Страница 13 из 16
– Марк Афанасьевич, я очень вас уважаю: во-первых, за то, что вы – человек, который мне в отцы годится. Правда, я вас за это очень уважаю. Во-вторых, я вас уважаю за то, что мне и многим моим сверстникам стоит равняться на вас и учиться у вас. Кто, как не вы, являетесь примером для меня и, очень надеюсь, для многих людей?..
Марк Афанасьевич не любил лесть, относился к ней очень критично и, когда ему льстили, реагировал раздражённо. В его жизни лести было много и разной, но в словах князя он её не чувствовал.
Князь говорил с позиции волевого человека, и Марк Афанасьевич в каждом его слове чувствовал уверенность.
– Скажу вам честно. Эту партию вы выиграли, но у меня нет осадка от проигрыша. Это для меня удивительно. Наверное, умом понимаю, что обрету больше от нашей кооперации… – Марк Афанасьевич вернул одну пачку к себе в саквояж и снова обратился к князю: – У вас есть долг перед тремя кредиторами. Общий долг тридцать тысяч. Теперь это моя забота. Вас они больше не будут беспокоить. Вот вам остаток: двадцать тысяч. Вам этого хватит Архипову закрыть проценты и наладить работу в имении. Согласны?
– Марк Афанасьевич, согласен.
– Вот и договорились. Забирайте свои деньги. Бумаги вам завтра подадут на подпись…
– Марк Афанасьевич, позвольте задать вопрос? – обратился князь, не трогая лежащие на столе деньги.
Марк Афанасьевич только кивнул в ответ.
– Почему суд? Почему вы подали в суд на отца? Вопрос, который решался в суде, можно было решить и без суда.
– Мой юный друг… Александр Александрович, вы явно не осведомлены о минувших событиях. Ваш отец поймал слона за хвост и мечтал его положить к себе в карман целиком. Сделать это ему было не по силам: карман вашего отца слишком маленький. Понимаете?
– Нет, – ответил сухо князь, истинно не понимая о чём речь.
– Ваш отец не выдержал конкуренцию. Конкуренция, как война…
– Война – это путь обмана. Вы хотите сказать, что отец этого не знал? Насколько я знаю, отец был противником всяких войн, – воспользовавшись паузой, князь хотел возразить, что воинственность не была присуща его отцу.
– Но вы же пошли по пути военного и явно не по своей воле?
Марк Афанасьевич подумал, что сейчас необходимо уйти от общения на темы суда, войны, дома и задел деликатную тему личностного становления князя. Для князя этот вопрос был крайне чувствителен ещё и потому, что он действительно не желал для себя карьеры военного и хотел другую, мирную службу. Он себя видел градостроителем или деятелем в области получения, распределения и использования электрической энергии. Князь изучал любые знания по данной теме и ему казалось: за этим будущее и это нужно развивать. В Москве уже давно на набережной вблизи Кремля поставили электрические светильники. Князь ходил, смотрел и любовался ими, а до этого ходил в сад «Эрмитаж» и изумлялся новому чуду света, радовался и аплодировал, как и все другие, в момент, когда зажигались лампы. И вот новость: на Тверской и на Кузнецком мосту также обновили уличное освещение, и князю хотелось и на эти новые уличные фонари посмотреть.
– Да, это правда, – ответил он Марку Афанасьевичу.
После ожидаемого ответа между собеседниками воцарилась пауза. Князь не хотел дополнять ответ и раскрывать своих чувств к военной службе, его истинное отношение к гражданской службе, а Марк Афанасьевич взял паузу и размышлял о необходимости поставить точку в вопросе возникновения суда и не оставлять между ним и этим молодым человеком каких-либо незакрытых тем. Для себя Марк Афанасьевич решил, что не раскроет истинную причину суда и так называемой «войны» между ним и отцом гостя. Марк Афанасьевич очень не любил враньё, сам не врал и всячески это пресекал, но в этом случае он посчитал, что ложь во благо и немного исказил истину. А потом себя успокаивал тем, что просто не договорил правду.
