Саппалит

Эд Хок

Саппалит

Часть 1. Дикарь

1

Мне снился Саппалит.

Его уходящие ввысь стены окружала дымка тумана – защита от взоров недостойных, тех, кто никогда не сможет попасть внутрь. Саппалит куда больше, чем город. Саппалит полнится светом, награждает тебя всем необходимым. Дарит настоящую жизнь. Жизнь избранного.

Дива самолично встречал меня у ворот. Его лицо скрывала тень от красного капюшона. Удивляло, что ростом он был немногим выше меня. Всегда считал Диву если не гигантом, то точно превосходящим любого человека как в размерах, так и в уме. Я не видел его улыбки, но ощущал радушие и теплоту, как если бы он ждал меня слишком долго и уже разуверился дождаться. Дива не зазывал меня. Он неподвижен, как тысячи погибших городов, и, тем не менее, я чувствовал безмолвное приглашение. Приглашение стать частью последнего чуда на планете.

Когда-нибудь я достигну Саппалита и перестану беспокоиться о чем-либо, кроме безмерного счастья, которое он дарит каждому жителю.

Когда-нибудь, но не сегодня.

Аули, вопреки своей заботливой натуре, грубо растолкала меня. Я отбрыкнулся, застонал, пытаясь задержаться во сне чуть дольше.

– Роддер, мы должны идти, – зашептала она в самое ухо. Ее голос пропитала вина. Значит, дело серьезное, и выбор невелик: либо встреча с чужаками, либо рядом джанат.

Мои кости и суставы затрещали, встали на свои места, освобождая потоку крови привычный путь. Тепло разлилось по телу, а вместе с ним и энергия. Я поднялся, растер виски, лицо. Осмотрелся по сторонам. Большинство уже собрали вещи. Отец и вовсе был наготове. Он сурово смотрел на меня своим взглядом викинга.

О викингах я узнал из книг. Попадая в очередной город, я первым делом ищу книги, не испортившийся сахар да бумагу с карандашами. Раньше меня привлекали всякие безделушки: цветные прямоугольники со стеклами, странные машины с подвижными трубками, давно замершие часы с множеством стрелок и делений, темные браслеты с погасшими экранами. Отец говорит, что без электричества эти вещи потеряли смысл. Все аккумуляторы давно сдохли. Сам я плохо понимаю, что такое электричество. Отец говорит, что помнит это чудо.

Когда все произошло, ему было шесть или семь. Несколько лет они еще могли пользоваться старыми батарейками, генераторами, аккумуляторами. Использовали фонари. После факелы, пропитанные маслом. Потом масло окислилось и пришло в негодность. Хранили пищу в специальных морозных камерах – холодильниках, где она долго не портилась. Да и вообще, благодаря электричеству, еды было вдоволь.

Сейчас же отец ищет механизмы, для которых электричество не нужно: шестеренки, цепи, болты, гайки, трубки. Он жалеет, что в нашем племени нет инженеров – людей, способных восстановить электричество и придумывать разные штуки. Отец думал, я смогу быть инженером. Он обрадовался, если одобрительное кивание его косматой головы с бровями, сросшимися у переносицы, можно принимать за радость, когда я проявил интерес к книгам. Он обучил меня чтению. Вернее, тому, что умел сам. Остальное я узнавал понемногу от других старших, пока сам не научился добывать знания. Сейчас я читаю гораздо лучше отца и кого бы то ни было. Большинство в нашем племени вообще не умеют читать, в том числе и Аули. Но те книги, что я могу осилить, отец называет хорошим топливом, а книги действительно полезные я не тяну. Чтение занимает почти все свободное время, если только я не рисую. Меня не расстраивает отношение отца к моим книгам. Я привык, что он вечно всем недоволен. Оно и понятно: он стареет, тащить на себе племя становится сложнее и сложнее. Да и пройти ему пришлось через многое. Как-никак, он один из немногих, кто застал крах человечества лично, хотя и не может толком объяснить, что же произошло. Но я не беспокоюсь о знаниях, инженерах и электричестве. Знаю: в Саппалите есть все.

– Что произошло? – спросил я у Аули, сматывая спальный мешок. – Чужие?

– Джанат. Твой отец говорит, ветер изменился, и джанат рядом.

