Страница 49 из 95
— Сударь, вы проиграли.
Но дуэлянт и не подумал сдаваться, и, как ни в чём не бывало продолжил поединок сбивом вверх и уколом в бедро.
Граф парировал, и клинок соперника прошёл левее:
— Был уговор до первой крови.
— Плевать на твои уговоры, — лейтенант хлестнул дважды по его клинку, пытаясь расшатать позицию. Глаза его пылали яростью.
Тогда Жерар сделал пару финтов и намеренно поскользнулся, отведя клинок в сторону. Последовал укол, но лучший фехтовальщик Бирюзовой долины был начеку и уклонился вбок, пропуская остриё мимо и одновременно рубя сверху вниз и справа налево. Попал по голове сбоку, тут же отскочил на шаг и сгруппировал позицию. И вовремя, чтобы отбить укол и оттянуться от горизонтального росчерка на уровне груди. Только после своей этой атаки дуэлянт потянулся к уху, которое Жерар срезал почти подчистую и из которого обильно лилась кровь. Зажимая рану, лейтенант шагнул было навстречу, но, чувствуя слабость, сделал шаг назад и, побелевший, опустился на землю.
— Пеняйте на себя! — крикнул де Сарвуазье, — Помогите ему, господа, чего же вы стоите? Или это не дело секундантов? Надеюсь, слово дворянина для вас — не пустой звук, и мне не придётся больше видеть вас в схожих обстоятельствах.
Секундант склонился над раненым.
— Как вас звать? — злобно вопросил побеждённый.
— Граф де Сарвуазье, к вашим услугам.
— Теперь я хотя бы знаю, кого искать.
— Вижу, вы собрались мстить? Скажите спасибо, что не заколол вас, как праздничного бычка. Трое свидетели, мне это по силам.
Не до конца перевязанный дуэлянт дёрнулся было в его сторону, но друзья усадили его на место:
— Фабиан, он прав. Он честно победил, успокойся, пока снова не натворил глупостей.
Затрубили подъём. Жерар выбрался на холм и увидел, как, словно потревоженный муравейник, оживает военный лагерь. Он оседлал лошадь и поскакал на место сбора роты, думая при этом, что искоренить дуэли среди этих задир поможет только близкое присутствие врага. И, пока они не дойдут до восточной окраины страны, Жерару придётся стать таким врагом для всех молодых офицеров, у кого слишком сильно бурлит кровь. Он по прежнему считал дуэль неотъемлемой и священной традицией, но видел, что на войне всё же нужно от неё отказаться. Да вот беда: вместо того, чтобы отказаться, он сам только что участвовал, да ещё и вывел из строя офицера. Хотя, что он ещё мог сделать в одиночку? Интересно, сдержат ли они слово…
Войско выглядело жалко. Совсем не то, что он представлял себе когда-то. И особенно плачевно выглядела его рота — они держались, но без нормального сна три дня кряду были вялыми и невнимательными. Вдобавок они не снимали доспехов и некоторым натёрло так, что они еле шли. Двое жаловались на зуд в ботинках, четверо сильно стоптали ноги и хромали. Нужен был отдых. Де Куберте хмуро взирал на свою роту, одну из лучших в полку, постепенно превращающуюся в развалину. «Даже самые лучшие солдаты начнут выбывать из строя, если не давать им время привести себя в порядок», — часто бормотал он себе под нос. Командир полка тоже видел ситуацию, но в штабной палатке неизменно молчал.
Тогда Жерар решил, что сам скажет обо всём маршалу, ведь всё указывало на то, что командиры полка боятся высказываться. Он недоумевал — неужели целый полковник может быть трусом? Похоже было, что может. Не вояки, а какие-то покорные овечки, исполняющие только то, что скажут. В военном трактате, что читал Жерар, говорилось: командиры должны предоставлять вышестоящему офицеру как можно больше сведений, чтобы он мог принять верное решение. Но, похоже, в этой армии подобных принципов не придерживались. Или маршал и так прекрасно знал о состоянии всех полков? Как ни неприятен ему был маршал, но молчать больше не представлялось возможным.
Каким образом рота доковыляла до вечера, граф не понимал, но они выдержали и готовились снова заступить в дозор.
