Клеймо Солнца

Что означало это видение?.. Насколько мучительную смерть придумает для меня Мучитель?..

Я вздрагиваю, а моё измученное сознание задаётся уже следующим вопросом, лишь бы не думать об ужасах.

Почему за день до того, как меня схватили тальпы, мои руки потемнели?.. Я думала, что это из-за носорога, чью серьёзную рану мне пришлось исцелять несколько дней. Я думала это из-за того, что нечаянно прикоснулась к тальповским вещам, что прятала от ближних Нона…

Нона. Как она могла так со мной поступить? Как посмела раскопать могилу моих родителей?.. Узнают ли ближние о её чудовищном поступке? Устроят ли Народный суд? Увижу ли это я? Вернусь ли когда-нибудь домой?..

Что за существо я видела в том озере? Это был корриган?.. «Какая разница, — спрашивает внутренний голос. — Какая, если ты, скорее всего, больше никогда не окажешь в тех лесах, никогда не вернёшься домой?..» «Я должна вернуться!» — хочется мне закричать в ответ. Я должна рассказать ближним правду — всю правду! О Ноне, о наших предках, о корриганах… Всю жизнь мы боялись их. Но опасность — настоящая — пришла совсем с другой стороны и оказалась несравнимо более серьёзной…

В какой-то момент я, наверное, начинаю дремать, потому что вновь слышу голос женщины с голубыми глазами: «Я всегда буду с тобой», — а потом остаюсь в беспросветном мраке совсем одна, и одиночество сгущается, пока я не начинаю ощущать его почти осязаемо.

Оно тянет ко мне свои длинные лоснящиеся ладони, лишённые пальцев, напоминающие порванную ткань. Я ощущаю, как налитые кровью глаза пристально наблюдают за мной из темноты, и холодок проходит по коже. На мгновение кажется, что даже Сьерра испугалась бы такого взгляда.

Отчаянно хочется вскочить и бежать отсюда прочь, но вдруг, стоит мне хотя бы приподняться, как я запутаюсь в паутине? Я не раз видела, как ближние ткали из неё одежду, но эта паутина была бы совсем не такой. Она липкая, крепкая, будто созданная для того, чтобы ловить недалёких эдемок вроде меня. Не знаю, почему, но мне кажется, будто Ребекка Олфорд уже где-то там, во мраке, стянутая нитями.

Ощущаю, будто прямо надо мной на тонкой, но нервущейся пряже с потолка свисает огромная паучиха с сотней блестящих глаз. Каждый неотрывно следит за мной. Закричать бы истошно, позвать на помощь! Но я даже не чувствую собственного тела, только представляю, как в темноте жуткое создание исчезает, а на его месте, выбираясь прямо из мрака, появляется человек, который проводит по лицу рукой, будто снимая маску.

За одной — со спокойным выражением — показывается другая — плачущая. Человек срывает и её, открывая улыбающееся лицо, а под ним виднеется смиренная физиономия. Лицо красивое, юное, кажется мне знакомым… Напоминает Алана Джонса…

Он пытается снять собственное лицо, но это… тоже маска. Она намертво приклеилась к коже и не поддаётся. Мышцы шеи напрягаются и вдруг замирают — и вот наконец маска слетает с лица… но вместе с кожей, открывая голый череп…

Я безмолвно кричу и будто падаю с кресла, но зависаю в воздухе. Прямо подо мной — кто-то очень похожий на человека. Космонавт. Да, точно! Это слово выплывает из памяти, словно название забытой в детстве игры — страшной игры, в которой нужно выиграть любой ценой. Только вот, что считается победой, совсем не помню.

Вокруг человека в странном, будто надутом наряде шевелится темнота. Она сгущается, превращаясь в десятки и сотни скелетов, которые тянут к человеку свои руки, а космонавт тянет свои — ко мне. Глаза горят во мраке красным светом, челюсти стучат, кости ломаются, когда скелеты толкаются вперёд, пытаясь пробраться к человеку. Я вспоминаю испуганное лицо Коди, и мне кажется, именно так он смотрел бы на этих чудовищ…

Вдруг скелеты воспламеняются, пылает огонь, а в следующую секунду — всё исчезает.

Из плотного мрака ко мне выходит высокий мужчина в длинном чёрном платье со стоячим воротником и широкими рукавами.

Он сжимает в ладонях какой-то символ, но тот весь перепачкан алой жидкостью, при виде которой по моему телу идёт дрожь.

