Страница 16 из 20
– Такого мудрого и одновременно милосердного и набожного капитана мы вовек не видывали! Господь нас наградил тем, что вы у нас капитан!
Ушаков руки всем пожимал, с Пасхой поздравлял, но отвечал, краснея:
– Приказываю не хвалить меня: все мои заслуги – заслуги Господа, без Него я – ничто!
Дорожил своими матросами Ушаков, как детьми, а матросы в ответ уважали Фёдора, как отца родного, хотя многие матросы по возрасту сами Ушакову в отцы годились.
Радость у матросов, разбирают подарки, кушают куличики, сияют от счастья. Ушаков тоже причастился и за трапезу сел с матросами, когда письмо пришло от начальства.
«Даже в Пасху Христову отдохнуть не дадут!» – подумал Ушаков и вышел с конвертом, прочитал письмо…
Ужас охватил молодого капитана, написано было, что в сторону лагеря Ушакова двигается эпидемия чумы! Распахнул Ушаков васильковые очи, побелел лицом, прошёлся по лагерю, шатаясь, еле ночи дождался, а как отбой команду дал, сел в своём кабинете, достал все медицинские справочники, что на полках стояли. Стал изучать эти книги с одной мыслью: «Как мне команду спасти и панику не допустить?»…
Ночь стояла уже глубокая, стрекотали кузнечики и цикады, а свеча в кабинете Ушакова всё горела, и только дежурный матрос Андрей периодически получал приказ, похожий по интонации на просьбу:
– Андрей, ( а Ушаков всех подчинённых по имени помнил) кофе мне ещё…
Андрей покорно ставил очередную чашку кофе и слушал за дверью, как после двух бессонных ночей Ушаков в гневе отбрасывает книги. Когда приказ-просьба подать кофе послышался в шестой раз, Андрей зашёл и произнёс:
– Ваше благородие, разрешите вам больше не подавать кофе, даже если вы прикажите!
– Это ещё почему, Андрей? – удивился Ушаков.
– А потому, ваше благородие, что много пить заморского кофе вредно, волнение у человека начинается, а вы о нас, как о детях заботитесь, позвольте и нам, как об отце, порадеть, вы уже после пятой чашки – тут матрос показал рукой на стол, где в ряд стояло пять чашек – книгами швыряетесь в стенку…
Ушаков печально вздохнул и произнёс:
– Можешь не подавать кофе, я всё равно спать не смогу, а книгами я швыряюсь в стенку, потому что эти справочники абсолютно бесполезны, только место на полках занимают, а то, что нужно, в них не найдёшь…
Андрей увидел печаль в очах-озёрах Ушакова и спросил:
– Ваше благородие, позвольте узнать, что вы ищите, может, я, как человек старый, дам ответ…
– Дрогой мой Андрей, ищу я средство, что могло бы от чумы спасти команду…
– Ваше благородие, а я ведь знаю средство от чумы: мы в деревне, где я рос, когда чума рядом ходила, полынью всё окуривали, и никто не болел… – изрёк матрос.
– Спасибо вам, Андрей, как же я сам не догадался! Завтра же начнём это дело! – радостно воскликнул Ушаков, похлопав по плечу матроса – Если бы вы знали, как я за жизнь матросов своих переживаю…
На следующее утро вокруг лагеря сделали пучки полыни и подожгли, так же распорядился Ушаков сделать и в самом лагере, и учения продолжились, строились корабли, готовилась команда…
И прошла чума стороной, никто не заболел! А помимо этого ещё и вовремя хорошо обученные команды вышли в море на новых кораблях.
– О, этот подвиг достоин награды! – отметила императрица Екатерина.
Ушаков и матрос-трус
А тем временем шла Русско-турецкая война, Россия, Отечество наше славное и святое, воевало с коварной Османской империей. Ушаков каждую службу в церкви посещал, об Отчизне молился, благословение на бой брал, и такие славные победы одерживала Русь! Даже императрица Екатерина благодарила Ушакова за победы под его руководством, щедро одаривала Фёдора, а Ушаков по-прежнему скромно отвечал:
– Прошу вас, матушка императрица, я недостоин ни почестей, ни наград, всё я делаю с Божьей помощью, Бога и благодарите…
Деньги же, которыми награждала Ушакова императрица, Фёдор тратил на улучшение питания матросов.