В штабе царило возбуждение. Ближние разъезды засекли разведчиков врага, и теперь все активно обсуждали, где и как можно перехватить их. Впрочем, обсуждали генералы с маршалом. Остальные внимательно слушали и старались уловить, куда ветер дует. В этот раз маршал обошёл пристальным вниманием молодого графа. Но графу пришлось всё же перевести это внимание на себя, когда совещание завершилось:
— Господин маршал, у меня к вам обращение.
По толпе полковников пошло шевеление, Жерар взял на себя смелость и протолкнулся вперёд.
— Говорите, не тяните время, — раздражённо ответил маршал.
— Восьмая рота третьего полка Лемэса нуждается в отдыхе. Они не спали уже три дня.
— Сколько дезертиров они поймали в последнюю ночь?
— Двенадцать.
— Хотите сказать, они не спят ночами? Куда, в таком случае, делись ещё два человека?
Жерар не ожидал такого поворота беседы. Де Ветт сразу же заставил его опрадываться, графу нечего было ответить на это.
— Чего молчите, Сарвуазье? Сами вызвались говорить, так отвечайте, чёрт вас дери!
Молодой граф кипел внутри, ведь он хотел, как лучше, а сейчас его выставляли посмешищем перед всем штабом.
— Не знаю. Вероятно, ушли через болота и там погибли.
— Как они ушли через болота, если рота охранения не спит всю ночь?
«Сам посиди ночь на болотах, поймёшь, что там дежурить нельзя, старый ты хрен», — Жерар опять смолчал, сдерживая эмоции.
— Лучше нужно выполнять свою работу, вам не кажется? Что же касается еженощного дежурства, благодарите министра де Крюа, это ведь он назначил роту на такую работу.
Тут де Сарвуазье не выдержал:
— Они ловили дуэлянтов в городе, и не вся рота, а только часть. Здесь же мы ищем и дезертиров, и дуэли, причём всей ротой, каждую ночь, без продыху!
Весь шатёр замолчал.
— Если вы не знали, молодой человек, в мирное время дезертиров не бывает, — проскрипел маршал.
Жерар решил не ослаблять натиск:
— Как бы там ни было, прошу дать роте отдых, и прошу сделать это незамедлительно.
— Приказ самого министра вы предлагаете проигнорировать?
«Какой приказ? Сдохнуть ещё на марше от бесконечных дежурств? Опять ты пытаешься сбить меня с толку? Ну нет уж».
— Я нахожусь здесь, как куратор министерства и приказ де Крюа помню. Он не таков. Но все в этом шатре знают, кто командует восьмой ротой, и все знают, как вы относитесь к этому человеку! Или вы даёте отдых, или министру станет известно, что здесь происходит.
Офицеры в шатре оторопели. Лицо маршала скривилось, он желчно выдавил из себя:
— Станет известно, да? Уверен, что до конца войны доживёшь, щенок?
— Доживу, или нет — не важно. Он узнает всё, так или иначе, и узнает уже завтра, если сегодня роте не дадут отдых. Говорю вам, как служащий министерства.
Граф развернулся, протолкался сквозь толпу и покинул штаб. От нахлынувшей ярости руки его подрагивали. Жерар не понимал, откуда взялись все эти слова, но его преподаватель риторики явно удивился бы.
Маршал постоянно поддевал де Сарвуазье, проклятая погода, доспех, дежурства, дуэль, на которую он пошёл исключительно из-за приказа чёртова первого министра — всё это смешалось в кучу и привело к такому вот бесконтрольному словоблудию.
Проклиная всех и вся, граф вернулся к роте и приказал слуге:
— Разложи палатку как следует, сегодня спим тут. Да разведи костёр, мне надоело мёрзнуть каждую ночь.
Сержанты и офицеры смотрели на него с завистью и толикой пренебрежения, мол, нам опять мёрзнуть в ночь, а ты тут будешь нежиться в палатке. Но слуга не ослушался, а, наоборот, волком глядя в ответ на окружающих, начал споро возводить палатку.
Ещё несколько минут это немое противостояние продолжалось, затем пришёл капитан и громогласно объявил:
— Рота, разложить палатки, приготовиться на ночлег, ужин после седьмой роты!
Удивление и облегчение отразилось на лицах солдат, а де Куберте подошёл к Жерару и прошептал:
— Ты чего в штабе устроил? Думаешь, де Ветт оставит это так? Теперь жди от него подлянки…