Страница 65 из 95
— Медный? — Олаф подался вперёд, — Атаман ваш?
— Ага.
— Расскажи про него.
— Я и так разболтался, — коновал затянул узел на бинте, — У кого язык без костей, те рискуют отправиться на корм рыбам.
— В натуре. Выглядит хоть как?
— Свирепый, злой, три медных зуба у него сверху, нижняя губа посечена.
— И на том спасибо.
— Угу. Йону привет.
Лекарь вышел, Тром улёгся, а Жила всё глядел на серп, который Марк поставил в оголовье кровати.
— Ты прибил Серпа, да? Он зарезал пару наших, многие тебе спасибо скажут.
— Вот как? Пока не буду выбрасывать эту хреновину, раз такое дело.
— Ты хотел снять серп?
— Паршивое оружие. Слишком короткий для меча и слишком длинный для ножа. Ещё и скруглённый, доспех не проколоть. Разве что режет хорошо, если полоснуть.
— Доспех? — Жила пялился на Марка, как баран на новые ворота.
— Вижу, у вас тут их не носят. Зря это.
— Мы ж не солдатня и не графья.
— Странный у вас город, — задумчиво продолжал Марк, — Дерутся как попало, без строя. Ни доспехов, ни щитов. Даже гамбезонов, и тех нет. К предкам торопитесь?
— Мы завсегда так. Мож, бабу вам какую привести? Шлюху там…
Все молчали. Трому точно было не до этого, и он расслабился, когда Олаф ответил за всех:
— Не сегодня. Твой старший, Йон, просил нас выспаться. Завтра что-то намечается?
— У него последние месяцы через день что-нибудь намечается. То Медный продыху не даёт, то сам в базары гнилые влезает. Фартило ему, пока с неделю назад пятёрку его не зарезали.
Из этих странных слов Тром уловил только, что Йон потерял пятерых, и что сидеть без дела им не придётся. Жила с остальными стали болтать о разном, Тром пытался слушать, но слова ускользали, веки тяжелели, и он быстро очутился по ту сторону сна. Ему снилось, что их корабль цел, и они плывут дальше, а у Свена получается всё лучше с мечом. Снилось, как Свен машет ему из своего гнезда на мачте, а море сверкает под ярким утренним солнцем. Как Свен обнимает его после бури, радуясь, что Тром живой. Горец отлепил от себя мальчишку и посмотрел ему в глаза. Свен улыбался, но вдруг из его глазницы выполз краб, кожа стала бледной и рваной, морские твари так и кишели в нём. Тром отшатнулся, горечь утраты опять резанула по нему, и в этот миг волна накрыла их обоих и погрузила во тьму. Он чувствовал, что воздух кончается, а вокруг лишь тёмная вода и неясно, куда плыть. Лёгкие почти лопнули, он сдался, вдохнул солёную воду и проснулся на грязной кровати в корчме.
Марк храпел, за стеной прерывисто дышали, внизу кто-то распевал грубым голосом. Горец подумал, что надо бы найти Свена и похоронить его ещё раз, но понял, что это был лишь сон.
Почему-то Тром посмотрел в окно, но не увидел там ничего угрожающего, проверил, заперта ли дверь, уложил оружие поудобнее, и только тогда заснул снова.
Утром его разбудил жуткий голод. Горец засобирался, следом проснулся Марк и сел на кровати. Олаф услышал возню, приоткрыл один глаз. Только Жила всё так же дрых. Тром приблизился к нему, рядом кряжистой глыбой навис Марк.
— Эй, парень, просыпайся, — горец слегка толкнул Жилу.
Мальчишка застонал в ответ и пробормотал сквозь сон:
— Отстань, вонючка, иди рыбу чисть.
— Какой я тебе вонючка?! — Тром пихнул посильнее.
Парень дёрнулся, проснулся и ошалело уставился на них. Воины расхохотались, и это живо напомнило Трому старые добрые времена, когда они с Марком были просто друзьями.
— Нам бы пожрать чего-нибудь, — добродушно пробасил громила.
— Сейчас, — парень стал поспешно одеваться, потом вскочил и махнул им рукой, выходя из комнаты. Они поспешили следом, спустились на первый этаж, но в зале было пусто, лишь один пьянчуга спал за столом, да головорез возле двери поигрывал ножом, пытаясь разогнать скуку. Тогда Жила повёл их по коридору за барной стойкой и принялся барабанить в толстую деревянную дверь:
— Эй, Хмель! Открывай, ротозей. Люди Йона хотят жрать!
