Клеймо Солнца

Если верить этой книге и тому, что рассказал Коди, то горели мужчины, женщины и дети — толстые и худые, больные и здоровые. Пламя могло начать пожирать свою жертву и в закрытом доме, и на свежем воздухе, и за рулём автомобиля, а на Земле даже за штурвалом корабля. И, как правило, если горело тело, то одежда оставалась нетронутой. Мистика? Наваждение? Или что-то другое? Во всяком случае учёный мир не сумел разгадать одну из самых таинственных загадок и предпочёл сделать вид, что это лишь псевдонаучные факты, не заслуживающие внимания. Сделали вид, или пирокинез действительно только дешёвый фокус, не достойный научных дискуссий…

Однако если Коди прав, и пиротоны имеют отношение к способностям девушки, то после регулярных молитв Габриэлла не сдастся людям Бронсона просто так. Её тело взорвётся искрами огня, и я эффектно провалю особое задание от генерала…

Я должен встать на ноги.

Мои мысли утекают в опасное русло, и я начинаю думать о том, о чём не-герою размышлять совсем не следует, но датчик в груди, похоже, плохо на меня действует, затрагивая что-то в струнах чёрной души и заставляя её откликаться на мир так, словно она не умерла много лет назад…

Вдруг вибрирует и пищит лента, и я вздрагиваю, отвыкнув от звонков за последние несколько дней. «Коди», — высвечивается на экране, и я отвечаю, но даже не сразу узнаю голос друга: он кажется незнакомым из-за напряжения, то которого звенит:

— Дэн, здесь солдаты, шприц, вколют ей…

Если до этого моё сердце измучено билось, то замедляя, то увеличивая темп, то сейчас просто останавливается на несколько секунд.

Я вскакиваю с кровати и приходится опереться о стену, чтобы не упасть, когда моё тело беспомощно шатается.

Знал, что Бронсон проверит Габриэллу, и она выдержит испытание, поэтому он решит всё-таки выпустить её в город. Знал. Однако не догадался, что мне он назовёт другую дату.

— Дай Габи наушник, — прошу я незнакомым мне самому голосом.

Несколько долгих секунд до меня доносится, как Коди расталкивает солдат, чтобы пробраться к землянке. А потом я слышу сбившееся дыхание до смерти напуганного человека.

— Сделай то, что обещала, — тихо прошу я, вкладывая в эти слова то многое, что хотел бы сказать на самом деле.

Она молчит, и я закрываю глаза, до боли сжимая кулаки.

— Встречу тебя в городе, — обещаю я, и мой голос становится совсем тихим: — И уже никому не дам тебя напугать. Закрывай глаза и делай вид, что засыпаешь. Коди наденет тебе очки или повязку, и всё будет хорошо.

Догадываюсь, что она думает: ничто не заставит её поступить так, как я говорю. Тогда я делаю глубокий вдох и произношу настолько убедительно, насколько вообще могу:

— Прошу тебя, сделай то, что обещала.

Слышу, как дыхание девушки выравнивается, словно она действительно успокаивается. Но в этот момент раздаётся голос Бронсона:

— Это не работает!

Наушник падает, оглушая меня треском. Конец связи.

У меня есть меньше двух минут.

Я выскакиваю, чувствуя, как грудь сдавливает, и становится нечем дышать. Трясущимися руками хватаю стеклянный ящик, который оставил Коди, вытаскиваю шприц, разрываю пакет и прикрепляю иголку, а потом шарю ладонями в поисках нужной пробирки, и несколько падают на пол, развиваясь вдребезги. Ну их к чёрту!

«С вероятностью 70 %». Почерк Коди, крупный и правильный. Лишь пару мгновений я смотрю на пробирку.

Если Коди хоть в чём-то ошибся, то и от вещества с «вероятностью 70 %» Габриэлла может пострадать.

«Не больше, чем от внутривенного укола и транквилизаторов, — подсказывает внутренний голос. — Ей может быть плохо. Но она будет жить».

Набираю вещество в шприц.

С трудом натягиваю на майку рубашку и даже не поправляю рукава так, чтобы они полностью закрывали запястья. Распахиваю дверь, замираю, пытаясь подавить рвотный позыв.

«Третий день после операции, не считая суток без сознания. Справишься: бывало и хуже».

