Правила бунта (ЛП)

Она отшатывается от моей руки, широко раскрыв глаза.

— Ты… ты знаешь о…

Боже, где, черт возьми, Олдермен? Почему, черт возьми, он не здесь? Все было бы намного проще, если бы тот присутствовал, чтобы отчитаться за свои грехи.

Я делаю глубокий вдох и срываю пластырь.

— Я знаю о Кевине. Уже давно. Олдермен приходил ко мне несколько месяцев назад. Он мне все рассказал…

Карина икает. Ошеломленная. Испуганная. Не могу точно сказать. На ее лице проносится тысяча эмоций одновременно. Кэрри закрывает глаза, и слезы бегут по ее вискам, стекая в волосы.

— Ты не должен был узнать, — шепчет она.

— И как это должно было сработать, Кэрри? — В моем голосе слышится резкость, но я ничего не могу с собой поделать. Я расстроен, не говоря уже о том, что зол. — В будущем, о котором мы говорили. Колледж. Переезд в Англию. Как мы должны были строить совместную жизнь, если ты даже не дала мне шанса встретиться с настоящей тобой? Как мы должны были создавать или строить что-то вместе, когда между нами было так много гребаных секретов? Неужели ты думала, что я буду винить тебя? Думаешь, я бы посчитал тебя каким-то монстром, хотя ты лишь защищалась? — Просто нелепо, что она могла в это поверить.

Ее выражение лица подтверждает, что именно в это она и верила.

— Ты не понимаешь. Мне было страшно. Каждый день моей жизни в течение последних десяти лет. Я жила в постоянном страхе с того дня, как моя мать привела Джейсона домой. Я смотрела, как он избивает ее. Видела, как он насилует ее. Потом тот начал избивать меня, и я знала, что это только вопрос времени, когда Джейсон начнет насиловать меня. Потом случился Кевин и шприц. А затем я убежала. И с тех пор я бегу. Все это время в академии, с моими друзьями, с тобой… Я все еще бежала. Бежала на месте. Пряталась от прошлого... парализовав будущее. Это как… понятия не имею, на что... это было похоже. — Она борется, втягивая достаточно воздуха, чтобы произнести каждое слово, прежде чем закашливается.

Господи, я никогда раньше не испытывал такой боли. Никогда не хотел исцелить кого-то другого так сильно, чтобы это причиняло мне физическую боль

— Ты должна была доверять мне. Я бы сжег весь чертов мир, чтобы защитить тебя, Стелла.

— Но ты этого не сделал! — кричит она. — Ты изменил мне!

От боли в ее голосе замирает сердце. Мне нужно раскрыть свою ложь. И это... уф, это будет нелегко.

— Я не изменял. Я заплатил Амалии, чтобы она притворялась. — Так много объяснений мелькает у меня в голове. Тщательно продуманные, подробные версии того, что произошло, которые выставляют меня в лучшем свете или преуменьшают участие Олдермена. Однако эти объяснения ничего не стоят. Все, что имеет значение, — это факты. Я вытаскиваю их так быстро, как только могу, в нескольких словах, насколько это возможно. — Олдермен подумал, что ты не в безопасности, когда копы пристально следили за Бунт-Хаусом. Он хотел защитить тебя, поэтому попросил меня разорвать с тобой отношения и предложил этот метод. Я согласился, потому что... потому что был глупцом и хотел обезопасить тебя. Амалия никогда не прикасалась ко мне. Я сделал так, чтобы это выглядело…

— Прекрати. — Нижняя губа Карины опасно подрагивает. — Ты лжешь.

Хотел бы я. Все было бы намного проще, если бы это было так. Проблема с тем, чтобы говорить правду, заключается в том, что чаще всего это усложняет жизнь, а не наоборот. Правда открывает старые раны и заставляет их кровоточить в два раза сильнее. Но с меня хватит секретов. Мне надоело жить в тени компромиссов, на которые я пошел, чтобы защитить людей, которых люблю.

— Нет, — тихо говорю я.