Отворилась соседняя дверь, из-за которой высунулась согбенная женщина в лохмотьях. Одно плечо у неё было выше другого, а волосы, хоть и не такие сальные, как у Жилы, чёрными колтунами лежали на плечах.
— Он лёг с час назад, не добудитесь. Могу сделать вам яичницу.
— Пошевелись, Эльза, — Жила сдул сальную чёлку со лба, — Не то эти два снежных человека сожрут тебя.
Когда она поставила им на стол три тарелки, Олаф уже спустился и, ничуть не смущаясь, выхватил тарелку у Жилы из-под носа.
— Эльза, сделай ещё одну, — злобно пробормотал Жила, — А ты, морячок, почаще оглядывайся.
— Дурак ты, малой. Далась тебе эта тарелка, угрозами бросаться из-за неё? Мы с дороги, устали.
Эльза поставила перед ними четыре кружки пива.
Тром тут же хлебнул:
— Слишком крепко. Разбавь.
Марк тоже попробовал и кивнул:
— Да, нужно разбавить.
Эльза удивлённо смотрела на них, будто загораживаясь своим неестественно задранным плечом:
— Может, вам ещё молока принести?
— Можно и молока, — одобрительно кивнул Марк.
Эльза взяла их кружки и убежала, а Тром только сейчас заметил, что парнишка удивлён не меньше.
— Молока? — насмешка так и пробивалась сквозь удивление.
— Вам, низинникам, видать, невдомёк, что, коли с утра пивом напиваться, дышать будешь плохо, и голова в бою закружится.
— Ну и что? — ответил Жила, сделав очередной глоток.
Марк выдохнул, разочарованный, что приходится объяснять такие простые вещи:
— Пропустишь то, чего пропускать не должен.
— Вас поднимут насмех, как только узнают.
— Я сам посмеюсь над этими пьяницами, — вмешался Тром, — Когда буду охаживать их дубиной за глумление над вождём. Напиваться с утра, это-ж надо такое удумать!
Олаф сделал глоток и отставил кружку:
— Здесь для этого хорош любой день и час, ведь тебя могут в любой день прирезать, так хоть напиться напоследок.
Марк помотал головой, видно, собираясь возразить, но Жила опередил его:
— Нам нужно заглянуть к Йону. Пусть скажет, что с вами делать.
«Чего так рано?» — первое, что сказал Йон, когда открыл дверь. Заспанный и в одних трусах, он всё же не распахнул её сразу, а опасливо заглянул в щелку, при этом держа топорик в другой руке. Тром решил перенять эту привычку, ведь подлость низинников не знает границ и нужно быть готовым к любой из них.
— Дык эти уже проснулись, ну я и подумал, раз такое дело…
— Ладно, вот что, — перебил Йон, — Наведайтесь в наш притон возле дегтярни. Хозяин должен нам за неделю, нужно забрать плату. Не захочет отдавать, лупите его, но чтоб притон остался цел.
И вот они уже обходят дегтярню. Тром морщится от резкого запаха, пока в его нос не забивается запах ещё более неприятный — запах курильни. Жжёная дурь, перемешанная с запахом грязных тел и нечистот за углом. Внутри полутёмное затхлое помещение, насквозь продымлённое. Тела валяются тут и там. Марк рядом гулко закашлял — кажется, что эта лачуга сейчас развалится от его баса. Они проходят вглубь, перешагивая через людей. Один преграждает им путь, и Олаф толкает его прочь с дороги. Наконец, все четверо останавливаются около двери, и Жила стучится. Тишина. Жила стучится снова, потом ещё раз. Ответа нет.
Парень глянул на Марка:
— Придётся открывать силой.
— Обожди, молодой, — Олаф подходит к двери и щупает замок, — Йон сказал не портить тут ничего. Малой, надыбаешь мне штырёк, спицу, или гвоздь какой?
Жила набычился и гневно посмотрел на Олафа.
— Пожалуйста, — выдавил из себя моряк.
Жила всё-таки ушёл и через минуту вернулся с шилом в руке.
— Отлично, — Олаф забрал шило себе и стал ковыряться им в замке, одновременно помогая ножом. Замок щёлкнул, и моряк открыл дверь.
Внутри почти не было дыма, а окно напротив двери хорошо освещало комнату. Тром прикрыл дверь, чтобы не задымить опять. Но кровати справа от окна валялась парочка. Жила пытался растормошить их, но ничего не выходило. Тогда Олаф схватил кувшин с подоконника и одним махом вылил на спящих. Внутри оказалась какая-то брага. Хозяин лавки, трясясь, сел на кровати, а женщина прижалась к стене, натянув на себя одеяло. Хозяин силился что-то сказать, но дрожь во всём теле заставляла его зубы стучать.