Клеймо Солнца

Парень замирает, подняв на меня внимательный и удивлённый взгляд. Глупо, но на этот раз кажется, что, выныривая из мрака, мне подмигивают миллиарды звёзд. Я не вижу во взгляде осознанности. Значит, тальп чувствует вмешательство, но не управляет клетками. Так хотелось бы спросить, почувствовал ли он хоть что-нибудь, но я бы никогда не решилась на столь глупый поступок.

В сознании мелькают отдельные смутные образы: человек, очень близкий и важный его сердцу; какой-то жуткий зверь, стоящий за спиной и угнетающий жизнь парня; некая бесформенная сила, словно приклеенная к груди, сдавливающая её, не позволяющая нормально дышать.

Я чувствую, что в теле незнакомца поселился какой-то недуг, но не могла бы даже предположить, в чём его сущность. «Тьма», — только такой ответ рождается в сознании, но он лишён здравого смысла. «А против воды и тьмы нет другого оружия. Обожги!» — вдруг требует чья-то чужая воля во мне, однако на этот раз я не поддаюсь.

И тогда начинаю смутно ощущать раны на теле парня — несколько из них где-то в районе ключицы, другие — на плече. Но это не всё. Раны старые, мне неизвестные, источающие нестерпимый холод, спрятанные под одеждой, похоже, даже от других тальпов.

Бабушка говорила, что предки были во многом не так развиты, как эдемы… Но всё-таки, неужели совсем не способны к исцелению?..

— Иоланто, что с твоим телом? — шепчу я еле слышно.

Незнакомец сначала подозрительно прищуривается, но потом в его глазах мелькает понимание, и лицо становится каменным. Мой вопрос остаётся без ответа.

Я несмело поднимаюсь, и парень повторяет за мной. Он отступает, чтобы я могла вернуться к креслу. Но вдруг резко поднимает руку, и я подпрыгиваю на месте, готовая забиться обратно в угол.

— Не пугайся, — предупреждает парень сухо. — Я ведь обещал…

Он достаёт из-под одежды кулон и снимает цепочку через голову. Кулон чуть поблёскивает и переливается нежным лимонным оттенком на протянутой ладони парня. На мгновение наши взгляды встречаются, а когда он кладёт украшение на мою ладонь, наши руки на миг соприкасаются. «Обожги!» — кричит во мне голос, но я лишь поспешно одёргиваю ладонь от сухой прохладной руки парня. Я сжимаю в ладони кулон, источающий тепло, с осторожностью и трепетом, словно это самое дорогое, что у меня есть.

— Каким виртуальным миром ты восхищалась, создавая этот образ?

Когда незнакомец задаёт вопрос, его голос звучит чуть мягче, чем прежде, но он использует неизвестные мне тальповские слова, и я теряюсь, не представляя, как ответить.

— Выглядят, как настоящие.

Парень скользит взглядом по бутонам, отыскивая, где они погружаются в кожу.

— Они и есть настоящие, — откликаюсь я даже не обиженно — изумлённо: как будто бывают искусственные. — Тело просто исцеляется.

«Обычное дело», — так и хочется добавить, но парень смотрит широко распахнутыми глазами, а за зеркалом начинается спор — такой отчаянный, что я ни слова не могу разобрать.

— И как это происходит? — сглотнув, произносит он.

Мучитель шикает на других тальпов и улыбается, ожидая ответа.

— Мысленно, — говорю я. — Сознание работает до тех пор, пока рана не затягивается.

Парень смотрит на меня недоверчиво, и его подозрительность передаётся мне. «Разве так поступили бы Флика, Гилар или Фортунат? С ними не следует разговаривать!» — угрожающе предупреждает внутренний голос, и я решаю, что больше не скажу ни ему, ни другим тальпам ни слова о себе или эдемах.

А потом на лице парня я распознаю не удивление, а настоящий шок, когда, глядя на меня, он произносит едва слышно:

— Кто ты такая?

В эту минуту Мучитель торжественно хлопает в ладоши, а затем прямо над нами раздаётся его гудящий голос:

— Я знал, что эта работёнка для тебя, Дэннис. Поздравляю, с первой задачей ты справился.

ГЛАВА 9 (ДЭННИС). NE VARIETUR

24 часа назад

Я вбегаю в комнату как раз в тот момент, когда раздаётся болезненный стон.

