Невеста против

— Что, прямо, как в сказке? Вы сыграете роль феи-крестной? А к полуночи все ваше волшебство растает и превратится в тыкву, а я снова стану преступницей и окажусь в неволе?

— Увы, но я не любитель сказок! — ответил Оливер.

Он красноречиво протянул руку, ожидая моей реакции. Я поднялась на ноги, опираясь о деревянный стол, чтобы переждать головокружение и, слегка прихрамывая, направилась к французу, все еще не веря до конца, что смогу наконец-то надышаться свежим воздухом!

— Вы ужасно похудели, — задумчиво произнес он, сводя брови на переносице.

— Снова пытаетесь сделать мне комплимент? — в тон герцогу отозвалась я.

— Я пытаюсь понять, что с вами происходит, и не могу! — ответил мужчина. — Почему вы хромаете?

Я невольно пожимаю плечами, потом все же поднимаю голову и заглядываю в бездонные омуты, от которых сегодня снова веет холодом и вьюгой.

— У меня был перелом, и я какое-то время ходила с тростью, потом почти все прошло, хромота и боли возвращались только, если я перетруждала ногу, а здесь… я не могу сказать вам, почему снова хромаю! Утром боль сковала обе лодыжки, но вскоре схлынула, почти… — мученически вздохнула и покорно уцепилась за выставленный для меня локоть.

Мы шли мимо чужих камер медленно и даже чинно, словно и впрямь совершали дурацкую светскую прогулку.

— Вас нужно показать врачу, — задумчиво произнес герцог, по-прежнему глядя прямо перед собой.

— В этом нет особой необходимости, мне станет лучше, как только я окажусь на свежем воздухе, — спокойно отмахиваюсь я.

Герцог не спорит, но и не выражает согласия с моим утверждением.

Мне все время казалось, что нас вот-вот остановят и потребуют моего немедленного возвращения в камеру, я то и дело оглядывалась по сторонам, бросая косые, вороватые взгляды, но охрана никак на меня не реагировала, зато гусары вежливо и уважительно кивали Оливеру, слегка склоняя головы в знак почтения.

— Эта прогулка обошлась вам дорого? — спросила я, после нескольких минут молчания.

— Нет, пока она не стоила мне ничего, — сдержанно улыбнулся герцог.

— Как? — только и смогла выдавить из себя и уставилась на него глазами полными недоверия и сомнения.

— Если я не верну вас в срок или вы, к примеру, сбежите, слово Оливера Богарне уже не будет казаться таким надежным и нерушимым, как прежде. Я дипломат, Риана, и доверие людей ценю куда больше денег и всего прочего. Скажем так, теперь я буду должен начальнику сего заведения услугу и увиливать от выплаты этого долга не в моих интересах.

— Но о какой услуге идет речь?

— Не знаю, этого не знает пока и сам господин Бронов, но иметь в должниках такого человека, как я, весьма выгодно! Надеюсь, вы не станете совершать опрометчивых поступков и пытаться сбежать от меня?

Я едва не сбиваюсь с шага, отчего-то испугавшись заданного вопроса.

— Полагаете, я на такое способна? — не сдержав обиды в голосе, спросила его.

— К сожалению, я не настолько хорошо вас знаю, но думаю, что вы все-таки человек чести, — пожимая плечами, отозвался герцог. — Я готов рисковать ради вас, разве это не очевидно?

Он помогает мне справиться с верхней одеждой, и я испытываю настоящую благодарность, когда перед глазами снова темнеет и пол уходит из-под ног: герцог подхватывает меня и не дает упасть, торопливо направляется к выходу вместе со мной на руках.

Голова кружится, но я вижу ослепляющий свет искрящегося снега и глубоко вдыхаю холодный воздух.

— Поставьте меня на землю, — севшим от волнения голосом прошу Оливера.

Мгновение он сомневается, и мы смотрим в глаза друг друга, его кажутся мне недобрыми — он не хочет идти на поводу у моих капризов. Я чувствую влагу на щеках и понимаю, что плачу! Это так глупо и по-детски, от перегрузки чувств, от передозировки света, от переизбытка кислорода и собственной беспомощности.

— Ужасно упряма, — ворчит герцог и осторожно опускает меня на землю.

