Саппалит

Я сел перед ним, обхватил за плечи и принялся трясти.

– Рапу! Не отключайся, Рапу! Прошу! Расскажи еще про Саппалит! Про Диву и Прокси! Ну же, Рапу!

Ледяной шар в моей груди трещал. Все потому, что в самой его сердцевине возникло пламя.

– Что здесь происходит?

Я вздрогнул, убрал руки от Рапу как от накалившегося на солнце металла.

– Почему ты здесь?

Отец стоял в нескольких метрах от нас. В черной одежде он сливался с ночью, если бы не его светловолосая голова и борода.

– Аули ищет тебя.

Ложь. Я предупредил ее, куда иду. И она прекрасно понимала, что это должно остаться тайной. Я сидел напротив Рапу, медлил. Отец хотел поговорить с ним. И смысл разговора для меня был прозрачнее воды горного озера.

– Возвращайся в лагерь, – стиснув зубы, процедил отец.

Я чувствовал себя виноватым. Из-за меня у Рапу возникнут проблемы. Из-за меня и Саппалита.

– Быстрее, – отец сделал шаг навстречу. От него пахло угрозой.

Я прошел мимо, поник головой, но следил за ним боковым зрением. Спустился с холмика, но ровно на столько, чтобы слышать их разговор.

– Еще раз заговоришь с ним, клянусь, я убью тебя.

Раздался звук удара, сдавленный выдох Рапу.

Я пустился со всех ног.

Аули спала. Вернее, делала вид, что спала. Когда я вошел в палатку, она приоткрыла один глаз, увидела меня и вскочила.

– Приходил твой отец!

– Ты говорила ему…

– Нет! – Аули схватила меня за руку. Она была не на шутку испугана. – Я притворилась спящей.

Догадки подтвердились: отец обманул меня. Не было причин не верить Аули.

– Я переживаю за Рапу.

Объятья Аули. В ее поведении было столько ненужного драматизма, что я начал заводиться.

– Он увидел нас. Возможно, подслушивал. Он знает, что я расспрашивал Рапу о Саппалите.

– Все будет хорошо? – спросила Аули, прижимаясь к моей груди.

– Рапу ничего не помнит. Почти ничего. Он говорил о Прокси. Это они выгнали его из Саппалита. А еще у них есть джанат.

Аули вжалась в меня с новой силой.

– Они умеют обращаться с джанатом. Это они дали джанат Рапу. Наверное, чтобы не раскрыть своего места… местоположения.

Аули принялась гладить меня по голове, как маленького мальчика. Я ощерился, и она тут же убрала руку.

– Рапу не знает, где находится Саппалит. Но сказал: нужно привлечь к себе внимание. Выделиться. Завтра…

– Давай оставим завтра на завтра.

Аули легла на спину, обвивая меня ногами. Подняла майку, новую, с рисунком – любила тряпки. Ее аккуратные соски набухли, а верх живота сокращался в такт ударам сердца. Я потянул ее цветастые штаны вниз, обнажая упругие бледные бедра с проступающими мышцами. Еще бы! Она единственная женщина, ходившая с нами в города за вещами. Она была готова идти куда угодно, лишь бы со мной. И сейчас ей хотелось моего тепла. По бледным ногам побежали мурашки, не то от холода, не то от прикосновений. Заскользив вдоль шеи, она положила ладони мне на затылок – так она управляла мной.

Я чертовски устал. Желал ленивых ласк, неспешных движений. Аули же любила уподобиться бурной воде, впивать короткие ноготки в мое тело, скрежетать зубами от удовольствия. Сказывалась ее бурная, но в то же время покорная натура.

И сегодня она флинигранно прочувствовала мое состояние.

Уложила меня на спину, скользила по лицу и шее горячим дыханием, шепча «мой Роддер», особенно выделяя «мой», как будто обладание было для нее наивысшим удовольствием.

Аули растирала меня своим телом, обрабатывала особые точки горячими поцелуями. Она уселась сверху резко, неподготовленно. И вскрикнула. Отклонив голову назад, она расслаблялась, а я ловил пульсации в низу живота. Когда пульсации совпали, Аули начала двигаться с болезненной осторожностью, поглаживая себя между грудей. Я положил руки ей на бедра, туда, где вздувались тонкие, отчетливые мышцы. Аули любила, когда я с силой сжимал их, но сегодня я был готов лишь обозначать усилия безвольными касаниями. Впрочем, этого оказалось достаточно.

