Невеста против

— Они поймут меня, — уверенно отвечаю ему.

Я немного склоняюсь к мужчине и касаюсь его руки в невинном и трогательном жесте.

— Вместе мы непременно сможем помочь Константину! Я верю, что он еще обязательно пойдет на поправку, и у вас, граф, будут долгожданные наследники! Вы прекрасный отец и станете замечательным дедушкой для своих внуков! — я чуть сильнее сжимаю пальцы и заглядываю в глаза Крайнова-старшего: он кажется мне очень задумчивым.

— Я не хочу вас обнадеживать, Катерина Анатольевна!

— Не стоит! Не будем думать о плохом! Граф, доверьтесь мне! Вы еще полны сил и вам поздно ставить на себе крест, позвольте мне помочь!

Крайнов освобождает руку и несколько злится.

— Довольно фарса, княжна! — мужчина порывисто поднимается на ноги, а я следую его примеру, изучаю мрачный и строгий профиль, вспоминая слова герцога, посмевшего предложить мне кое-что совершенно немыслимое.

Хотя почему собственно немыслимое? Я вдруг понимаю, что Владимир Петрович вовсе не вызывает у меня отвращения. Да, он намного старше, но при этом довольно хорош собой, строен, всегда модно одет, главное, уважаем и влиятелен! Черные, как и у сына, глаза смотрят на меня с подозрением, я же прикусываю губу и делаю уверенный шаг к мужчине.

— Я не нравлюсь вам, граф? — фраза звучит двусмысленно, и мы оба это понимаем. Что-то меняется в его взгляде, маска надменного благородия исчезает, и вместо нее прямо передо мной оказывается опасный и, несомненно, властный мужчина, точно знающий, чего именно он хочет.

— Значит, вы убеждены, что сможете подарить моему роду нового наследника? — отвечает вопросом на вопрос граф, сверля недобрым взглядом мои губы.

Мгновение я чувствую некоторую неуверенность, но я быстро беру себя в руки и улыбаюсь.

— Да, Ваше Благородие! — томно вздохнув, произношу вслух.

Граф удовлетворенно хмыкает и едва заметно кивает.

— Так вы позволите навестить вашего сына? — с придыханием спрашиваю я.

— Конечно, леди Кэтрин! Дарья проводит вас в его комнату! — благодушно разрешает граф.

Я поспешно удаляюсь вместе с горничной и прошу женщину оставить меня наедине с женихом.

Костя выглядит жалким и раздавленным. Бледный и истощенный болезнью, он сидит в кресле и равнодушно смотрит в окно: мое появление не вызывает в нем особых эмоций.

— Любимый, я так рада тебя видеть! — трепетно произношу я, опускаясь на колени у его ног. — Ты скучал по мне? — заглядываю в его лицо и наблюдаю за тем, как он хмурится, пытается что-то произнести, но в ответ снова раздается неразборчивое хрипение и мычание.

— Конечно, скучал! — отвечаю за него я.

— Ты тоже ждешь нашей свадьбы? — я улыбаюсь и поглаживаю его бедро.

— Я знала, что ты одумаешься и вернешься ко мне, милый!

Я сдвигаю руку чуть выше, продолжаю изучать малейшие изменения на лице Крайнова-младшего.

— Знаешь, доктор сказал мне, что ты ничего не чувствуешь ниже пояса: ни холода, ни жара, ни боли! Неужели это правда, Костя? — я демонстративно достаю из волос острую шпильку и деланно рассматриваю ее, приближаю к лицу графа, чтобы и он мог внимательно ее разглядеть. Он забавно мычит и пытается качать головой, предчувствуя неприятности.

Я сжимаю заколку в ладони и уверенно втыкаю в бедро Константина. Его зрачки удивленно расширяются, когда я проделываю свой эксперимент и с левой ногой, впрочем, боли он, очевидно, все-таки не чувствует. Я слежу взглядом за его руками: они не парализованы, но он не в силах даже удержать ложку с супом, а сейчас забавно пытается остановить меня. Он слегка приподымает правую кисть: я вижу, как дрожат его пальцы и как он напряженно сводит брови, силясь добиться желаемого, однако вскоре рука безвольной плетью опускается обратно на подлокотник.

— Не отчаивайся, милый! Эти врачеватели редкостные шарлатаны! А в следующий раз мы обязательно опробуем твою чувствительность на чем-нибудь горячем! Думаю, стакан кипятка может сработать! Главное, не обварить ничего жизненного важного, — я тянусь рукой к поясу мужчины и нагло распускаю руки, позволяя себе слишком много.