Сам Ушаков в бою жизни своей не жалел, рвался вперед с молитвой, и так рьяно показывал пример своим подчинённым, что все уважали Ушакова. Даже турки, страшно боясь русского «Ушак-пашу» (так уважительно называли турки Ушакова), признавали его флотоводческий талант и милосердие, ведь Ушаков достойно обращался даже с военнопленными, возвращая их как можно скорее на родину, в обмен на русских пленных, конечно же.
Русские же матросы старательно подражали храбрости Ушакова, и Фёдор был щедр на похвалу, но однажды…
Бой пеший шёл с турками, страшный бой: кругом свистели ядра, слышались крики и стоны, в свирепом рукопашном бою кололи картечь и шпаги, было так жутко, что от страха многие закрывали глаза. Не выдержал и молоденький четырнадцатилетний матрос: зарылся в канавку и просидел, согнувшись от ужаса, закрывая руками очи.
Когда кончился бой, утихли стоны страдания и пули, вылез из канавки молоденький матрос и за голову от стыда схватился: в сторону его с ласковым осуждением смотрел Ушаков.
«Всё, ждёт меня позорное наказание, да я и достоин его…» – ругал себя матрос, а Ушаков подошёл к нему и строго произнёс:
– Егор (так звали испугавшегося матроса), пройдём со мной, разговор есть серьёзный…
Ушаков, молча, зашёл в кабинет с Егором. Юный матрос стоял, зардевшись от стыда и чуть не плача.
Ушакову тоже нерадостно было от этого разговора: понимал он, что слишком юн Егор, чтобы доблесть показывать, а с другой стороны, не терпел трусость, себе думать об отступлении не позволял, и с других радение о Родине требовал.
Наконец, Ушаков прервал неприятную тишину, в которой только часы с маятником позвякивали:
– Слушай, Егор, не знаю, что с тобой делать: ругать тебя бесполезно, не перевоспитает это тебя, наказывать розгами не хочу и не буду: знаю, что обидно и больно это, журить тоже не собираюсь, тут война, а не училище. Учить тоже у меня не получится – Родину любить не научишь, а ты пока только о себе думаешь, а не о братьях во Христе, так что шагай ты домой, пока никто этого не видел и не слышал…
Егор побелел, стал особенно суровым и ответил, утирая слёзы:
– Сначала я наказания розгами боялся, а теперь думаю, что лучше бы вы меня, ваше благородие, наказали, чем так упрекать, как будто совести у меня нет и пропащий я совсем. А я не пропащий, мне по юности, глупости, страшно стало, а я ведь Россию тоже люблю, и хочу ей служить! Я больше не струшу, честное христианское слово даю, только не гоните меня, дайте шанс…
Ушаков улыбнулся радостно, по-доброму, просветлел лицом, пожал руку молоденькому матросу со словами:
– Это я и хотел от тебя услышать, Егор. Всякое в первом бою бывает, верю, что ты исправишься, молиться за тебя буду…
Матрос сразу порозовел, улыбнулся в ответ, бойко изрёк:
– Благодарю за доверие, ваше благородие, не подведу!
И, праву сказал Егор, не подвёл. В следующем бою в неравной схватке с турками Ушаков фехтовал с одним турком, а другой наступал со спины, казалось, нет Ушакову спасения…
Вдруг спиной к спине Ушакова встал матрос и отразил атаку турка. Славно и доблестно, читая вдвоём «Отче Наш», и выкрикивая: «За Родину! За веру православную постоим!», боролись с турками Ушаков и незнакомый матрос. А пули коварно свистели, жестокая турецкая сечь унесла жизни многих, а Ушаков и отважный матрос всё стояли спина к спине и отражали атаку за атакой. Когда же бой улёгся, турки бежали, Ушаков выдохнул и произнёс:
– Я не узнал вас, но благодарю и горжусь, что служу с вами России…
Тут Ушаков повернулся, чтобы узнать, кто из его подчинённых так храбро сражался и от изумления потерял треуголку: перед ним стоял Егор!
– Ваше благородие, оправдал я ваше доверие? – с улыбкой спросил Егор.
– О, сполна! – восхитился им Ушаков – Спасибо тебе, я к награде представлю тебя!
– Спасибо вам, ваше благородие, за урок ваш, за то, что шанс дали! – изрёк с теплотой Егор, а Ушаков обнял героя и всем его в пример ставил.
Сказ о том, как Ушакова оклеветали