Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 103 из 117

С этими доводами можно было бы согласиться, когда бы не многие обстоятельства. Путаница в линиях разграничения и вообще перепутанность войск в эти дни. Действия разведгрупп в отрыве от своих частей и подразделений. Приказа проникнуть в Рейхстаг и водрузить на нём свой вымпел разведгруппа Ковалёва действительно не имела. И что из того? Не имела, но в Рейхстаг вошла. Заблудилась, в конце концов. Как незадачливые женихи, которые на ночь глядя пошли в одну деревню, а пришли в другую… Да и само вывешивание вымпела могло иметь изначально совершенно иной смысл. Как известно, наша артиллерия время от времени совершала огневой налёт на Рейхстаг. Разведчики, действуя, по сути дела, в боевых порядках противника, не раз и не два оказывались в подобных обстоятельствах. Вот и вывесили вымпел — опознавательный знак: «Свои!»

Недоверие, смешённое с элементами зависти и неуважения, к сожалению, становится нашей национальной чертой.

Бывший разведчик 101-й отдельной механизированной разведывательной роты 82-й стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии старший сержант Абдулхаким Исакович Исмаилов на родине в Дагестане почитался как храбрый воин, который дошёл до Берлина и поднял над Рейхстагом Знамя Победы. И ничего ему доказывать на родине не пришлось.

Родился Абдулхаким Исмаилов в селении Чагар-отар в Хасавьюртовском районе в Дагестане. В 1939 году был призван в Красную Армию, с лета 1941 года в боях. Под Сталинградом, воюя уже с составе 82-й стрелковой дивизии, был тяжело ранен. В родной полк вернулся в ноябре 1942 года, когда шли упорнейшие бои в самом городе и когда решалась судьба Сталинграда. Участвовал в боях по блокированию 6-й немецкой армии, затем в её уничтожении и пленении. Освобождал Ростов-на-Дону, Донбасс, Запорожье, Одессу. За личную храбрость и умелые действия в бою был награждён медалью «За отвагу» и орденом Славы 3-й степени. Под Одессой снова был ранен. После возвращения из госпиталя зачислен в 83-ю отдельную гвардейскую развед-роту, где познакомился и подружился с Алексеем Ковалёвым. Во время боёв в Польше Исмаилов участвовал в захвате немецкого штабного офицера, у которого оказались ценнейшие документы и карты. Сведения о дислокации противника в районе Вислы, которые были получены от «языка», добытого разведчиками, помогли при разработке и проведении операции по форсированию Вислы. Старшему сержанту Исмаилову вручили орден Красного Знамени. Храбро сражался разведчик и в берлинских боях.

Домой в Чагар-отар старшина Исмаилов вернулся в 1946 году. Работал в колхозе.

В 1996 году Указом Президента РФ № 212 «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне», А. И. Исмаилову было присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда». Представление написали земляки и потом внимательно и постоянно следили за прохождением документа по инстанциям, чтобы нигде не затерялся, не лёг под сукно.

Вот так надо любить свою историю и уважать героев, которые её творили!

А в это время Григорий Петрович Булатов писал своему фронтовому товарищу Рахимжану Кошкарбаеву, из города Слободского Кировской области в Алма-Ату: «Невыносимо, Рахимжан, когда ко Дню Победы тебе поручают выступить перед трудящимися, а кто-то с места кричит: «Если ты водрузил знамя на стене Рейхстага, то почему у тебя нет Золотой Звезды?»

БРАНДЕНБУРГСКИЙ КОНЦЕРТ

ЛИДИИ РУСЛАНОВОЙ

Лидия Андреевна Русланова, гвардии певица

Говорят, однажды, заполняя какую-то анкету, Лидия Андреевна Русланова в графе о пребывании за границей, будто бы написала следующее: мол, да, один раз бывала, а именно — проездом в Польше и в Германии, вместе с наступающей Красной армией в составе 2-го гвардейского кавалерийского корпуса…

По поводу анкеты, возможно, и легенда. Ни о ком из певцов народ не сложил столько легенд, сколько о своей любимице Лидии Руслановой. Но всё остальное чистая правда. Зарубежными поездками и творческими турне концертное и партийное начальство великую русскую певицу не баловало, не ездила она по заграницам, заморские концертные залы перед ней дверей не распахивали и публику не собирали. Однако один раз, и довольно продолжительно, за рубежами нашей страны Русланова всё-таки побывала. В той поездке она выступила настолько ярко, концерты проходили с таким триумфом, что народ запомнил их навсегда. А один из них вошёл в историю Великой Отечественной войны апофеозом победы.





