Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 146

Я не знаю, что происходит. Мы стоим близко, я всё ещё держу куарщик в ладони, а пальцы Габриэллы продолжают сжимает моё запястье, а я всё ещё касаюсь её щеки, наслаждаясь приятным теплом. Страшно представить, если эту картину застанет кто-то по ту сторону стекла. Мне остаётся только надеяться, что Габи заметила бы чьё-то присутствие. Как мы вообще пришли к этому моменту?..

— Почему у тебя слёзы бывают чёрные? — севшим голосом спрашиваю я, ещё раз проводя по нежной коже, а, когда на ней не остаётся даже развода и больше нет ни единой причины продолжать это безумие, я медленно опускаю руку. — Почему во время молитвы вокруг тебя прямо в воздухе возникали чёрные капли? — говорю я как можно более твёрдым голосом, но в нём всё равно звучит прежняя растерянность.

— Слишком много боли.

— Сейчас?

Это единственное слово, которое я произношу, ведь просто не нахожу других, но Габи понимает, о чём я её спрашиваю.

— Не рука. Душа болит.

Глаза девушки переливаются всеми мыслимыми оттенками зелёного, заставляя меня жадно всматриваться в этот невероятный калейдоскоп. Кажется, боль, о которой говорит Габриэлла, переплетается с нитями радужки, слово её волокна соединены прямо с сердцем, и любое чувство, зарождающееся в груди девушки, сразу же отражается в её неземных глазах…

— Душа болит из-за того, что ты оказалась здесь?

Очевидный и, возможно, даже глупый вопрос, но и другие мои слова и действия не назовёшь умными, так что уже всё равно.

Габи лишь кивает, но и этого ответа мне достаточно.

— Ты создавала пожары? — вдруг произношу я, наблюдая, как глаза девушки округляются.

— Что?

— Прежде к тебе даже подойти не могли, — объясняю я, — возникали искры и разгорался огонь. Из-за него ожоги получили и солдаты, и ты сама. Ты это делала?

Как только я повторяю вопрос, девушка взмахивает ресницами, опуская взгляд.

— Я не знаю, что это было, — тихо признаётся она.

Кончики пальцев покалывает от желания коснуться её подбородка в надежде убедить поднять голову, и я сжимаю в руках куарщик, чтобы не совершить очередную глупость. Однако спустя несколько секунд девушка сама поднимает на меня взгляд.

— Я правда не знаю, — говорит она, глядя мне прямо в глаза своими большими, напуганными и растерянными, но такими открытыми, что у меня не остаётся сомнений в искренности девушки.

Она вдруг переводит взгляд куда-то мне за спину, и я беспокойно спрашиваю:

— Там кто-то есть?

— Нет.

Пытаясь прогнать остатки наваждения, я отступаю, но Габриэлла сжимает моё запястье чуть сильнее, нежно, но с неожиданной решительностью.

— Это всё, что ты хотел узнать?

Она ждёт, пока я кивну, а потом шепчет:

— Я должна исцелить твои раны. Они так и не затянулись, а я обещала.

Как и в первую встречу, меня словно обнимает невидимое создание, намного большее и намного более мягкое, чем я. Но сильнее всего пугает то, что я едва ни физически ощущаю объятие, хотя до этой минуты даже не помнил, какого это, когда кто-то прижимает тебя к себе…

Габриэлла не сдвинулась с места, но я ведь не сошёл с ума. Или же?

— Что это? — спрашиваю шёпотом, боясь, что возникшее волшебство рассеется. — Как ты это делаешь?





— А ты не можешь уследить за моими мыслями? — удивлённо и растерянно спрашивает девушка, и мне страшно не оправдать её надежд, но я признаюсь:

— Никто из нас не умеет читать мысли.

— Я тоже не умею, — с готовностью отвечает она, и приходит моё время удивляться:

— Нет? Но ты словно читаешь… меня.

— Лишь чувствую эмоции и вижу клетки.

Я молчу, однако мои ползущие на лоб брови говорят сами за себя.

— Об этом вы ничего не знаете, — догадывается Габриэлла, и я киваю. — Всё так же, как с восстановлением кожи, там я мысленно приглядываю за клетками и слежу, как идёт процесс исцеления, а здесь… здесь чувствую, что происходит в биополе.

