Страница 77 из 95
Неудивительно, что в подобной ситуации консервативные газеты и журналы неудержимо клонились к упадку. «Жаль, что чахнут наши журналы хорошего направления, — сетовал Победоносцев в письме Рачинскому в сентябре 1897 года. — Нет людей способных и хозяйственных… Никто не умеет держаться на своих ногах, и все хотят жить и умеют жить только субсидиями»{507}. В результате «Русское обозрение» закрылось в 1898 году, влияние других консервативных органов печати тоже шло на спад.
В целом начинания Победоносцева на идеологическом поприще, предпринятые в последнее десятилетие XIX века, оказались немногим успешнее, чем его попытки воздействовать на правительственный курс и возродить те механизмы, на которых прежде основывалось его влияние. Здесь также всё постепенно свелось к критическому, негативистскому подходу, что еще больше способствовало закреплению за Победоносцевым репутации «бюрократического нигилиста». Однако этим дело не ограничилось. Попытки обер-прокурора «объясниться», обратиться к обществу посредством печатной страницы всё же оставили значительный след в сознании современников, заставили размышлять над взглядами и личностью обер-прокурора, а не просто подвергать его огульной критике. Пожалуй, ярче всего особенности восприятия личности консервативного государственного деятеля отразились в том «образе Победоносцева», который сложился на рубеже веков в русском общественном, в том числе художественном сознании.
Образ и личность
Одной из особенностей исторической судьбы обер-прокурора было пристальное внимание со стороны не только политиков и публицистов, но и представителей творческих кругов — писателей, поэтов, эссеистов, художников. Личность и взгляды Победоносцева в сознании современников как-то не «ухватывались» при помощи обычного научно-публицистического анализа; требовалось их художественное, образное осмысление. Примеры этого осмысления во второй половине XIX — начале XX века были многочисленны и связаны с именами, занимавшими первые места в ряду творцов русской культуры. Литературоведы до сих пор спорят, был ли Победоносцев прототипом Каренина и Топорова в романах Толстого «Анна Каренина» и «Воскресение». Однако его «вклад» в создание образа сенатора Аблеухова из романа Андрея Белого «Петербург» (1912) неоспорим. Обер-прокурор фигурировал под своим именем в поэме А. А. Блока «Возмездие» (1910–1921), стал героем целого ряда мемуарно-художественных эссе В. В. Розанова. Его портреты, созданные В. А. Серовым (1902) и И. Е. Репиным (1903), явились заметным явлением русской художественной жизни рубежа веков.
Почему же именно обер-прокурор привлекал к себе столь пристальное внимание представителей творческой интеллигенции Серебряного века? На какие черты личности знаменитого «русского Торквемады» они в первую очередь обращали внимание, какую трактовку им давали?
Представителям литературно-художественных кругов, встречавшихся с Победоносцевым, — а он, как отмечалось выше, был доступен для публики, с ним непосредственно общалось довольно много современников — прежде всего бросалась в глаза его необычная наружность. Его чертам чаще всего давали «зловещее» истолкование, которое в принципе должно было совпадать с представлениями о значении государственной деятельности обер-прокурора. «Бледный, как покойник, — писал о Константине Петровиче живописец Александр Бенуа, — с потухшим взором прикрытых очками глаз, он своим видом вполне соответствовал тому образу, который русские люди себе составили о нем, судя… по той роли, считавшейся роковой, которую он со времен Александра III играл в русской государственной жизни»{508}. Зинаиде Гиппиус глава духовного ведомства запомнился едва ли не как воплощение сверхъестественных сил: «…неизвестного возраста человек-существо с жилистой птичьей шеей и — главное (это-то меня и поразило) — с особенно бледными, прозрачно-восковыми, большими ушами». В этих ушах экзальтированной писательнице виделось «даже что-то жуткое»{509}.
От подобных впечатлений легко было перебросить мостик к художественным образам, в которых должны были воплотиться все самые мрачные представления о взглядах и деятельности обер-прокурора; и такие образы в художественной и общественно-политической жизни России были представлены в изобилии. Победоносцева очень часто сравнивали с летучей мышью, вампиром — ночным существом, которое обессиливает страну, оставаясь при этом в тени, встреча с которым не сулит ничего хорошего обитателям обычного, «дневного» мира. Такие уподобления были особенно широко распространены в карикатурах и памфлетах времени первой русской революции. В романе Андрея Белого в сюжетах, связанных с сенатором Аблеуховым — олицетворением бюрократизма, сковывающего своей властью живые силы России, — это существо часто появляется.
Для создания образа обер-прокурора в художественных и литературных произведениях использовалось еще одно ночное существо — сова, видимо, уже с оттенком боязливого почтения (эта птица — символ мудрости, пусть и носящий в данном случае зловещий характер). Задолго до Блока (в чьей поэме, как известно, «Победоносцев над Россией / Простер совиные крыла») к подобному уподоблению прибегнул Репин, при работе над картиной «Торжественное заседание Государственного совета» сознательно поставивший перед собой задачу усилить в облике главы духовного ведомства «совиные» черты. «Так совсем сова — удлинить очки»{510} — такую пометку, по воспоминаниям чиновника Л. Д. Любимова, оставил художник напротив фамилии Победоносцева.
Существа, ведущие ночной образ жизни, воспринимались в то время как воплощения сумрака, потемок, наступивших в стране, согласно распространенным представлениям, в начале 1880-х годов, после поворота правительственной политики к реакции («тень огромных крыл», «в сердцах царили сон и мгла»). С ними связывался и мотив всеобъемлющей, но неосязаемой тайной власти, что вполне соответствовало господствовавшим в обществе представлениям о Победоносцеве как всемогущем «сером преосвященстве».
Ночной мрак, с которым часто сопрягался образ Победоносцева, логично связывался с мотивом холода, снега или льда, замораживающего Россию до полного оцепенения. Эту реминисценцию использовали и Белый (в его романе дыхание таинственной летучей мыши — воплощения самодержавной государственности — «крепко обковывало льдом гранитов и камней некогда зеленые и кудрявые острова»), и Репин. Последний при создании портрета обер-прокурора — этюда к картине «Торжественное заседание Государственного совета» — работал в особой манере: гладкое письмо, скользящие линии, серо-белые тона, подчеркивающие ледяную неподвижность, безжизненность облика портретируемого. Нередко обер-прокурор изображался не просто как воплощение ночной тьмы и льда, но и как выходец из потустороннего мира. В эпиграмме В. С. Соловьева он «Кащей», у Блока кладет «рукой костлявой живые души под сукно». Примечательно, что петербургская премьера оперы «Кащей Бессмертный» Н. А. Римского-Корсакова в 1905 году завершилась скандалом — в финале представления публика устроила политическую демонстрацию, бурно приветствуя победу светлых сил над главным героем, отождествляемым ею с обер-прокурором{511}.
Частыми при изображении Победоносцева были также мотивы старческого бессилия, неспособности ничего сотворить («скопец от утробы» — из эпиграммы В. С. Соловьева), естественным образом внушить к себе любовь невесты-России, отданной ему во власть. Здесь сошлись воедино распространенная оценка политической деятельности обер-прокурора («бюрократический нигилист»), особенности внешности (он всегда выглядел крайне болезненным и изможденным, значительно старше своих лет) и обстоятельства его личной жизни (был женат на женщине намного младше себя и не имел детей). Всё перечисленное работало на отрицательную оценку Победоносцева и способствовало созданию образа, который после начала первой русской революции был широко растиражирован в многочисленных памфлетах и карикатурах.