Родилась великая русская певица в селе Даниловка Петровского уезда Саратовской губернии — ныне Лопатинского района Пензенской области. При рождении её нарекли Прасковьей. Село было старообрядческим. Лежало по берегам речки Чернавки. Местность красивая, только картины писать да стихи. Потом эти поэзия и живописность заполнят репертуар певицы, её редчайшую манеру исполнения.

Несчастья навалились на семью в 1904 году, когда отца Адриана Маркеловича, как и многих молодых мужиков Петровского уезда, призвали в армию и отправили на Дальний Восток. А там, известное дело, какая судьба ждала их, — там шла война.

Мать Прасковьи, Татьяна Ивановна Лейкина, чтобы прокормить детей, вынуждена была пойти работать. Работала на кирпичном заводе в Саратове. Дети оставались на руках у слепнущей бабушки.

Воспоминания Руслановой о детстве совершенно органично вливаются в воспоминания первого впечатления об услышанной песне, о том, какие ощущения и чувства она, та песня, будила, какие струны души тревожила: «Совсем ребёнок, не слыша ещё ни одной настоящей песни, я уже знала, какое сильное вызывает она волнение, как действует на душу. Настоящая песня, которую я впервые услышала, был плач. Отца моего в солдаты увозили, бабушка цеплялась за телегу и голосила. Потом я часто забиралась к ней под бок и просила: «Повопи, баба, по тятеньке!» И она вопила: «На кого ж ты нас, сокол ясный, покинул?..» Бабушка не зря убивалась…»

Мать Прасковьи вскоре заболела. И на плечи старшей дочери — не важно, сколько лет ей исполнилось, — легли заботы о младших брате и сестре.

Татьяна лежала на лавке. Умирала она медленно, тая на глазах детей. У Прасковьи, глядя на догорающую, как свечечка, мать, всё внутри сжималось от жалости и тоски. Чтобы жалость и страх совсем не разорвали её маленькое сердце, шестилетняя Паня забиралась на печь к бабушке и, стоя на тёплых кирпичах, пела. Она пела, глядя на мать, те самые «стоны» и «вопли», которые часто слышала из уст бабушки. Ей было жалко и маму, и сгинувшего на войне отца, и бабушку, и брата, и сестру, и себя самоё, и всех на свете бедных, больных и покалеченных, обойдённых судьбой.

После сражения при Мукдене Лейкины получили извещение о гибели кормильца. Новый удар.

«Погибший» вскоре объявился на родине, в губернском Саратове. В семью не пришёл.

Бабушка сшила из старой дочерней юбки две перемётные сумы — одну себе, другую Пане — и пошли они, преодолев стыд и ведомые нуждой, по окрестным деревням, христарадничать.

Некрасивая, малорослая и кривоногая, она вскоре поняла, чем надо брать публику, пусть и небогатую, но всё же готовую подать копеечку. Её надо брать голосом. И не просто голосом. А так проникнуть и разжалобить, что не только медного пятака за песню не жаль, а и серебряного гривенника. Когда, случалось, добирались до которого-нибудь городка или богатого торгового села, а там ярмарка или воскресный базар и люди, всегда в таких местах охочие до развлечений, тут же окружали их, Паня расходилась в частушках. Уж их-то она знала превеликое множество. Ей аплодировали.

Сама Русланова о первых своих «концертах» на пару с бабушкой вспоминала так: «…А там купчихи. Вот под окошко подойдёшь, она [бабушка по матери. — С. М]: «Ну-ка, заводи!» И я — «Подайте милостыньку Христа ради… Мы есть хотим, дай нам хлебушка, тётечка милая». Открывается ставня, вылазит богатая толстая купчиха, говорит: «Ты чего, девочка, тут скулишь?» — «Тётечка, мы есть хотим». — «Ну, эт, что ж тебе есть, а ты чего умеешь?» — «Я всё умею, — говорю. — Петь я умею, плясать. Ты нам только хлеба давай». Принесли нам хлеба. Разделили мы этот хлеб, кусочек на троих: бабушке, брату и мне. Я очень горевала по брату».