Как жаль, что её никто не слышит. Это бы перечеркнуло человеческие представления о мире… Хотя нет, если бы её услышали, то в тот же день разорвали на кусочки и отправили на изучение под самые мощные микроскопы.

Именно так с ней и поступят. В любом случае.

Я напоминаю себе это вновь и вновь, но не нахожу сил прекратить, наверное, первый действительно волнующий меня разговор за долгое время.

— И что ты чувствуешь? — спрашиваю я и различаю в собственном голосе благоговение.

Некоторое время она размышляет, а потом медленно протягивает ладонь к моему предплечью. Она меня не касается, но даже сквозь слои одежды я чувствую исходящий от её руки жар. Он пронизывает не только ткань, но и мою кожу, а затем словно проникает под неё, когда девушка проводит вдоль ключиц.

— Холодный металлический блеск, — Габи смотрит на меня большими любопытными глазами. — Раны не болят, но будто никак не заживают. Однако, — она молчит, подбирая слова, — ты словно сам не хочешь исцеления.

Она обходит меня и становится за спиной. Я слегка поворачиваю голову, наблюдая за ней, чувствуя, как моё тело сковывает напряжение, а потом оно начинает расслабляться, как только Габриэлла приближает ладонь к спине между лопатками. Она, как и прежде, даже не прикасается, но я ощущаю всё тот же жар от её рук.

— Здесь словно какой-то небольшой круг, а из-за него выглядывает насекомое… паук с длинными тонкими лапками… Хотя нет, больше похоже на крылья. Только не такие, как у птиц, а с перепонками, как у летучих мышей.

Девушка продолжает двигаться, обходя меня по кругу, и потом вновь останавливается передо мной. Она приближает свою руку к моей, и я вижу, как девушка хмурится.

— В ладони что-то сверкает и привлекает внимание. Что-то блестящее, но не естественное, — мои глаза округляются, когда я замечаю, как девушка задумчиво растирает одной рукой кожу другой ладони, между большим и указательным пальцами.

— Так много ран. И даже будто совсем свежие. Но даже они совсем не такие глубокие, как старые.

Вдруг девушка проводит ладонью вдоль рёбер, там, где мои дикие друзья совсем недавно оставили сувенир на память. Жар, исходящий от её ладоней, становится яростнее и совсем нестерпимым, когда она легонько касается меня ладонью. Я с шумом выдыхаю, а Габи напряжённо и даже испуганно посматривает на меня, хмурится, как будто ей приходится преодолевать какое-то препятствие, но, когда убирает руку, я чувствую, что боль, вызванная её прикосновением, постепенно начинает отступать.

Не успеваю спросить, откуда девушка могла узнать об ожоге под рёбрами, как она склоняется ко мне, будто прислушиваясь к груди, кладёт руку на шею и при этом старательно смотрит куда-то в сторону. Зато у меня появляется возможность как следует изучить веснушки на её лице. Однако слова Габи заставляют забыть обо всём:

— В тебе есть свет. Но он совершенно неотделим от мрака. Трепетные чувства переплетаются с невыносимой тоской и глубоким чувством вины. Я вижу, как пульсируют разноцветные пятна — от светлых и нежных оттенков до тёмных и грязных, — продолжает девушка таким тоном, будто сама не верит собственным словам, даже не успевает задуматься, просто озвучивает откуда-то полученные знания. — Чувства всё ещё сильны, — тихо добавляет девушка, — но человека давно здесь нет.

Я смотрю на неё широко распахнутыми глазами, чувствуя себя так, будто получил удар дубинкой по голове.

— Этого человека нет в живых, — едва слышно шепчет Габи под моим пристальным взглядом.

Понятия не имею, что отражается на моём лице, но вижу, как в глазах девушки беспокойство превращается в сочувствие, а затем в страх. Нужно прекратить всё это. Но я не могу найти в себе сил даже отступить.

— Что ещё ты чувствуешь? — говорю я, и собственный голос кажется мне совершенно чужим.

— Есть и другой образ, — продолжает Габи всё ещё шёпотом. — Но его труднее уловить, он глубже, словно ты его прячешь, — Габриэлла хмурится, а в глазах мелькает замешательство. — Это девушка, — она вдруг немного отступает и смотрит настороженно. — Ты — защитник? — внезапно спрашивает она, чем застаёт меня врасплох.