Крайнов прекратил мычать, его глаза пылают праведным огнем ярости, а мои торжествуют.

— Что не так, котик мой? Я больше тебе не нравлюсь? Все еще хочешь другую, хочешь… ЕЕ? — я приподнимаюсь и шепчу ему это на ухо, с нежностью поглаживаю немного колючую щеку и целую висок.

— Не стоило тебе связываться с этой девчонкой! — осуждающе вздыхаю и отстраняюсь, продолжая смотреть в глаза графа. — Мы были созданы друг для друга, Костя! Ты — мой, и никому этого не изменить!

Я вновь прячу шпильку в волосах и оправляю платье.

— До встречи, любимый! — ласково произношу и оставляю Крайнова-младшего в одиночестве.

Еще недавно злость и жажда мести мешали мне вздохнуть полной грудью, я захлебывалась от острой необходимости причинить страдания графу и его пигалице, а теперь вкус власти над ним пьянил меня и кружил голову! Я была почти благодарна герцогу за интересную идею, ведь если я рожу наследника от Владимира Петровича, я обязательно смогу прибрать к рукам обоих мужчин, смогу дергать за ниточки, управляя ими, как марионетками.

«Ты еще обязательно пожалеешь, что повстречал меня когда-то, Константин!»

Нет, я, определенно, не хочу ничего менять, а значит, придется пойти на поводу у герцога и вновь тайно встретиться с Тихомировым.

Перед глазами возник образ француза, знакомство с которым оказалось по-настоящему запоминающимся! Оливер Богарне произвел на меня неизгладимое впечатление: в жизни этот мужчина оказался еще более впечатляющим, чем по рассказам очевидцев. Но сколько же в нем мощи, скрытой угрозы и какого-то страшного нечеловеческого голода! Он восхищал меня и пугал одновременно! Не знаю, зачем ему сдалась эта девчонка, но я скорее сочувствую ей, чем завидую, потому что такую невинную овечку, как она, Богарне проглотит и не подавится!

Часть 3. Глава 19

Я не знаю, что со мной происходит. Кажется, последнее свое мужество я утратила уже очень давно, когда пыталась успокоить сестру и заставить в очередной раз довериться мне и подчиниться. А теперь… с каждым днем сил на то, чтобы бороться оставалось все меньше.

После ухода герцога меня уже утром перевели в новую камеру. Здесь было просторнее и не так пахло плесенью и сыростью. На лавку положили толстый тюфяк, выдали простыни, подушку и действительно теплое, тяжелое шерстяное одеяло. В помещении было заметно чище, здесь даже делали влажную уборку по нечетным дням недели. Кормили тоже иначе: вместо тюремной похлебки, скудной и безвкусной каши и корки черствого хлеба мне четыре раза за день подавали горячую офицерскую пищу, в которой не скупились ни на молоко, ни на масло, ни на мясо, даже печенье и свежий белый хлеб теперь регулярно были у меня на подносе!

Я не знала, как французу удалось добиться подобного! Но все это никак не улучшало моего общего состояния! Я все так же мучилась от странного холода, у меня все чаще случались приступы головной боли, а по утрам жуткой и невыносимой судорогой сводило икры. Я испытывала слабость и тошноту, а запах еды вызывал во мне отторжение и даже рвоту! Иногда я боялась, что я умираю, медленно и мучительно рассыпаюсь изнутри! Но за что? Почему я?

Сегодня Оливер Богарне появился у дверей моей камеры довольно рано, судя по небу за окном, еще не было и полудня. На этот раз он не стал входить внутрь, распахнул дверь и застыл в проходе, быстро оценивая взглядом обстановку вокруг, а потом и саму жительницу комнаты. Меня он одарил мрачным и осуждающим взглядом.

— Добрый день, графиня! Позволите сопроводить вас на дневную прогулку!? Увы, до суда вам придется потерпеть еще несколько дней в этих неприветливых стенах, но сегодня вы сможете ненадолго покинуть место своего заточения и хоть немного развеяться, — голос герцога звучал спокойно и даже как-то обыденно, словно он говорил о каких-то пустяках.

Я не смогла сдержать удивленного вздоха и недоверчиво уставилась на своего гостя: может, это такой странный и жестокий юмор?