Страница 14 из 21
Дафна права, несмотря на желание Гермионы продолжать хандрить в одиночестве, и она позволяет вытащить себя на солнечный свет. Ее волосы в беспорядке, и она щурится от яркого света, когда Дафна тащит ее в лавку Уизли.
Гермиона чувствует себя по-особому жалкой, когда прохожие недоуменно смотрят на нее, и понимает, что она все еще в своей домашней одежде.
— Мы ищем Джорджа Уизли, — говорит Дафна служащей в пурпурной мантии, затем обхватывает Гермиону за локоть и тащит ее в указанном девушкой направлении.
Рыжая шевелюра Уизли бросается ей в глаза, когда они приближаются, и Гермиона морщится, когда Джордж поворачивается, чтобы увидеть их, широкая ухмылка расплывается по его лицу.
— Гермиона! — восклицает он. — И Дафна. Что привело вас сегодня?
На укоризненный взгляд Дафны, Гермиона вздыхает.
— Мы хотели спросить — вернее, я хотела спросить, — можешь ли ты сказать мне, кто был тем совпадением. Девяносто шесть процентов. Клиент Пятьдесят четыре.
При одном только произнесении этих слов у нее поднимается тошнота, а горло обжигает желчь. Она ненавидит то, что не может отпустить его. Ненавидит, что после всего этого она все еще думает о нем в хорошем свете.
Улыбка сползает с лица Джорджа.
— Ты так и не встретила его?
— Да, — говорит Гермиона, отводя взгляд. — Это немного длинная история, но мы встретились, и я так и не узнала, кто он на самом деле, — на недоумение Джорджа, она продолжила: — Ты можешь сказать мне его настоящее имя?
— Боюсь, что не могу, — говорит Джордж, и эти слова окрашены искренним раскаянием. — Это пункт о конфиденциальности из контракта. Его тестирование было завершено с сохранением оговорки о конфиденциальности, и этот конкретный клиент никогда не пытался отменить этот пункт. Если бы он сделал это, то я мог бы тебе сказать, так как ты его совпадение. Но поскольку он этого не сделал…
— Верно, — говорит Гермиона, слово горечью отдалось у нее на языке. — Конечно. Все равно спасибо, Джордж.
Он корчит гримасу.
— Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Только потому, что два человека могут быть совместимы почти на всех уровнях, это не значит, что на пути между ними не встанут другие преграды.
От этих слов ей стало только хуже. Учитывая, как легко они влились друг в друга, она не может не задаваться вопросом, было ли что-то в этом алгоритме. Может быть, она слишком легко отпустила его?
И теперь у нее нет возможности разыскать его, чтобы попытаться снова. Нет, если он этого не хочет.
Как бы ей ни хотелось узнать, кто он на самом деле, — и Гермиона подозревает, что если она действительно постарается, то сможет узнать правду, — если он больше не хочет ее, есть ли в этом смысл? Или от этого будет только больнее?
— Да, — говорит она наконец, натягивая на лицо улыбку. — Все равно спасибо, Джордж.
— Конечно, — он обхватывает рукой ее плечо и крепко сжимает. — Береги себя, Гермиона.
Вернувшись на улицу, Гермиона погружается в себя. Она не хочет думать о нем или о ком-то еще, не хочет находиться на улице, не хочет иметь дело с людьми.
— Думаю, я пойду домой, — тихо говорит она, засунув руки в карманы. — Мне скоро на работу и…
— Хочешь, я поспрашиваю? — говорит Дафна с большими, полными надежды глазами. — Я имею в виду, наверняка кто-то знает, кто он такой. Община волшебников не такая уж большая, и если он намекнул, что ходил с нами в школу, я уверена, что это всего лишь вопрос…
— Я не хочу знать, — говорит Гермиона с кивком, который кажется более уверенным, чем есть на самом деле. — Это ничего не даст, а он ясно выразил свое мнение по этому вопросу.
Она может выйти из равновесия из-за этой ситуации и в итоге почувствовать себя еще хуже.
— Хорошо, — Дафна смотрит на нее еще мгновение. — Я загляну к тебе завтра, если ты не против?