– Войну сначала ваш отец проиграл в голове, когда решил положить в свой карман слона, и лишь затем в споре между нами. Я хочу, чтобы вы знали. Не я хотел судебной тяжбы. Это был ответ вашему отцу на отказ сотрудничать со мной по строительству подземной железной дороги. Ваш отец продвигал интересы компании, чужеродной для московской земли. Я несколько раз просил этого не делать и говорил, что готов простить долги, если он будет защищать интересы моих компаний, но он видел слона в глазах, он видел миллионы… И ещё хочу, чтобы вы знали. К смерти вашего отца я не имею никакого отношения.
– Марк Афанасьевич… У меня и мыслей не было на вас подумать, – удивлённо и немного растерянно ответил князь.
– Это я вам на будущее говорю… Александр Александрович, смиренно прошу меня понять, мне ваш дом не нужен. Мне нужен был союзник в московских делах. Ваш отец отказал, когда он мне был очень нужен, зато приходил всегда, когда я был нужен ему. И, смею вас заверить, я ему ни разу не отказал за двадцать лет знакомства.
Марк Афанасьевич сказал последние слова с грустью. Он искренне жалел о смерти Александра Григорьевича, наверное, ещё и потому, что очень хотел в его лице иметь до последних своих дней верного союзника. Дом действительно Марку Афанасьевичу был не нужен. Превратить его в ещё один доходный дом? И что с того? С его-то миллионами? Одним миллионом больше или меньше – его уже это не радовало так, как раньше, когда он заработал первый миллион лет двадцать назад, потом второй через два года, потом третий уже через год. Теперь он и не знает точно, сколько их у него, этих миллионов. Теперь у Марка Афанасьевича не было другого, более ценного, чем деньги: не было признания от его сыновей и внуков, не было семейной заботы и любви. То, чего он не дал сыновьям в их детстве, юности и подростковом периоде – не было у него в его старости, о чём он жалел каждую минуту. Внутренняя жалость к самому себе превратилась в душевное страдание, которое, словно червь, подъедало тело Марка Афанасьевича, и он с каждой секундой стремительно старел.
В редкие радостные моменты он вспоминал очень давние милые сердцу времена, когда он ещё служил приказчиком у вельможи, приносил с работы детям, которым было по нескольку лет, фрукт или конфету, чему дети очень радовались. Эти воспоминания о детских улыбках ему помогали удерживаться в работоспособном состоянии. Времена службы приказчиком прошли быстро, и Марку Афанасьевичу посчастливилось, как он позднее говорил, стать купцом. И с этого момента он для себя решил не тратиться, а все деньги вкладывать только в коммерцию. Перестал дарить детям вкусняшки, а супруге обновки. Если супруга всё понимала и ему во всём помогала, то у детей с каждым годом росло непонимание: почему это при больших доходах отца у них нет новых игрушек, нет карманных денег и нет своих лихачей, как у других сверстников. Строгое ограничение со стороны родителя длилось до окончания университета младшим сыном. От каждого сына Марк Афанасьевич услышал, что они хотят заниматься своими коммерческими делами. И как только сыновья получили деньги, сразу и съехали в Европу.
С каждым днём Марку Афанасьевичу было всё труднее и труднее справляться с душевными страданиями. Они опять усилились, когда Марк Афанасьевич получил очередное письмо от старшего сына с отказом вернуться в Россию и бок о бок трудиться с отцом. Это был третий отказ за год. Отказался вернуться в Россию и его младший сын, который, получив свой миллион от отца, сначала в Москве вёл какие-то дела, потом также переехал жить за границу. Правда, младший сын чаще приезжал в Москву и даже как-то раз внуков, которые по-русски почти не говорили, привёл к Марку Афанасьевичу.
Не знал Марк Афанасьевич, что делать в этой непростой ситуации. Ни с кем не поделишься этой болью и совета не у кого просить даже несмотря на то, что в Москве у него был единственный племянник. Племянника он хорошо устроил и обустроил. Всё размышлял, звать его в свои дела или не звать. Потом решил: пора уже его вводить в курс дела, но до этого всё никак не доходило. Принимал решение открыться племяннику, вызывал его к себе, но в момент каждой встречи с ним что-то его сдерживало. Что именно, он не знал и не понимал, но сделал для себя вывод: нет душевного контакта между ним и племянником». Он всячески пытался этот душевный контакт создать, но не выходило. Все разговоры с племянником сводились к деньгам, и это заводило в тупик Марка Афанасьевича.