Мягкий хруст снега. Разжимаю пальцы, которыми держалась за его пальто (когда только успела вцепиться?) и расправляю руки, словно крылья, запрокидываю голову, встречая голубое небо распахнутой душой, радуясь редким снежинкам, которые едва заметно касаются лица. Его руки оказываются на моей талии, слегка сжимая, чтобы не упала… он тоже задумчиво смотрит в небо.

— Что вы там видите, Риана, — спрашивает через минуту каким-то особенным мягким и бархатным голосом.

— Свободу, — тихо шепчу.

Мне лучше…с каждым новым вдохом я чувствую, как силы возвращаются ко мне, мысли проясняются, а противная тошнота проходит. Немного болит нога, но уже не так навязчиво, как прежде. Рука Оливера все еще покоится на моей талии — это совершенно неприлично и непристойно, но… куда уж хуже, если я преступница, зато мне так спокойнее, я знаю, что не поскользнусь и не ударюсь затылком о заледеневшую мостовую.

Я удивляюсь, когда понимаю, что мы подходим к закрытой карете.

— Вы собираетесь увезти меня? — перевожу недоумевающий взгляд на герцога.

Он загадочно улыбается, легко приподымает меня и ставит на верхнюю ступеньку. Не раздумывая забираюсь внутрь, хотя чувствую некоторое беспокойство, снова оказавшись в тесном замкнутом пространстве.

— А знаете ли вы, графиня, что пропустили рождество? Нет? Ну, тогда я должен признаться, что намерен подарить вам самую малость упущенного праздничного волшебства и никакие протесты не принимаются! — он улыбается, устраиваясь напротив: теперь льдинки в его глазах уже не кажутся мне враждебными.

Часть 3. Глава 20

Мы ехали недолго, я даже не успела замерзнуть, герцог выспрашивал об условиях, в которых меня содержат, интересовался тем, как со мной обращаются офицеры и дежурные: грубят ли мне, не позволяет ли кто вольности в мой адрес, часто ли прибирают в камере и почему я плохо питаюсь. Под конец у меня даже снова стала болеть голова: наверное, я просто отвыкла от продолжительных разговоров. Мне не хотелось жаловаться, я была благодарна за то, что имела. В самом деле — немногие могли похвастаться подобным, находясь в заключении!

Зато на вопрос, куда мы все-таки едем, Оливер так и не ответил: покачал головой и улыбнулся уголками губ.

— Ну и пожалуйста, я тоже не стану отвечать на ваши вопросы, — надувшись, отозвалась я.

Думала, что заставлю его рассказать мне все заранее, но… француз оказался крепким орешком и оставшийся путь мы просто провели в странном молчании, при этом я, определенно, хотела снова заговорить с ним, но продолжала изображать обиду на лицее — из вредности и досады!

Это был небольшой домик, рядом снова ни одного серьезного строения, город где-то неподалеку, но за высоченными соснами его совершенно невозможно разглядеть.

В воздухе пахло чем-то знакомым и родным. Я зажмурилась, на миг представляя себя на широкой поляне у опушки леса в поместье отца. Я нечасто могла позволить себе уединение на лоне природы и все же любила эти моменты своей юности.

— Вам нужно согреться, пойдемте! — легко подталкивая меня в спину, произнес герцог.

Я поддалась и покорно зашагала рядом.

В доме было необыкновенно тепло, уютно и… пахло праздником! Странно. Я даже не знаю, что именно натолкнуло меня на эту мысль, но сердце в груди предательски забилось сильнее в предвкушении чего-то приятного… откуда же во мне столько наивности и глупой радости? Ей богу, дитя неразумное!

Оливер помог мне раздеться: слуг поблизости почему-то не было. Герцог указал направление и двинулся следом. Я не спешила, осторожно вышагивая, словно крадучись, подбиралась к своей добыче…

Француз распахнул передо мной двери в гостиную, и я замерла на пороге, будучи не в силах совладать с эмоциями.

Елка… так странно. Я слышала, что теперь многие ставят их в доме на рождество, но в нашем особняке эта традиция не прижилась. Мы обычно приглашали гостей, стол ломился от разного рода яств, а дражайшая мачеха сверкала дорогими нарядами, невозможно вычурными и даже пошлыми. Устраивали бал, гости сновали повсюду и ужасно раздражали меня своей наигранной любезностью или высокомерными и колкими взглядами на нерадивую дочь князя.