— Все в порядке, — Гермиона быстро обнимает подругу. — Спасибо за помощь. Но, может быть, так и должно быть. Может быть, я бы ужаснулась, узнав, кем он был на самом деле.
Узнав, что она без разбора спала с человеком, которого когда-то ненавидела.
И все же, возможно, потребуется некоторое время, чтобы вытеснить из ее сознания эти девяносто шесть процентов.
***
Первые дни тянутся, мучительные, полные внезапных и частых приступов сожаления.
Не одну ночь Гермиона провела без сна, размышляя о том, что она могла бы поступить по-другому. Что могла убедить его в обратном. Но, не зная, кто он на самом деле, она не может сказать, как бы отреагировала, узнав правду.
Злость закрадывается в душу. Он мог хотя бы сказать ей, и теперь ей кажется трусостью то, что он не потрудился объясниться. Что он принял решение за них обоих.
А потом отчаяние.
В то время она была так настойчива в том, что ее не интересует ничего настоящего, что не заметила, как скатилась к чему-то, что к концу стало казаться истинным. Может быть, это не должно иметь значения.
Это не должно иметь значения — теперь нет.
Но она не может позволить себе успокоиться. Она чувствует связь с Пятьдесят четвертым, и ей хочется верить, что он тоже. Что какая-то его часть хотела, чтобы у них все получилось, пока он не узнал, кто она… а может, он хотел, чтобы все получилось и после.
Она знает, что сможет разобраться в этом, если постарается, и, возможно, это будет не так уж сложно. Часть ее сопротивлялась самой идее, пытаясь позволить дать ему время и пространство, на которые он насильно претендовал, позволить себе определенную дистанцию, чтобы двигаться дальше.
Этот проклятый процент сейчас насмехается над ней.
Трепет поселяется в ней, но она уже знает, что не может успокоиться, пока не узнает правду. Тогда она должна решить, что с ней делать.
Мысленно сканируя свою память, она подносит к себе пергамент и перо.
Пятьдесят четвертый — двадцать шесть лет, на год младше, чем она, что означает, что он должен был учиться на год младше ее или, возможно, вместе с ней. Судя по его реакции на ее личность, интуиция подсказывает, что он учился в Слизерине.
Возможно, он сражался на другой стороне войны.
Логика подсказывает ей отбросить эту мысль, оставить ситуацию в покое. Но она уже знает, что не может этого сделать, и, по крайней мере, ей нужно знать. Проверив свою память на предмет слизеринцев, которых она знала на год младше себя, она обнаружила, что знает не так уж много.
Список тех, кого она знала на своем курсе, становится более обширным, хотя и не более приятным.
Очевидно, что это не Тео — он и гей, и состоит в отношениях с Невиллом. Крэбб не пережил битву за Хогвартс, а Гойл, насколько ей известно, больше не живет в Англии. Ни одна часть ее общения с Блейзом Забини, когда они столкнулись за обедом, не показалась ей похожей на общение с Пятьдесят четвертым.
А Драко Малфой все это время был напряжен и молчалив. Ее мозг зацепился за него — лишь на мгновение, хотя мысль о том, что она может быть совместима с кем-то вроде него, вызывает лишь смех.
Она не может даже подумать о том, что это был он, особенно если учесть, что он почти все это время не обращал на нее внимания. Более того, он один из самых известных членов «Священных Двадцати восьми». Нет ни малейшего шанса, что он станет рассматривать кого-то из менее известной семьи, не говоря уже о магглорожденных.
Вот только Пятьдесят четвертый не знал ее происхождения, пока не узнал, кто она такая.
Она резко вдохнула, и внезапное чувство паники скрутило ее внутренности.
Не может быть, чтобы Пятьдесят четвертый был Малфоем.
Пятьдесят четвертый был теплым и умным, с чувством юмора, которое всегда заставляло ее смеяться. Она не видела никакой физической идентификации через его чары, но, конечно, он не был…
Гермиона с трудом сглотнула.
Она перебирает в уме все, что может вспомнить о том обеде, когда ее запихнули в конец стола вместе с Малфоем и Забини.
Голос Забини проносится в ее голове. Драко и я работаем вместе в области реабилитации темных артефактов.