Я ковыляю по коридору, как старый дед, через каждый десяток шагов упираясь рукой в стену и давая себе пару секунд, чтобы отдышаться. Знал бы я ещё, куда идти. Моё зрение выхватывает опознавательные знаки, я даже не успеваю их обдумать, но стрелки, указывающие наверх, словно горят для меня невидимым светом, и внутреннее чутьё подсказывает, куда нужно идти. Я вижу, как вдалеке открываются двери лифта, и в него входит человек. Я перехожу на бег, если так вообще можно назвать моё хаотичное движение зигзагами, однако приближаюсь лишь немного.

Сьерра входит в лифт, замечает меня, замирает на несколько секунд, а потом её взгляд стекленеет, и не сводя отводя его с моего лица, она нажимает на кнопку. Двери закрываются, лифт начинает двигаться. Ни ехидной улыбки, ни сияющего взгляда — лишь непроницаемое выражение и тоска в глазах. Конечно, она поняла, куда я спешу.

Столько лет я включал самый долгий режим высокоскоростных лифтов, а теперь мне не хватает времени. Теперь, когда есть куда спешить.

Я с трудом дышу. Однако, если ничего не сделаю, то в любой момент Габриэлла может перестать дышать вообще.

Дыхание.

Я делаю глубокий вдох, а затем выдох. Глубокий вдох и долгий выдох.

Таблетки.

Выхватываю из кармана штанов стеклянную коробочку, а в голове звучит голос Ньюта: «Это не игрушки, Дэннис. Будь осторожен. Не больше одной в четыре часа». Я отправляю в рот сразу две.

Вдох, выдох. Вдох, задерживаю дыхание на пару секунд, выдох.

Боль не исчезает, но притупляется, словно датчик излучает волны через какую-то преграду, защищающую моё сердце.

Я слежу за дыханием и начинаю двигаться. Поднимаюсь по лестнице, ускоряю шаг, перескакиваю через ступеньки.

«Я обещаю, что буду рядом».

Наконец оказываюсь на лестничной площадке и останавливаюсь. Дорога кажется мне знакомой, и я продолжаю путь, перехожу почти на бег и устремляюсь в главный зал на третьем этаже Сферы. Больше не останавливаясь и не переводя дыхания, направляюсь прямо к двери лаборатории, рывком её открываю и только тогда застываю, чтобы передохнуть.

— Дэн? — голос Коди.

— Где тебя носит? — голос Алана.

Я поднимаю взгляд. Но смотрю не на парней. Сквозь стеклянную дверь я вижу генерала Бронсона, за ним — солдат, а перед ним… Харви Харриса. Он шипит и роняет шприц, когда искры, отскакивающие как будто от кожи Габриэллы, задевают его руки, и он отступает, а уже в следующую секунду хватает шприц с пола и оборачивается к девушке, напрягаясь всем телом. Он порывисто наклоняется к ней и вновь тянет руки. Искр становится во много раз больше, и он шипит, когда они снова и снова задевают его кожу.

— Быстрее! — громыхает Бронсон, и краем глаза замечаю, как солдаты наклоняют в сторону Габриэллы огнетушители.

Из-под одежды землянки пробивается мерцающий свет. Её лицо перекошено от ужаса, но вдруг оно преобразуется прямо на глазах, и на нём отражается отрешённость, а потом — и вовсе умиротворение… Габриэлла закрывает глаза. Против собственной воли я вспоминаю слова Коди: «Люди впадают в прострацию прямо перед тем, как загореться».

Грудь пронзает боль.

— Если ты не поторопишься…

Дальше не слушаю Алана — бросаюсь к двери, рывком открываю её и забегаю в комнату. Лишь краем сознания я улавливаю, что воцаряется тишина и, как по команде, солдаты оборачиваются ко мне. Взгляд Бронсона полон возмущения, изумления и досады.

— Стойте! — приказывает он.

Но я смотрю только на девушку, как она открывает глаза и останавливает на мне взгляд.

— Ты всё-таки явился, — разочарованно произносит генерал.

Я обещал, и я здесь. Но я молчу. Даже если бы хотел что-то ответить, не смог бы: как будто нечем дышать.

Я направляюсь к Габриэлле и, оттолкнув Харви Харриса, опускаюсь перед девушкой на колени.

Какая же она беззащитная…

Узоры на её теле судорожно мерцают, пробиваясь сквозь ткань одежды. Глаза становятся огромными, полными стольких чувств, что я даже не смог бы все их перечислить.

— Так понимаю, ты нашёл подходящее лекарство, — всё так же хмуро, почти грубовато предполагает Бронсон, а я продолжаю смотреть только на Габриэллу.