через десять.
— Да, лимонный сок освежил бы, — Друм уселся в кресло, сплел свои волосатые ноги, поставил себе на колени ящик с коллекциями, нежно прижав его к себе рукой, словно только что родившегося младенца. И изрек, жадно и шумно посасывая лимонный сок:
— Ура! Смилостивились сильные мира сего! Снизошли-таки до простого человека!
— Я что-то недопонял вас, профессор.
Друм поднял свой длинный грязный палец:
— Мой дорогой Фоксглав! Сколько раз я просил аудиенции у Кинги или Олифанта? Много-много раз, не так ли? А они избегали меня, делали вид, что меня не существует. Но мы, люди науки, не обижаемся на такое к себе отношение. Нет! Мы, ясно мыслящие ученые, прекрасно отдаем себе отчет в том, что миром правят бездари. Да! Вы вряд ли поверите в это, мистер Фоксглав, но вряд ли в мире найдется хоть один политик, который хотя бы немного разбирается в биологии. Многие даже не представляют себе, как функционируют их собственные почки, не говоря уже о чем-то более сложном! При слове «эколог» они думают, что это какой-то малоизвестный иностранный государственный деятель! Биология сводится для них к школьным урокам, на которых они получали начальные понятия о сексе! Нужно ли удивляться, мистер Фоксглав, что последние, к кому наши владыки обращаются за советом, — это мы, авторитетные ученые! Вот только когда ситуация окончательно запутывается, они прибегают к нам со слезами, умоляя им помочь, как ребенок к папаше со сломанной игрушкой, умоляя ее починить!
— Да, вы во многом правы, — заметил Питер.
Честно говоря, в принципе он был полностью согласен с Друмом, но возразить очень хотелось, уж больно неприятным человеком был ученый.
— Как вы, возможно, заметили, ситуация на острове весьма непростая, — продолжил Друм, ухмыляясь своей ужасной ухмылкой и многозначительно кивая головой.
— Как же, заметил, — сухо сказал Питер.
— Открытие, сделанное вами и мисс Дэмиен, имеет неоспоримую важность, — заявил Друм, прихлебывая сок и размазывая его рукой по подбородку. — Я имею в виду важность для будущего Зенкали. Конечно.
— Вы имеете в виду — в связи с аэродромом? — поинтересовался Питер.
Глаза Друма стали хитрыми:
— Несомненно. И еще по ряду других причин.
— Да. Будет хорошо, если вы сможете хоть чем-нибудь помочь в решении возникшей проблемы, и… — начал было Питер, но собеседник прервал его.
— Хоть чем-нибудь? Да, всем! — И Друм пронзительно захихикал. — Наши правители могут успокоиться. — Я нашел решение проблемы! Меня игнорировали, мной пренебрегали, насмехались надо мной, а я непрерывно, неустанно, днем и ночью, трудился, напрягая свой ничтожный умишко в решении этой непростой задачи. Вдохновение, меня наполнявшее, мало чем отличалось от гениальности…