Страница 80 из 95
Подачу записки Победоносцев счел ударом в спину. «Стал нам несносен и опозорил Церковь нынешний Митрополит, к которому чувствуем только презрение»{523}, — писал он в марте 1905 года одному из своих доверенных корреспондентов, управляющему Московской синодальной типографией Сергею Дмитриевичу Войту. Безусловно, обер-прокурором были немедленно приняты меры и против попыток реформ, и против самого Антония (пошли слухи, что он будет смещен со столичной кафедры и отправлен в Грузию). Собственно, борьбой против церковных преобразований в основном и были заполнены последние месяцы пребывания Победоносцева у власти. Однако остановить реформы было уже невозможно. Их неизбежность определялась целым рядом факторов, подспудно вызревавших в течение всего пребывания Победоносцева на посту главы духовного ведомства и во многом связанных с его деятельностью.
Одним из таких факторов было неуклонно нараставшее недовольство массы иноверцев, принудительно удерживаемых в православии. Напряженность копилась в разных регионах — среди буддистов Забайкалья, мусульман Поволжья и Приуралья, лютеран Прибалтики, но прежде всего — среди бывших униатов и католиков западных губерний и Польши. Долго зревший нарыв прорвался в апреле 1905 года, когда после объявления свободы совести только в католицизм за два с половиной года перешло свыше 170 тысяч человек{524}. Выражали недовольство своим приниженным положением и старообрядцы, на упорство которых очень слабо повлияли собеседования и прочие разъяснительные мероприятия, организованные Победоносцевым. С середины 1890-х годов царю и правительству поступали прошения с десятками тысяч подписей о расширении прав сторонников «старой веры», ограждении их от преследований со стороны полиции и чиновников, зачастую действовавших под влиянием духовного ведомства.
В некоторых случаях столкновения на религиозной почве, вызванные протестами против притеснений, приобретали открытый характер и широкий размах, получали громкую известность в России и за рубежом. Одним из наиболее значительных стало дело секты духоборов, адепты которой еще при Николае I были высланы в Закавказье, создали там процветающие общины, однако в середине 1890-х годов выступили против вводимых государством порядков, в частности против призыва на военную службу, и за это подверглись преследованиям. История духоборов вызвала сильный, в том числе международный резонанс (дело закончилось эмиграцией сектантов в Канаду). Особое звучание придало ситуации выступление в защиту религиозных диссидентов Л. Н. Толстого, всё дальше уходившего от установок господствующей Церкви. Реакцией на действия Толстого (в том числе публикацию в 1899 году романа «Воскресение») стало сделанное в феврале 1901 года официальное объявление Синода об отпадении писателя от Русской православной церкви, что также вызвало широкий общественный отклик.
Проблемы религии и Церкви в это время вызывали в обществе всё больший интерес, разумеется, далеко не всегда умещавшийся в предписанных духовным ведомством рамках. Об этом свидетельствовали, в частности, 22 религиозно-философских собрания, состоявшихся по инициативе давних знакомых Победоносцева — Розанова и Мережковского. В собраниях, руководимых епископом Сергием (Страгородским), участвовали представители как светской интеллигенции, так и духовенства, а среди предметов обсуждения были наиболее злободневные вопросы современности: о взаимоотношениях Церкви и государства, светской и религиозной культур, о свободе интеллектуального творчества в рамках Церкви и, разумеется, о свободе совести. Проработали собрания сравнительно недолго — с ноября 1901 года по апрель 1903-го, в том числе и потому, что их деятельность перестала устраивать Победоносцева. Однако вклад, который они внесли в изменение общественной атмосферы, был весьма значителен. Впервые вопросы, касавшиеся положения Церкви в обществе, были вынесены на обсуждение, вызвавшее живую реакцию общественности, а клирики участвовали в собраниях вместе с известнейшими представителями светской интеллигенции и литературно-художественного мира. После этого вернуться к практике ухода от дискуссий и погружения в «назидательность», существовавшей в духовном ведомстве во многом благодаря усилиям Победоносцева, было уже невозможно.
Начало церковных реформ приближали также непрекращающиеся волнения в духовно-учебных заведениях, чьи воспитанники были недовольны тем, что начальство искусственно отгораживало их от светской культуры. Всё чаще в периодической печати появлялись публикации с обоснованием необходимости преобразований в Церкви, в том числе принадлежавшие перу консервативных публицистов. Так, в 1902 году давний сотрудник Победоносцева Тихомиров выступил в «Московских ведомостях» со статьей «Запросы жизни и наше церковное управление», в которой в духе уже определившихся реформаторских чаяний намечал меры, с его точки зрения, позволившие бы сделать Церковь влиятельной общественной силой: возобновить созыв поместных соборов, возродить патриаршество, расширить состав Синода за счет белого духовенства, свести задачи обер-прокуратуры к чисто надзорным функциям. Безусловно, эти требования не могли вызвать одобрения главы духовного ведомства.
Большую часть изменений, происходивших или намечавшихся в общественной жизни, Победоносцев воспринял настороженно или даже враждебно, что особенно характерно для его отношения к ино- и инаковерию. Предпринятые в первые годы XX века осторожные попытки властей несколько снизить давление на старообрядчество, привлечь его на свою сторону и использовать консервативный потенциал сторонников «старой веры» в борьбе против революционных настроений вызвали резкий протест обер-прокурора. Чрезвычайно неуместным показалось ему издание манифеста от 26 февраля 1903 года, подготовленного его давним недругом Мещерским и содержавшего обещание властей провести в будущем ряд умеренных преобразований. «Нельзя шутить с огнем»{525}, — писал обер-прокурор министру внутренних дел Плеве по поводу намеченной в манифесте перспективы расширения свободы совести. По его мнению, старообрядчество оставалось злейшим врагом государства и любые уступки ему и другим направлениям инаковерия имели бы самые тяжелые последствия.
Выступая против церковных реформ и крайне негативно относясь к возможным послаблениям в отношении свободы совести, престарелый сановник, разумеется, не менее упорно выступал против обсуждавшихся в верхах вариантов либерализации правительственной политики. Робкие шаги министра внутренних дел Петра Дмитриевича Свято-полк-Мирского (преемника убитого террористами Плеве) навстречу обществу вызвали крайне раздраженную реакцию Победоносцева. «Новый министр внутренних дел как повел дело? — с раздражением заявлял он А. В. Богданович 5 декабря 1904 года. — Что изображает из себя печать? Прямо кабак»{526}. «Я вижу, — писал он Витте в конце месяца, — что обезумевшая толпа несет меня с собой в бездну, которую я вижу перед собой, и спасения нет»{527}.
В конце 1904 года Святополк-Мирский в преддверии неизбежной революции сделал попытку хоть немного скорректировать правительственный курс — выдвинул проект, близкий по содержанию к давним планам Лорис-Меликова. Обер-прокурор, призванный на совещание по поводу этого проекта Николаем II (тот в характерной для него манере сначала заявил правительственным сановникам, что Победоносцеву незачем участвовать в обсуждении, а затем тайно прислал ему приглашение), заявил, что самодержавие ограничивать нельзя, ибо эта форма правления покоится на религиозных началах. Из текста готовившегося правительством указа от 14 декабря по его настоянию было изъято положение о представительстве, что сделало этот акт в значительной степени бессмысленным. По мнению Победоносцева, твердость, проявленная правительством в данном вопросе, сама собой должна была способствовать умиротворению страстей. Однако в реальности вышло наоборот: в январе 1905 года в России началась революция, в связи с чем вопрос о преобразованиях как в светской, так и в церковной сфере перешел в практическую плоскость.