– Возможно, нам придется искать новое место.

Я не заметил, как подошел отец. Аули вздрогнула. Побаивалась его. Каждый побаивался моего отца. Кто-то говорил об уважении, но страх он и есть страх, как его не назови. Даже я в своих карандашных рисунках изображаю отца непомерно суровым, злым. Добавляю ему рвущие одежду мышцы, как в книгах с цветными картинками, хотя все мы худые. Один лишь Рапу не обращает на отца внимания. Он – единственный из нас обладает небольшим животиком. Но с него и взятки гладки, что бы это не означало.

– Новое место? Ты имеешь ввиду…

– Да. Новое место, – отрезал отец.

– Мы уже везде были. Куда теперь?

Отец закипал. Он не любил вопросов. Особенно тех, на которые у него не имелось ответов.

– Если понадобится, переплывем океан.

– Проще сразу…

– Можешь делать все, что вздумается.

Но именно этого мне было не дано. Спорить с отцом – себе дороже.

Аули помогла надеть рюкзак. На треть его наполняли книги и мои рисунки. Остальное – найденный стафф: мотки ленты, тюбики с каким-то клеем, три упаковки зажигалок, половина из которых вряд ли окажется рабочей, ножи, много соли и специй, восемь кусков мыла, новая, пахнущая пылью, но все же не ношенная одежда и много чего еще. Сахара, увы, не осталось. И такие рюкзаки были у каждого из нас. Помимо этого, ребята покрепче катили набитые прочим стаффом сумки на тележках, колеса которых то и дело увязали в песке. Скоро придет и моя очередь. Мы оставляли очередной город, из которого, кажется, вывезли уже больше, чем могли.

Отец подозвал меня скупым жестом.

– Нам придется уйти. Даже если джанат пройдет стороной.

– Какой в этом смысл?

Он на мгновение задумался. Может, переваривал значение моих слов. Я говорю не так, как остальные. Все благодаря книгам. Молодые зачастую не понимают меня. Старшие давят на них, обучают выживанию. Чтение не является для них необходимым навыком. Я – вроде занзайки или как там правильно? Мне надоело выживать. Я хочу жить. И найти Саппалит.

– В этом городе почти ничего не осталось. Племя растет. Нам нужно куда-то двигаться. Скоро и Аули станет матерью.

Я посмотрел вдаль. Красный полукруг солнца глядел мне в ответ. Уже сейчас было душно. Чуть позже мы будем изнывать от жары, вынужденные мокнуть в своих костюмах, спасаясь от ожогов. Лишь наши лица смогли привыкнуть к постоянному нахождению на солнце.

– Если она не захочет? – спросил я скорее утвердительно.

Отец пронзил меня взглядом. Уж точно не женщинам решать, чего хотеть, даже если речь идет о них самих.

– Это не обсуждается.

Воздух заполнил мои легкие до отказа.

– А если я не захочу?

С грудным ревом отец схватил меня за ворот, дернул в сторону и подсек ноги. Я повалился на пыльную дорогу, закашлялся. Отец продолжал держать меня. Склонился и рычал. Вместе с бранью на мое лицо попали капли слюны. Он бы мог убить меня. Его бы не остановило кровное родство. Однако на моей стороне оказалась сама жизнь. И планы отца, от которых он не мог отступить.

Никто не стал ждать, пока Аули поможет мне отряхнуться, прийти в себя. Она суетилась вокруг, сбивала пыль с моей одежды, лишь бы я не заметил слезы. Ее страх перед отцом превращался в фобию. Кажется, так называли постоянный страх. И вполне возможно, фобия в скором времени парализует ее, превратит в марионетку. Ведь с каждым разом ей приходится прикладывать все больше усилий в попытках справиться со сметающей энергией отца.

– Он хочет, чтобы я занял его место, – сказал я, когда мы быстрым шагом пустились по свежим следам на пыльной земле.

Аули молчала. Ее больше не трясло, но связь с языком она так и не восстановила.

– Хочет, чтобы я стал вождем после него. Знает: ему недолго осталось. Потому и мечется, давит. Пытается пробудить во мне ярость и злобу. Думает, от этого меня станут больше уважать. Но я – не он. Меня и так уважают. Ко мне прислушиваются.