Страница 74 из 95
К более активному использованию в идейной полемике западных материалов, да и в целом к активизации публицистической деятельности обер-прокурора подталкивало появление в России в 1890-е годы ряда новых изданий консервативного толка, среди которых особое место занимал журнал «Русское обозрение», одним из ведущих публицистов которого был Л. А. Тихомиров. В прошлом один из вождей «Народной воли», политэмигрант, Тихомиров пережил духовный перелом, перешел на консервативные позиции и, испросив прощение, вернулся в Россию. Бывший народоволец, хорошо знавший французский язык, долго живший во Франции и прекрасно знакомый с изнанкой западной демократии, стал находкой для обер-прокурора.
С его помощью тот попытался превратить «Русское обозрение» в издание, концентрирующее на своих страницах поступающую с Запада информацию и «переплавляющее» ее в действенное орудие идейной борьбы за влияние на русское общество. Победоносцев принял активное участие в работе «Русского обозрения» фактически как один из сотрудников и едва ли не руководитель редакции. Он посылал Тихомирову и его соратникам списки английских, французских и немецких журналов, с его точки зрения, заслуживающих внимания; давал подробнейшие указания, как именно работать с их содержанием; направлял ссылки на публикации западных авторов, которые можно было использовать в идейной полемике: мемуары времен Великой французской революции с описанием ужасов революционного времени, публицистические произведения с критикой демократии и др.
«Русское обозрение», а также «Московские ведомости», с которыми Победоносцев продолжал поддерживать тесные отношения и после смерти Каткова, стали для него «мостками», соединявшими близких ему по духу западных авторов и русских читателей. Именно в «Русском обозрении» он опубликовал написанную им биографию Ле Пле, а также выдержки из сочинения Гладстона, отстаивавшего значение религиозных начал для благоустройства общества. На страницах «Русского обозрения» и «Московских ведомостей» Тихомиров в течение нескольких лет освещал материалы журналов, издаваемых последователями Ле Пле, — «Социальная реформа» и «Социальная наука» (о последнем Победоносцев писал: «Это прекрасный журнал, к сожалению, у нас неизвестный»{487}).
При посредничестве Тихомирова, поддерживавшего контакт с редакцией «Социальной науки», обер-прокурор вступил в переписку с видным последователем Ле Пле Э. Демоленом — педагогом и ученым-медиевистом, который, подобно Рачинскому, сосредоточился на разработке вопросов начального образования, создал в провинции школу, основанную на религиозных началах, и сам преподавал в ней. В вышедшей в 1898 году книге «Новая школа», подготовленной Победоносцевым при помощи Рачинского на основе работ Демолена, содержалось, со ссылкой на авторитет французского педагога, обоснование тех принципов организации начального образования, которые сам обер-прокурор широко использовал в рамках системы церковно-приходских школ: опора школы на религиозные начала, ее близость к семье, критика массового характера народного образования и др.
Переводя Демолена и используя труды других западных авторов, консервативный сановник прибегал к своеобразному приему — он практически никогда не воспроизводил их целиком, а давал в пересказе или подвергал препарированию: изъятиям, дополнениям, перекомпоновке. Журналист А. В. Амфитеатров небезосновательно заметил, что, оставаясь в тени авторитетов, обер-прокурор «ловко движет их мыслями и словами, будто военными машинами»{488}. Сам же сановный публицист заявлял, что иначе отечественная публика попросту не осилит сложные тексты европейских философов и публицистов: «Иностранные статьи и книги, взятые целиком, редко бывают понятны русскому читателю на русском языке»{489}. Однако, безусловно, имела место и подгонка сочинений западных авторов под его собственные взгляды. Историки, изучавшие деятельность российского консерватора, давно подметили, что он далеко не всегда адекватно передавал идеи цитируемых им авторитетов. Так, при переводе сочинений Г. Спенсера он опустил мысль о необходимости ограничения вмешательства государства в общественную жизнь, а из трудов У. Гладстона изъял идею о равенстве всех христианских конфессий{490}.
При публикации западных работ Победоносцев, как правило, затушевывал свою роль в подготовке текста — на титульном листе в большинстве случаев указывалось, что он осуществлял только «издание». Иногда даже имя автора текста не сообщалось или упоминалось лишь в предисловии. Видимо, по мнению Победоносцева, работы, изданные таким образом, должны были представать не результатом чьего-то личного измышления (и, следовательно, порождением ненавистного ему индивидуализма), а плодом коллективной, зачастую безличной мудрости, отражающей глубинные закономерности общественного развития. «Он и не подозревает, — с торжеством писал сановный публицист об авторе одной из рецензий на его главное произведение «Московский сборник», — что это мысли самых разумных европейских мыслителей и публицистов, мысли критики самых авторитетных умов… Это мысли, в сущности, не мои, а мысли первых мыслителей нашего времени»{491}. Безусловно, на этом основании и в XIX веке, и позже обер-прокурора обвиняли и в творческом бессилии, и в несамостоятельности, и даже в плагиате, но для него самого подобный прием был принципиально важен, воплощая в себе его взгляды на основные принципы устройства общества. Апогея использование этого приема достигло при подготовке «Московского сборника», который был воспринят многими современниками как «государственный катехизис Российской империи» и даже «Коран самодержавия».
Существуют разные версии, почему идея издания главной книги российского консерватора созрела к середине 1890-х годов, а опубликована она была в 1896-м. Современный исследователь В. В. Ведерников связывает время издания с тем, что речь Николая II 17 января 1895 года, как вскоре выяснилось, не оказала на общество должного эффекта, а популярность консервативных изданий не достигла желаемого Победоносцевым уровня{492}. На выбор даты публикации «Московского сборника» могло повлиять отмечавшееся в 1896 году пятидесятилетие служебной деятельности Победоносцева, а также разразившиеся в середине 1890-х студенческие волнения. Во втором случае публикация «государственного катехизиса» могла стать типичной для консервативного сановника политико-педагогической мерой, призванной оказать воспитательное воздействие на общество. В пользу этой версии свидетельствует видение самим Победоносцевым назначения «Московского сборника»: «Книга эта может быть полезна для молодых людей». Обер-прокурор выражал желание, чтобы его книга «читалась повсюду», специально назначил низкую цену на нее и бесплатно разослал по духовным академиям, надеясь, что «молодые читатели над ней задумаются»{493}.
Выход в свет издания, подготовленного одним из самых высокопоставленных сановников Российской империи, вызвал значительный интерес общества. Несмотря на упадок реального политического влияния Победоносцева, для публики, слабо осведомленной о закулисных сторонах функционирования российского государственного механизма, он по-прежнему оставался могущественным «серым преосвященством», стоящим за троном и способным в одночасье посредством неожиданного вмешательства полностью изменить государственную политику. Книга, изданная от имени такого человека, казалось, давала ключ к пониманию идей, на которые опиралось правительство, позволяла провидеть ближайшие и отдаленные перспективы его деятельности. Неудивительно, что публикация «Московского сборника» стала если не сенсацией, то уж точно заметным событием общественно-политической и интеллектуальной жизни России. Уже через месяц после его выхода в свет, в июне 1896 года, Победоносцев отмечал, что первое издание разошлось и начинает печататься второе (всего до 1901 года книга выдержала в России пять изданий).