Страница 58 из 78
Что ему для этого потребуется предпринять? - он придумал быстро: решение само на ум пришло, будто бы Господом Богом ниспосланное, радикальное, надо сказать, решение, отчаянное до крайности. Его-то он и воплотил в действие во вторник днём, но до этого в понедельник вечером, перед очередной тренировкой, он заскочил в Гуманитарный корпус в районе 17-ти часов и внимательно изучил там расписание занятий группы Мезенцевой; увидел, что в ближайший вторник второй парой у неё будет семинар по истмату. Максима это вполне устраивало - уединённая аудитория в стекляшке и полуденное время с одиннадцати и до часу. Вот в начале первого он и нацелился прийти во вторник на факультет и всё там как надо решить - чтобы смыть с почерневшей от горя души пятно стыда и позора...
23
Во вторник он проснулся в районе 9-ти утра каким-то по-особому возвышенным и возбуждённым, тщательно помылся в душе по обыкновению, новые вещи достал и приготовил, быстро сбегал в столовую в соседнюю зону "В" и позавтракал наскоро, без аппетита. А сам всю дорогу про план свой думал, который не выходил из головы и казался ему оптимальным решением, или реальной платой за учинённую в воскресенье мерзость.
После завтрака он ещё около часа провалялся на койке, силы копил и с мыслями собирался, уточнял и раскладывал в голове последние мелочи и детали; после чего решительно встал и оделся, и направился в гуманитарный корпус бодрым широким шагом - у Мезенцевой прощение просить, извиняться за позавчерашнее поведение.
В стекляшке он поднялся на нужный этаж ровно в полдень, когда только-только прозвенел звонок о начале второго часа второй пары, и все студенты разбрелись по залам и комнатам, дружно расселись по партам, чтобы продолжать занятия. Передохнув у окна и машинально поправив одежду и волосы, по длинному коридору он прошёл к нужной аудитории, где занималась его БОГИНЯ, изучала исторический материализм, остановился у двери, прислушался... Мужской голос за дверью что-то заунывное вещал про Маркса и его учение, и больше не слышалось ничего: за дверью было тихо.
"Ну что, - нервно подумал Максим, пытаясь унять дрожь по всему телу. - Сейчас зайду и попрошу преподавателя прерваться и разрешить мне сделать объявление. Потом Таню в комнате найду и подойду к ней. Надеюсь, что она будет на месте, что не станет прогуливать семинар. Она вообще у меня не прогульщица..."
Подумав так и ещё раз прокрутив в голове весь алгоритм действий, он распахнул настежь дверь и нервно заскочил в аудиторию, которая, как успел заметить Кремнёв, была забита битком студентами-четверокурсниками. А Мезенцева - о, чудо! - сидела за первым столом ближнего к входу ряда: её не надо было ходить и искать...
- Добрый день, - сделав пару шагов вперёд, решительно обратился Кремнёв к преподавателю, которого помнил по прошлому году ещё, по своим семинарам. - Разрешите мне сделать объявление?
- Через 40 минут кончится семинар - тогда и сделаете, - недовольно произнёс преподаватель, которому не понравилось, что его прервали на полуслове. - А сейчас покиньте аудиторию.
- Нет, извините, но мне сейчас надо, - ответил Максим, после чего, не обращая внимания на скривившегося доцента-философа, подошёл к столу Мезенцевой, прямо и просто взглянул на неё и произнёс громко, чтобы все слышали: - Таня! Я хочу сказать, что очень люблю Вас и всегда любить буду.
После этих слов Максим видел, как восторженно посмотрела на него вытянувшаяся на стуле Мезенцева, а Оля Кощеева, сидевшая рядом, обхватила голову руками и в ужасе плюхнула её на стол, чтобы не выдавать бурных чувств и эмоций, что её тогда охватили. И, надо признаться, не её одну. Вся аудитория громко загоготала и пришла в движение, все 30-ть пар смеющихся студенческих глаз дико уставились на Кремнёва - виновника весеннего торжества, больше на умалишённого чудака похожего...
Но ему уже не было до них до всех никакого дела: он выполнил, что хотел, и этим сильно облегчил совесть свою и душу, снял грех с души. После чего, ещё раз взглянув на светящуюся счастьем Таню, он развернулся и пошёл на выход, успев даже сказать закрывшему лицо руками преподавателю:
- Извините...
Выйдя в пустой коридор стекляшки, где не наблюдалось ни единой живой души и было тихо, спокойно и торжественно на удивление, празднично даже - ведь стремительно надвигалась весна с её буйством красок, звуков и света! - Максим устало побрёл на улицу медленным шагом, чувствуя, как с плеч его свалился огромной тяжести груз, давивший и мучивший его весь последний учебный год нещадно, поедавший его молодое нутро как туберкулёз или раковая опухоль та же... А теперь на душе его стало легко и светло как после удачно-проведённой операции в клинике, сердечная боль куда-то пропала вместе с паникой и пессимизмом, уступив место тихой радости, покою и тайной гордости за себя, паренька мечтательного и блаженного в обычные дни, покладистого и уступчивого - это правда, - но отчаянного и решительного в нужную минуту.
Он шёл и гордился собой, светился весь изнутри лихостью, самодовольством и гордостью превеликой - потому что наконец объяснился Тане в любви, и сделал это по-настоящему, по-мужски: открыто, мужественно и честно то есть, а не так как раньше - исподтишка, чтобы никто не видел и не слышал! И этим отчаянным объяснением он полностью загладил вину перед ней, как и недостойное своё недавнее поведение...
Ну а дальше... дальше пусть всё будет как будет. Дальше пусть думает и решает уже Господь про его и Татьяны будущее: Ему, Творцу, Провидцу и Вседержителю, это будет делать куда проще и легче, вернее, разумнее и надёжнее со всех сторон...
24
Вернулся Кремнёв домой в зону "Ж" после этого знакового события не сразу: часа два ещё бродил в одиночестве по территории МГУ, наслаждался окружающей красотой напоследок и приходил в себя после всего пережитого и перечувствованного, проветривал перегретые последними событиями мозги; а попутно автоматически вырабатывал план своей собственной жизни, которая назойливо наступала по всем фронтам и не позволяла расслабиться и успокоиться полностью - упорно притягивала внимание, энергию, силы...