Капли падают прямо на пол, а ноги мужчины сходятся и превращаются в огромную чёрную кобру, которая шипит и бросается вперёд.

Из-за спины появляются ещё две руки, гораздо более длинные, чем человеческие. Они тянутся ко мне, а когда я сопротивляюсь и со всей силы ударяю по ним, руки обиженно поджимаются к телу и вдруг начинают крутиться вокруг мужчины с такой скоростью, что в какой-то момент уследить за ними становится невозможно. Они превращаются в одно сплошное кольцо, вращающееся вокруг человека.

Платье преображается из чёрного в белое, а когда руки останавливаются и кольцо замирает в воздухе вокруг высокой фигуры, на теле мужчины появляются огромные дыры, в которые видно ряды скамеек за его спиной.

Лишь краем сознания я понимаю, что всё это мне снится. Я не могу пошевелиться, закричать, вдохнуть. Я в состоянии лишь смотреть на мужчину и думать о том, что противостоять такому жуткому чудищу не смог бы даже Мучитель… По его коже текла бы алая жидкость, какую я видела на том символе в руках у мужчины.

При воспоминании о ней меня охватывает настоящий страх, но я не знаю, почему. Это ведь всего лишь красные капли, но что они значат?..

ГЛАВА 20 (ДЭННИС). ОРАНЖЕВЫЕ КРАПИНКИ

Как только я увидел, для кого именно генерал устроил целое совещание с долгими духоподъёмными речами, сразу стало ясно, о какой такой «команде» Бронсон говорил Ребекке, когда я подслушал их разговор. После мне пришлось спуститься в ненавистный Бункер и продолжить выслушивать грандиозные планы генерала, не лишённые здравого смысла, но в сложившихся обстоятельствах рискованные и порой граничащие с безумием. Пока он изливал мне свою гнилую душу, несколько раз звонил Коди, а потом — ещё лучше… на экране ленты высветилось имя: «Рэй Рилс»…

От шока, в который меня поверг этот звонок, я на несколько секунд потерял над собой всякий контроль и благополучно прослушал всё, что мне говорил Бронсон. Я мог думать только о том, что, когда Рэй Рилс, житель своего любимого Первого крыла, решает появиться в моей жизни, то никогда не даёт ответов — лишь предлагает всё новые и новые вопросы. А я терпеть не могу держать ответ. Тем более перед такими как он.

Когда вопрос генерала: «Тебе всё ясно?!», — вернул меня к реальности, я без угрызений совести сбросил очередные звонки: сначала Коди, а затем и Рэя. В конечном итоге за весь вечер я так и не ответил ни тому, ни другому, а, вырвавшись наконец из Бункера и пытаясь уложить в сознании всё, что Бронсон мне наговорил, отправился к старому другу и перевёл дыхание только когда оказался у него в кабинете.

Ни один из нас за все годы ни разу не произнёс слово «поминки», но я прекрасно помню, что в этот день 28 лет назад Ньют Оутинс узнал, что получит билет на станцию. Только он — не его родственники, не его друзья. Я никогда не знал, кто именно был ему дорог и насколько, однако спустя год после переселения на Тальпу Ньют попросил меня поужинать с ним в память о тех, кого он оставил на планете. Я не задавал вопросов, а он ничего не разъяснял, но в этот день всегда надевал чёрный костюм, как будто вновь носил по кому-то траур.

Вот и сейчас мы едим в тишине не меньше получаса. Я ощущаю на себе внимательный взгляд Ньюта, как будто он чего-то от меня ждёт, но, не зная, что он хочет услышать, решаю просто молчать, время от времени накладывая себе в тарелку еду.

Оутинс всегда щедро накрывал стол в этот день, и я каждый раз говорил ему, что это слишком много, тем более для двоих. Он лишь задумчиво мычал, и на следующий год всё повторялось. Его кабинет, обычно скромный и лаконичный, в этот день выглядел так, как будто здесь собралось не меньше двух десятков гостей, и стол ломился от блюд. Но сегодня он превзошёл самого себя.

Выбор просто огромный: от бургеров и сэндвичей, сочащихся соусами, до плато овощей, зелени и сыров, а также горячие блюда — курица, запечённая с картофелем, и рис со слабосолёным лососем. В качестве десерта на стол подали чизкейки с ягодами и фрукты — ароматные апельсины и клубнику, а главное — никаких гибридов.