Сейчас Аули была невероятно чувствительна. Мышцы между ее ног непроизвольно сжимались. Но каждый раз она расслаблялась, начинала новый танец, сопровождаемый щелканьем суставов, а я расслабленно прикрывал глаза, не столько от удовольствия, сколько от облегчения.

Она старалась до тех пор, пока в моих ногах не унялась дрожь. Эхо удовольствия еще заставляло мышцы подергиваться. Аули рухнула рядом. Обычно она отворачивалась и быстро засыпала, но сегодня уткнула меня лицом в прохладную грудь и обхватила ногами. Засыпая, я продолжал чувствовать постепенно сходящий жар у себя на животе.

Я обязательно возьму ее в Саппалит.

5

Утром все без исключения мужчины занялись ловлей рыбы. Рассчитывать на добычу в горах не приходилось. Чем больше людей, тем сложнее охота. Животина чувствует дрожь земли, ощущает многоголосие запахов. Да и сам переход должен занять больше времени, нежели понадобилось нам с отцом. И хорошо, если он увеличится только вдвое. Большинство женщин возраста отца или старше. Нам не хватало молодых женщин, особенно мужчинам помоложе. Я видел, с какой жадностью они смотрят на Аули, и с каким презрением на меня. Считали меня дурачком, которому сказочно повезло. Думали, вести себя как зверь вполне достаточно. С каждым месяцем инстинкты все сильнее завладевали ими.

Рождались у нас преимущественно мальчики, да и те жили недолго. Я сильно не завидовал Найагерим – десятилетней смуглокожей девочке – дочери Розы, которая, как по мне, через три-четыре года начнет расцветать в полную силу, превратится в настоящую красавицу. Пока с Розой все хорошо, она в безопасности. Но Роза стара. В этом мире ее держит буйный нрав и забота о Найагерим, поскольку другие дети вместе с мужем погибли.

Впрочем, в нашем племени имелись две сестры: Слампа и Солопа. Обе не могли иметь детей, обе были старше меня раза в полтора. Обе любили молодых сильных мужчин. Обе не умели им отказывать. В хозяйстве толку от них было немного, но им все равно удавалось делать наших мужчин чуточку счастливее.

Это еще одна причина начать объединение с чужаками, если мы не хотим выродиться или попереубивать друг друга, поддавшись зову инстинкта.

Старшим куда сложнее, чем нам. Дело не в возрасте. Мы сразу родились в таком мире. Кочевать с места на место для нас привычно с рождения. Им же пришлось перестраиваться. Наблюдать крушение мира. Мы уже родились в разрушенном мире и лишь продолжали наблюдать его крах.

С рыбой было покончено. Меньше меня поймал только Рапу. С самого утра он был молчалив, смотрел на всех одним глазом, старался не поворачиваться к нам левой стороной. Должно быть, там набухла хорошая шишка от удара отца.

С отцом я не разговаривал. Он вновь пытался подавить меня, произносил слова в особом приказном тоне, а на Рапу смотрел исключительно с презрением.

Пока мы ловили рыбу, женщины с отцом сделали расчеты необходимого, того, что предстояло раздобыть в городе. Вчерашнее решение изменилось: теперь в город шли все мужчины, в том числе Рапу и мальчики, Аули, Слампа и Солопа. Оставшимся поручили жарить рыбу да собрать стафф в единую кучу.

Много чего предстояло забрать из города. Чем дальше мы двигались на восток, тем беднее становились магазины. Тем больше в них было беспорядка и тем меньше ценных вещей. Мы толком не знали, есть ли рядом с найденным комплексом необходимый стафф. Думаю, отец не сомневался в этом, но перестраховаться все равно не мешало.

Мы планировали начать переход на следующий день, прямо с утра. Но, достигнув города, отец схватился за грудь, долго принюхивался и щурился: джанат был ближе, чем он рассчитывал.

Мужчины в основном брали новые инструменты, палатки и спальные мешки – все, что уже порядком износилось, затупилось, пришло в негодность. Меняли рюкзаки, костюмы. Женщины сосредоточились на одежде, собирали для себя, детей и тех, кто остался в лагере.