Она лежит на диване. На щеках ссадины, словно следы побоев, из носа течёт кровь, губа разбита, но самое ужасное другое: футболка, перепачканная кровью, задрана и собралась под грудью, а ниже на рёбрах я вижу рану, края которой стянуты стежками, сделанными наспех. Чуть в стороне от дивана валяется окровавленный столовый нож.

— Что произошло?! — кричу я.

* * *

Было время, и я верил в то, что всё в мире работает, как часы. И даже страшные вещи, о которых я слышал, но не осознавал их, казались необходимой частью большой интересной игры. Но это время давно прошло.

Я просыпаюсь в холодном поту в тот самый момент, когда раздаётся оглушающий звук, как будто прилетели НЛО и пытаются выйти на связь с человечеством. Будильник даёт мне лишь одну попытку нажать на отбой, но я как на зло промахиваюсь: колёса приходят в движение, клоки спрыгивает с тумбочки и даёт дёру. Микропроцессор гудит, обеспечивая случайный выбор траектории движения. В моей квартире не так много места, но будильник умудряется каждый раз найти такое местечко, чтобы у меня не было возможности кинуть в него что-нибудь тяжёлое и спать дальше. Моя кровать находится в нише, прямо под потолком, и в прошлый раз, после падения с такой высоты, клоки хотя бы заткнулся на некоторое время. Теперь же ему везёт больше, а мне — меньше. От того, как он крутится, подобно юле, и жужжит громче, чем рой пчёл, хочется спрятать голову под подушку.

— Выключить! — практически выплёвываю я голосовую команду. — Я проснулся!

— Нам необходимо знать наверняка, — раздаётся приветливый женский голос. — Ты уже дважды отключал клоки и ложился спать дальше, из-за чего, по моим прогнозам, опоздаешь на работу примерно на тридцать минут, при условии, что потратишь на сборы в среднем столько же времени, как и обычно. В ином случае я вынуждена прибегнуть к более серьёзным мерам для того, чтобы…

— Понял, — признаюсь раздражённо, вынуждая виртуальную секретаршу завершить отчёт. Наконец клоки замолкает.

Моя кровать под самым потолком, и я смотрю на него, белый с голубоватым отливом. Изо дня в день я упираюсь взглядом в безжизненный чистый лист, пустой, как моя жизнь. Можно было бы что-нибудь нарисовать на холсте, но нет желания. Зачем? Бумажный носитель давно не в чести, а мне как разработчику виртуальных миров тем более не к лицу марать бумагу.

— Я должна знать наверняка, что ты больше не уснёшь, — назойливо напоминает голосовой робот, и я с тяжёлым вздохом касаюсь рукой сенсорной плёнки на потолке.

Она загорается сначала голубоватым светом, а потом появляется запись.

Медный оттенок тёмных волос. Властный разлёт бровей. Миндалевидные чёрные глаза. — Именно такой я хочу помнить эту потрясающую женщину, а не тот образ, что вновь и вновь является во снах — с разбитой губой, кровью из носа и раной на рёбрах, края которой наспех стянуты стежками.

— Что бы ни было, оставаться человеком — единственный выход, — убеждённо говорит женщина мелодичным голосом, и её глаза смотрят как будто в саму душу. — Делать то, что диктует совесть, даже если это затронет близких. Кровное родство ещё ничего не значит.

Это её последняя запись, сделанная в день переселения на станцию. Много лет назад.

По-настоящему мне были дороги только двое. Одной из них уже нет в живых. Очень давно, но до сих пор глядя на запись и видя её лицо, я чувствую, как сердце останавливается.

Другая…

В моём сознании сразу же появляется юное личико, усеянное веснушками, окружённое ярко-рыжими кудрявыми волосами. Бирюзовые глаза контрастируют с цветом локонов и сияют ярко. Властный разлёт бровей мог бы придать девушке дерзости, однако она улыбается, и справа один зуб немного заходит на другой. Это так мило.

Я мог бы продолжать за неё борьбу, но, если ты проигрываешь в поединке год за годом, наступает момент, когда твой инстинкт нападения больше не может защитить. Теперь шестое чувство подсказывает бежать и прятаться. Иначе пострадают твои любимые.