Кэрри прикрывает рот руками. В больничном халате, с пятнами засохшей крови на коже, и катетером, воткнутым в тыльную сторону ладони, она выглядит такой хрупкой и сломанной. Я хочу заключить ее в свои объятия. Хочу закрыть ее своим телом и защитить от всех слов и людей, которые могут причинить ей боль, но для этого уже слишком поздно. Все это время я с ужасом ждал момента, когда признаюсь, ожидая, что она мне не поверит. Я имею в виду, зачем ей это? В конце концов, было бы очень удобно, если бы я не предал ее доверие. Но по тому, как девушка смотрит на меня сейчас, могу сказать, что она мне не верит.

— Убирайся, — шепчет она.

— Кэрри…

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! — Ее сердцебиение вспыхивает на мониторе, пульс учащается. Отчаянный писк монитора может вызвать врача или медсестру в любую секунду.

Я бросаю на нее последний взгляд, ненавидя беспорядок, который мы создали вместе.

— Хорошо. Не волнуйся. Я ухожу, — шепчу я. — Но просто, чтобы ты знала… Я действительно любил тебя тогда. Сильно. Почти так же сильно, как люблю сейчас. Прощай, Стелла.

ГЛАВА 55

КЭРРИ

ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

Некоторые истории не получают счастливого конца.

Это трудно принять, но так случается чаще, чем вы думаете. Некоторые проблемы непреодолимы, пропасть слишком широка, разрез слишком глубок.

В конце концов, Олдермен появляется в больнице, и я противостою ему за то, что он сделал. Так уж вышло, что, похоже, мы с ним действительно одна семья. Настоящая семья, связанная кровью через Джейми. Его тетя была матерью Джейми. Все это время он знал, но не сказал ни слова. Одетый, как всегда, в свежий, красивый, сшитый на заказ костюм, Олдермен стоит у окна спиной ко мне, его плечи напряжены, выдерживая мою словесную атаку в абсолютном молчании. Я в ярости и использую все мерзкие и жестокие слова, какие только могу придумать, и этого все равно недостаточно. Говорю ему, что ненавижу его всеми фибрами души за то, что он разрушил то, что у меня было с Дэшем, и он не издает ни звука. Я даже больше не знаю, был ли только он ответственен за это. Я не знаю, кого винить. Себя? Дэша? Олдермена? Рэна? Фитца? Кевина? Джейсона? Свою мать? Я могла бы закрыть глаза, бросить камень, и было бы трудно не попасть в кого-то, кто не виновен.

Но игра в вину? Все это так... бессмысленно.

Моему новому брату, к которому я все еще отношусь со здоровой долей подозрений, есть что сказать по этому поводу.

Джейми, который живет в Нью-Мексико в каком-то комплексе, жует зубочистку, говоря мне:

— Любовь делает нас всех глупыми, детка. Мы делаем самое тупое дерьмо людям, о которых заботимся. Мы лжем, жульничаем, воруем, — он смотрит в потолок, словно перебирая воспоминания, — похищаем, убиваем, проворачиваем аферы, сжигаем федеральные здания…

— Думаю, тебе лучше остановиться на этом, прежде чем еще больше себя изобличишь. — Я хватаю свою дерьмовую, ультра-комковатую больничную подушку, закрываю ею лицо, и Джейми смеется.

Он дергает подушку, конфискует ее и жестом предлагает мне сесть вперед, чтобы он смог засунуть ее мне за спину.

— Все, что я хочу сказать, это то, что Ма... — Он смеется себе под нос. — Олдермен сделал то, что считал лучшим для тебя. Как и твой маленький британский парень. — Он поднимает брови, заставляя меня замолчать взглядом, прежде чем я успеваю прервать его. — Ты сделала то, что считала лучшим. Никто из вас не хотел никому навредить. Все пошло наперекосяк, но ваши намерения были хорошими. Теперь возникает вопрос: как пройти мимо этого? Ты этого хочешь? Ты простишь или будешь держаться за обиду до конца вечности, страдая и чувствуя себя дерьмово, потому что…

— Хорошо, хорошо. Ты высказал свою точку зрения, — стону я.

Его глаза совсем не похожи на мои. Они поразительные, очень синие, как кусочки льда. Хотя форма его лица немного похожа на мою. И это странно, но мы одинаково морщим носы, когда думаем. Также обнаружила, что, как и я, Джейми действительно хорош в математике. Очень хорош. Лучше, чем я когда-либо буду. Его мозг — молниеносный компьютер, обрабатывающий самые сложные проблемы и решающий их без остановки. По его словам, проблема, с которой я столкнулась, не требует аналитического ума.